Лекарство от безумия

Снег предательски скрипел под ногами, от крепкого мороза деревья трещали, в такие дни многие предпочли оставаться в избах, не высовывая своих носов из натопленных домов, наводя в глиняных чашах не менее вкусные отвары из шиповника, да ромашки, и лишь немногие гонимые неотложными делами, как и Настя шли по натоптанной дороге кутаясь в подбитые овчинным мехом тулупы, знать в такие дни предпочитала не выходить лишний раз, да и зачем им? Если завсегда можно послать батрака и тот сломя голову, сквозь метель и зной, выполнит любое поручение да ещё и за гроши, а то и вовсе за кусок хлеба, да крышу над головой. Поправив сползавшую с плеч исхудавшую за столь долгое время шаль, Настя попыталась отмахнуться от глупых мыслей, вспоминая нравоучение покойной бабки: не лезь, Настька, с расспросами, жизнь любит сговорчивых, ты у меня одна, вот станешь травницей, как и я, будешь сытой всегда, а что бедны мы, так не всем бог богатства дал, видать доля твоя такая, нечего завидовать, зажиточные, поди тоже плачут. Но, о ремесле травницы Настасье пришлось забыть, пятый год пошел, как не стало Авдотьи, и обучать её стало не кому, близких не осталось, и город вмиг стал для неё чужим. Многие сочувствовали, но взять на пропитание ещё один рот, желающих не нашлось, оно и понятно, кому нужна безродная, никому не нужная девчушка, таких вон погляди, так в каждом дворе полно, если каждого жалеть, свои голодать будут. Облака так низко проплывали над землей, что казалось вот-вот их можно будет пощупать руками, но Настя забыла когда в последний раз вообще смотрела на небо, да и зачем? В бога она больше не верила, а церковь приходилось обходить седьмой дорогой, из-за страха, или всё же совесть порой грызла, как грызут подвалы жирные крысы у зажиточных горожан, быть может в глубине души, всё же и впрямь был страх божественного наказания, о котором поют священнослужители? Или это лишь страхи, очередные, ничего не предоставляющие на самом деле... страхи, от которых вновь пришлось отмахнуться, как от назойливой мухи. Об этом она сможет подумать позже, когда отдаст заказ Ивану, и получит ночлег, а если повезет то может и один серебряник, но на такую роскошь слишком сильно надеяться не стоило, Иван был из тех, кто вообще с неохотой платил, а вот на тумаки,и пинки, был щедр, как и многие в таком деле, но хоть не приставал, как к другим оборванцам, да и вообще не видел в ней женщины. Да и как можно было в ней увидеть? Всегда голодная, с огромными, серо-грязными почти что блеклыми глазами, худощавая, с неровно подстриженными волосами, вечно спрятанными под сукновой шапкой, да потрепанные в заплатах штаны подвязанные ремешком свисали, делая её фигуру сродне пацанской, нужно быть полным идиотом что бы вообще залезть на такую. Двери во двор отварились и Настасья юркнула в просторный двор, замечая краем глаза ещё двоих оборванцев, что пришли явно раньше неё и теперь сидя на промерзлой скамье с жадностью уплетали кашу из недоваренного пшена, да запивая всё обычным кипятком, но есть хотелось настолько, что и это было сродни боярскому столу, что доводилось порой видеть в окнах дворян. Тяжело вздохнув и облокотившись на изгородь, девушка скинула с плеча мешок, сегодня ей повезло и на свой ночлег она заработала. — Эй мелочь, где ворона? — мальчишки на секунду притихли, и у одного от страха, аж ложка выпала из рук, но быстро спрыгнув со скамьи и подняв её, вновь вернул предмет в неостывшую ещё до конца кашу. — В сарай его увели, — буркнул один из пацанов, что был по старше с россыпью рыжеватых веснушек, с глубоко посаженными поросячьими на вид глазами, другой же озираясь по сторонам будто прикусил язык и вовсе притих, не желая объяснять деталей. Настасья порой не понимала, что этот парнишка вообще забыл здесь, его вполне могли взять в ратники, ну или на худой конец конюхом при княжеском дворе, высокий, крепкого телосложения, с вечно улыбающимися глазами цвета янтаря с золотистым отливом, на него зачастую даже боярские дочки заглядывались, что уж говорить о крестьянских, он был красив, жаль, что за душой у него, как и у самой Насти не было ни гроша, как и семьи, что могла бы поставить их на ноги и направить по нужному пути... не на правили и лишь по этой причине они оба в этой дыре, вновь и вновь пытаются выжить, получаю тумаки, и пытаясь зализать полученные раны, что бы вновь отправиться на задание, желая прожить ещё один бессмысленный день. — Не мели чепухи, Степан, какой к чёрту хан? На какой мы ему сдались? Иван размяв шею с раздражением взглянул на старика, что сминая в руках лисью шапку от волнения переминался с ноги на ногу, будто его что-то волновало и приближалась некая угроза о которой ещё никто не знал кроме этого немощного старика. — А я говорю войско к городу движется, вот помяни моё слово, собаки эти нечистые ещё покажут себя, поговаривают... — голос старика перешёл на заговорческий шепот, заставляя Настю тоже прислушаться, склонившись чуть ниже, Иван будто и впрямь хотел услышать что-то стоящее. — Что их ведёт некий Батус...