Хроники города Энск

Никогда не общавшаяся с господином Кобаяси в неформальной обстановке Хаякава была всегда немного предубеждена против него и искренне недоумевала, за что семейство Пастрано так любит этого чопорного аристократа. Не потому же, что он сделал Саломею своей наследницей и время от времени дарит ей и её домочадцам ценные подарки! Разумеется, это достойно уважения и благодарности, но... Она не раз видела, с какой радостью встречают дорогого гостя Луиджи с Саломеей и её дедушка и бабушка, как с визгом повисает у него на шее Лея, а близнецы не слезают у него с колен. Всё это было выше её понимания. Лишь теперь, прожив бок о бок с ним в течение нескольких месяцев, Хаякава стала замечать, что и она не устояла против чар господина Кобаяси, и незаметно для себя понемногу оттаяла. Ей нравилось его общество, его безупречная вежливость, доброжелательность ко всем, начиная от майора Агеева и заканчивая новорожденным малышом-грифоном. К её немалому удивлению, он оказался чрезвычайно интересным собеседником и замечательным рассказчиком, слушать которого она могла целыми часами. Порой она ловила себя на мысли, что, не будь в её жизни Стефано, она могла бы безоглядно влюбиться в него, невзирая на почтенный возраст и весьма необычную внешность... За месяц, проведённый на Лапуте, господин Кобаяси успел сделать очень многое. Он взял на себя всю бумажную работу, заметив, как ненавидит Хаякава корпеть над конторскими книгами, помогал ей и Стефано пересаживать растения, составлять сложные почвосмеси и подчас не самые приятные для обоняния удобрения, не боясь испачкать дорогое платье и холёные руки в грязи. По вечерам, когда все обитатели Лапуты собирались в большой гостиной, он развлекал их рассказами о своих приключениях во времена бурной юности или с не меньшим удовольствием читал вслух, если присутствующим хотелось побыть наедине со своими мыслями. В последнее время на летающем острове прибавилось гостей и постояльцев. Правда, по большей части это были свои: то Саломея передаст «гостинчик от бабушки» – гигантских размеров корзину с разнообразной выпечкой, то Тихиро и Хаку, до этого посещавшие Лапуту пару раз в жизни, «зайдут на огонёк», то появятся при всём параде товарищ генерал-майор и Генри... Аурелио и Лауретта проводили на Лапуте все выходные, а Луиджи так вообще практически поселился здесь, покидая остров только к ночи и возвращаясь рано утром. У господина Кобаяси и Стефано возникла идея украсить оранжерею небольшим декоративным прудиком с золотыми рыбками. Правда, самостоятельно осилить столь сложный проект они не могли и обратились за помощью к Луиджи, у которого уже был удачный опыт создания пруда с карпами кои с полностью автоматизированной системой очистки дна, фильтрацией воды и кормушкой для рыб. За основу взяли огромную керамическую вазу из закромов самого господина Кобаяси, две ночи просидели над проектом, запаслись всеми необходимыми материалами, и работа закипела. Недели через две всё было готово и на Лапуту началось настоящее паломничество: всем хотелось поглядеть на новую диковинку – совсем как настоящий, даром что в здании, пруд с крохотным фонтанчиком, цветущими водяными лилиями и диковинными вуалехвостыми рыбками, таинственно поблескивающими в лучах солнца округлыми золотыми бочками. Хаякава понимала, что всё это совершалось ради неё и Леи, и была глубоко благодарна за ненавязчивую заботу и деликатное внимание родных и друзей. Обе молодые женщины очень тяжело переживали случившееся с Акиро, и лишь благодаря поддержке близких не утратили интерес к жизни. Какие чудеса изобретательности проявляли окружающие, чтобы ни на миг не оставлять их наедине с грустными мыслями! И фоном всего этого звучал тихий голос господина Кобаяси, в спокойной уверенности которого и Лее, и Хаякаве слышалось: «Всё будет хорошо! Всё образуется!» Молодым женщинам казалось, что он всегда находится на острове. Стоило ему понадобиться кому-нибудь – и он тут же оказывался рядом. Однако Хаякава догадывалась, а позже это подтвердилось, что он каждый день навещает Акиро. Как-то раз она стала случайным свидетелем разговора между господином Кобаяси и её отцом. – Что с Акиро? – с тревогой спрашивал Хаку. – Он по-прежнему отказывается встретиться со мной или хотя бы с Тихиро? – К сожалению, да... – с тяжёлым вздохом отвечал господин Кобаяси. – Он растерян, подавлен, не находит себе места от беспокойства. Стефано и Лео поддерживают его, как могут. Я делаю всё возможное, чтобы вселить в него уверенность в том, что рано или поздно к нему вернётся человеческий облик. Луиджи и Святогор дежурят по ночам. Но... – старик покачал головой. – Мы не всесильны! У мальчика тяжёлая депрессия, он не хочет и не может принять свой новый облик. Пожалуйста, господин Кохакунуси, поторопитесь! – Вы думаете... – окончательно разволновался Хаку. – Вы уверены, что он..? – Не покончит с собой? – докончил за него господин Кобаяси. – Уверен. Он слишком любит своих близких, чтобы нанести ему такой удар. Дело в другом... Акиро очень быстро угасает. Его новый организм не принимает пищу, он очень мало пьёт и почти совсем не двигается. После того безумного полёта, последовавшего за превращением в дракона, он ни разу не поднимался в воздух. Он боится летать... Нет, даже не так. Похоже, он боится сам себя... Рядом с Хаякавой, за стеной пышно разросшегося плюща кто-то горестно всхлипнул. – Лея? – резко вздрогнув, позвала молодая женщина и, вскочив с места, бросилась к подруге. – Лея, милая... Ты слышала, да? Всё слышала? Что же теперь делать?! – Это я виновата... – закрыв лицо руками, сквозь слёзы прошептала Лея. – Только я и никто другой. Ну что мне стоило смолчать?! Пропади он пропадом, этот сержант! – Ни в чём ты не виновата, – твёрдо сказала Хаякава. – Думаю, рано или поздно это всё равно случилось бы, не по такому поводу, так по иному. Как говорит господин Оуэн-Рейфорд, это была сильнейшая реакция на стресс, и хорошо, что произошло именно это, а не что-то во много раз худшее... – Все говорят, говорят... – застонала, перебив подругу, Лея. – Только и делают, что говорят, и ничего не делают... Ну хоть что-то же они должны найти! Хоть какое-то средство!!! – сама не замечая, когда, Лея сорвалась на крик. – Он умирает, Хаякава! Слышишь?! Умирает! И никто – никто, слышишь?! – не может ему помочь! Если бы мне сказали: «Отдай своё сердце – и Акиро поправится», – я бы своими руками вырвала сердце из своей груди! О боги... – и, спрятав лицо в ладонях, Лея страшно зарыдала. ... Хаку рванулся было к дочери и невестке, но господин Кобаяси удержал его. – Они всё слышали, – огорчённо прошептал он. – Не стоило начинать этот разговор, не убедившись, что здесь никого нет. Ну что ж, сделанного не воротишь. Уйдём отсюда. Сейчас они всё равно нас не услышат. Девочкам нужно выплакаться. Поверьте, друг мой, своим появлением вы только подольёте масла в огонь. Сделаем вид, что ничего не слышали. Вам нужно возвращаться домой, а я... – господин Кобаяси огляделся по сторонам. – Я засяду за каталоги. Ступайте, друг мой, и, умоляю, ищите средство спасти Акиро как можно скорей! В одном из заброшенных помещений некогда процветающего химзавода царила гулкая тишина. За окнами, вместо давным-давно выбитых стёкол забитыми Луиджи кусками фанеры, выл ветер. На бетонном полу, ледяном от холода и сером от пыли, лежал угольно-чёрный дракон и с тоской прислушивался к этим заунывным стенаниям. Рядом, аккуратно сложив могучие крылья и положив голову на скрещенные лапы, дремал светло-серый. Тянувший откуда-то сквознячок слегка шевелил его белую гриву и заставлял его изредка вздрагивать во сне. Не в силах дольше слушать плач ветра, чёрный дракон положил голову на одну лапу и попытался закрыть свободное ухо другой, но у него ничего не вышло. Зато, услышав необычный шорох, тут же очнулся от дремоты серый дракон и, не меняя положения, поднял на него глаза. Чёрный дракон тотчас вышел из себя и хотел броситься на товарища, но всё, что он смог, это дёрнуться вперёд и рухнуть без сил на пол. – Акиро, ну чего ты? – расстроенно воскликнул Луиджи, мгновенно превратившись в человека и торопливо ощупывая голову друга на предмет возможных повреждений. – Нигде не болит? А тут? Акиро отрицательно помотал головой и попытался вырваться, но не смог и лишь тихонько застонал от невыразимой душевной муки. – Что ты над собой учинил? – укорил его друг, усаживаясь рядом с ним на пол и осторожно укладывая его голову к себе на колени. – Лежишь с пыли, на холодном полу...