Батыльс, чёрт бы побрал, забыл я имя окаянного! — Будет тебе! Иди лучше коней накорми, да кого нибудь печь растопить отправь, полно не былицы слушать из местной харчевни, там поди и не такое ещё придумают, а ты, старый, уши развесил... смотри, Степан, отрежу одно, что бы всю ахинею в дом не тащил! Старик лишь махнул всё той же лисьей шапкой и натянув её до самых бровей, медленно поплелся в сторону конюшней, оставляя Настю, да двоих пацанов наедине с Иваном, те в свою очередь не желая лишний раз попадаться под руку хозяину быстренько ретировались, и теперь только Настя немигающим взглядом смотрела в перепуганные глаза мужчины, не ужели старик и впрямь не врал? Тогда монголы вскоре будут здесь, и что же им нужно? Зачем пришли, столько вопросов, но задать Ивану хотя бы один из них мог обернуться для неё очередной поркой, а этого не хотелось. — Хозяин, — девушка позвала его настолько тихо, что на секунду, ей показалось, что она и вовсе не сказала и слова, а лишь подумала об этом. Но Иван услышал её, направив тяжелый взгляд на её хрупкое тело, оглядывая быстрым взглядом, будто она и человеком-то не была вовсе, хотя так наверное и было, для него, они лишь вещи, рабы, что выполняют все поручения, и зачастую не совсем законные, но об этом никто не знал, считая его уважающим купцом, хорошим отцом и мужем. Что иногда вызывало только смех в кругу оборванцев и бродяг, что доводилось иметь с этой мразью хоть какое-то дело. — Ааа, это ты, девка, поди сюда... Настя на негнущихся ногах побрела к хозяину, надеясь, что сегодня ей всё же удастся избежать тумаков, в животе предательски урчало, уже второй день она ничего не ела и теперь наблюдая, как меняется настроение Ивана, можно было смело сказать, что еду она вновь не получит, ну хоть лицо оставят быть может без ссадин и уже хорошо. Схватив девчонку за ухо и дернув на себя, мужчина зашипел ей в лицо сквозь стиснутые зубы заготовленный уже заранее текст. — Ты, мелкая паскуда, когда вернуться должна была? — небрежно оттолкнув хрупкое тело от себя, Настя сразу же отбежала чуть в сторону будто это могло спасти, никогда не спасало, но инстинкт почему-то отскочить, всегда был выше неё, иллюзированная защита, никчёмная, ненужная, но такая важная для неё в такие моменты, страх вновь сковал все движения, хотелось заскулить, как раненный зверёк сжаться клубком, лишь бы это поскорее закончилось, так не хотелось вновь испытывать боли, но боль уже давно стала их союзником, к которому постепенно привыкаешь, хочешь ты того или нет. Резкая и довольно болезненная пощечина заставила девушку задохнуться и прийти в себя от оцепенения. Настя тяжело вздохнула, раны на теле отдавали тягучей болью, покрывающие ее тело: ссадины, порезы и синяки, за такое короткое время они стали неотъемлемой частью ее самой. Глаза вновь наполнились слезами и горячие дорожки соскользнули по щекам, орошая ссадины на руках. Однако боли она не почувствовала, то ли оттого, что давно привыкла к таковой, а может дело в том, что все эти раны, на самом деле, покрывали не физическое, а астральное тело, ее душу. И следующая слеза больно обожгла грудь. — Прошу, не надо, я..я, всё выполнила, — заикаясь девушка упала на колени, моля о пощаде, но в его глазах не было и капли сострадания, она не первая и не последняя, таких не жалеют, а выбрасывают за ненадобностью, и берут новых. — Хорошо, ты молодец, иди... отдохни. Похлопав её по щеке, Иван поднял с притоптанного снега мешок заглядывая внутрь, чательно проверяя содержимое, ей и впрямь удалось стащить кинжал из слоновой кости подаренный княжичу иностранным послом, в детали он никогда их не посвящал, но работа была выполнена безупречно и девчонка не попалась, попадись она уже давно была бы на виселице или её голова украшала стены крепости, но этого не случилось, сегодня по крайней мере, а что будет с ней завтра? да какая разница, если её жизнь по сути не стоит и ломаного гроша.

***

Молодой хан стоя к военачальниках спиной, медленно провёл подушечками пальцев по поверхности карты, думая о чём-то своём, в его обсидиановых глазах сверкнуло пламя, и тут же исчезло, словно это лишь отголоски тумана, что рассеивается каждое утро по бескрайним степям, опадая росой на поблекшую траву. Чёрные, мягкие волосы ниспадали ему на плечи, делая его образ обманчиво женственным, обманчиво настолько, что могли повести неверного в заведомо ложном направлении, все его черты лица говорили будто о робком характере, и неумении владеть оружием, но опасность, что была на поверхности, зачастую не видно, так было всегда... — Субудай, сколько может продлиться осада этого города? Молодой хан обернулся к троим своим верным воинам, наблюдая, как их лица освещает огонь, у многих были шрамы с прошлых боёв, многие из них не переживут этот поход, это молодой хан понимал, и принимал как должное, великие сражения всегда требуют крови, и жертв, как бы не хотелось этого, но смерть, как и слава, величие, зачастую идут рука об руку, от этого становилось грустно. Улыбнувшись краешком губ, хан сделал несколько шагов, шелест его одеяния слов ветер прошелся по степному дворцу. — Шесть дней, и ни днем больше...