Не ешь, не пьёшь, не двигаешься. Хочешь заболеть, да? Акиро молча закрыл глаза. – Кому ты решил насолить? – не унимался Луиджи. – Сержанту? Товарищу генералу? Может быть, матери или отцу? Или родной сестре? А может, Лее? «Нет, нет, конечно, нет!» – отчаянно помотал головой Акиро. – Кому тогда? Неужели себе? Чёрный дракон лишь тяжело вздохнул и заскулил. – Бедный ты мой... – торопливо смигнув навернувшиеся слёзы, пробормотал Луиджи. – Что нам делать, а? Как тебе помочь? Акиро странно дёрнулся и на мгновение обмяк, затем вернулся в прежнее состояние. · Ну, нет! – воскликнул, поняв его жест, Луиджи. – Прости, дружок, но убивать тебя никто не будет. Все наши день и ночь ищут способ вернуть тебе прежний облик, так не стоит их разочаровывать! Только представь – они летят сюда с радостной вестью, а ты лежишь себе, смирненький, холодненький, мечта таксидермиста! Акиро издал тихое фырканье, которое его друг и тесть решил счесть смешком. – А помнишь, – слегка развеселился Луиджи, – как мы с тобою познакомились? Ты был смешным десятилетним «ботаником», а я – дурнем с одной извилиной в мозгу, да и то прямой... Помнишь, как показывал мне свои рисунки? Мне они казались, да и сейчас кажутся, такими красивыми, такими... м-м-м... профессиональными, что ли? Это потом я узнал, что у тебя на родине рисование – такой же обязательный предмет, как у нас математика или, скажем, история, и ужасно обрадовался, когда твой отец уделил ему большое внимание в нашей школе... А помнишь, как мы с тобой играли в футбол? Это было так здорово! Интересно, как это выглядело со стороны, когда гоняют мяч мальчонка и здоровенный парень, причём оба с одинаковым щенячьим восторгом? Нет, ну ты-то ладно, а я, наверно, выглядел дурак дураком... Акиро поднял глаза на Луиджи и укоризненно взглянул ему в лицо. – Правда-правда, – усмехнулся Луиджи. – С тех пор я чуток поумнел и понял, каким дурнем был в юности. Да Лео со Стефано на моём фоне казались просто вундеркиндами! Не говоря уже о тебе. Иногда, веришь, я чувствовал себя твоим младшим братом... Да-а... А помнишь, как ты узнал, что я дракон? По угольно-чёрной шкуре Акиро пробежала еле заметная дрожь. – До сих пор страшно, да? – рассмеялся Луиджи и потрепал друга по голове. – Трусишка! Ты боялся даже подойти ко мне, не то что потрогать. И был единственным существом в Энске, кроме, может быть, комаров и мух, которому могло прийти в голову меня бояться. А наш первый полёт, а?! При воспоминании об этом Акиро так расфыркался, что Луиджи забеспокоился, не станет ли ему дурно. Однако даже проблеск веселья пошёл Акиро на пользу: его глаза заблестели, в тело, казалось, влилась толика силы. Он приподнял голову и слегка облизнулся. Заметив это, Луиджи тотчас предложил: – Хочешь попить? Акиро кивнул. Луиджи подтянул к себе бутылку с водой, налил половину в широкую глиняную миску и пододвинул дракону. Тот принялся жадно лакать, но сделав несколько глотков, закашлялся, отвернулся и затих. «Да что же с тобой, дружочек? – с болью в сердце подумал Луиджи, тихонько гладя растрёпанную, кое-где свалявшуюся в колтуны гриву Акиро. – Что делать? Как тебе помочь?» До его ушей донёсся звук быстро приближающихся шагов. В помещение почти вбежал господин Оуэн-Рейфорд-третий. Его глаза сияли необычайным воодушевлением. – Ребята, – проговорил он, не скрывая радости, – не хочу вас слишком обнадёживать, но, кажется, мы нашли способ вернуть Акиро человеческий облик! Через полчаса здесь будет генерал-майор со своими товарищами. Луиджи, вот тебе щётка, расчеши Акиро гриву. Не годится показываться людям в таком виде. Акиро, малыш, взбодрись! Что-то подсказывает мне, что твоя печальная история приближается к развязке!