И они оба счастливы.
***
— Я-я не хотел этого делать… — скелетик шмыгает, чувствуя влагу в глазницах. — Я просто и-играл с ним… просто дотронулся, а-а он… честно, я не хотел убивать его, это случилось нечаянно! Рипер громко плачет навзрыд, шмыгая и прижимая бездыханное тело лисенка ближе к себе. Этот лисенок за пару недель стало лучшим — и единственным — его другом. Они часто играли вместе в догонялки, следили за белками, зверек часто фыркал, за что скелетик ему дал прозвище «Фырчалка». Единственное, чего он не делал — так это не трогал его голыми руками. Ему отец говорил, что от этого лисенок может уснуть и не проснуться. Вот только маленький Рипер знал, что это называется смертью. Он слышал об этом и видел: видел, как умирают цветы, деревья. Но вот не мог поверить, что его прикосновения убивают. Тем не менее, скелетик всегда надевал перчатки, когда играл с Фырчалкой. Он не хотел вредить своему другу и терять его, он наоборот, заботился о нем: Рипер иногда приносил другу молоко, мясо, разговаривал с ним, играл, защищал от капканов и плохих ребят. Но сейчас скелетик захлебывается слезами, прижимая холодное тело мертвого зверька к себе и прося его вернуться. Маленькая оплошность переросла в проблему — он убил собственного друга. Рипер — убийца. От этого душа болезненно сжимается и он плачет громче, не обращая внимание на слова отца. На попытку отнять у него зверушку скелетик кричит и брыкается, ближе прижимая друга к себе. Он не отдаст его никому, он не хочет верить в то, что лисенок мертв. — Верни его! Есть же способ вернуть его к жизни? — с надеждой в голосе спрашивает Рипер, когда истерика проходит. — Есть же? Отец некоторое время молчит. Но, спустя пару секунд, он отрицательно качает головой. — Если вернуть его к жизни сейчас, то… Боюсь, это и на жизнь-то не будет похоже. Его душа мертва, понимаешь? А живое существо без души — это живой мертвец. У него нет эмоций, чувств, он ни на что не реагирует. Такое существо будет гнить заживо, единственное, чего оно будет хотеть — это поскорее умереть. Рипер молчит, слушая отца. Огоньки в его глазницах потухли, он тупо уставился в пол. В его душе что-то с хрустом надломляется и ломается, разбиваясь вдребезги. Он в последний раз прижимает лисенка к себе, а уже потом смотрит на отца потухшим взглядом, полного скорби и сожаления. — Давай похороним его во дворе? — глухо просит Рипер. — В коробке. И… Можно я скажу на прощание пару слов? Как тот дядя в черном, когда мы были на кладбище. Он опускает взгляд вниз и смотрит в глаза друга, взгляд которого стал стеклянным и отчужденным. Скелетик крепко сжимает зубы и утыкается переносицей в мордочку зверька, шепча извинения и прося прощение.Один.
***
Даст приходит почти каждый день. Чаще всего он навещает Рипера вечером, когда кроме него нет никого. Тогда убийца подходит сзади и обнимает монаха за талию, кладя голову ему на плечо и шепча о том, что произошло за день. Иногда он просовывает руки под мантию Рипера или целует его в шею, на что всегда получает по рукам или тычки в бок. Уж чего-чего, а лишать себя невинности Рипер не даст ни под какими уговорами. Он и так нарушает устав, а уж за это его точно вышвырнут. Так что на уговоры своего парня он всегда отвечает «нет». — Ты такой недотрога, Рип, — мурлычет убийца, когда тот перехватывает его руки из-под одежды и вытаскивает их. — Не будь ты таким замкнутым, я бы поимел тебя прямо здесь. — Это уже слишком, — неловко бормочет Рипер, громче добавляя: — Даст, это же грех. Я и так уже нарушил кучу правил… — И что? Это тебе совершенно не мешает лишиться невинности. Ты уже насквозь пропитан грехами. Так что, Святой Отец… Не такой уж Вы и святой. Послушник тихо фыркает и складывает руки на груди. В этом с Дастом не поспоришь, он абсолютно прав. Какой из него святой отец, если он столько грешит? Его давно пора выпинать из монастыря, такому, как Рипер, здесь делать нечего. Вот только… Куда ему податься? Обратно к брату? Отцу? Нет, он уже давно решил для себя, что ни за что ни вернется к ним. Рипер не вернется к старому образу жизни, он не станет снова убийцей… Уж лучше быть выкинутым на улицу, чем снова убивать невиновных. Пока монах размышлял, он перестал обращать внимание на Даста. А тот решил воспользоваться задумчивостью послушника и снова полез к нему под одежду: он засунул руки ему под мантию, поглаживая его ребра и слабо царапая их, на что получил слабую дрожь со стороны второго. Послушник закрыл рот руками, сдавленно замычав на укус в шею и мельком взглянув на икону, находящуюся перед ними. Взгляд с иконы кажется суровым и проницательным, такое ощущение, что он осуждает двоих скелетов за их действия. От этого стало как-то не по себе, и Рипер ежится, отводя взгляд в сторону. — Даст, — шепчет он, когда тот прижимает его к стене и придерживает за ноги. — Прекрати, пожалуйста. — Неа, детка, терпи уж. Ты же знаешь, я далеко все равно не зайду. — убийца широко улыбается и снова кусает шею послушника, на что тот сдавленно стонет и обнимает его за плечи. Послушник обнимает Даста за талию ногами, чтобы не упасть, и жмется ближе к нему. Краем глазницы он замечает осуждающие взгляды икон, но он почти сразу закрывает глазницы, отдаваясь целиком возлюбленному.Ему было с самого начала их отношений плевать на моральные принципы.
***
— Тори, а ведь правда, что… Что все имеют шанс исправиться? Рипер украдкой смотрит на собеседницу, но вскоре отводит взгляд, теребя в руках мантию. Ему непривычно общаться с Ториэль, он почти что в первый раз ее видел. А видеть добродушную улыбку, адресованную именно ему, было для него странно и непривычно. — Конечно, дитя мое. Даже самый плохой может измениться, если постарается, — монстр мягко улыбается новоиспеченному послушнику. — И ты имеешь право на искупление своих грехов. Ты же не виноват в том, что случилось так давно, верно? У тебя просто не было выбора. — А если я влюбился в монстра, который не может быть со мной, и мы одного с ним пола? — выпаливает Рипер давно интересующий его вопрос, синея от стыда. — Ну, если была бы такая ситуация… Ториэль непонимающе вскидывает брови, смотря на скелета. По его лицу не особо верится в то, что он просто сделал предположение. Скорее даже наоборот. Но она всего лишь понимающе улыбается и протягивает вперед лапу, трепля послушника по голове. — В любви нет ничего плохого, дитя мое. Любая любовь прекрасна, даже если она однополая. Рипер поднимает глаза на Ториэль и смотрит на нее, ожидая увидеть насмешку или презрение. Но ее голос настолько ласковый и добрый, а на лице нет и тени осуждения. Скорее только сочувствие и некое сожаление. Послушник чуть счастливо улыбается и кивает в знак благодарности. — Спасибо, Тори. В первый раз за несколько долгих лет существования он не почувствовал обвинения и презрения. К нему наконец-то отнеслись с пониманием, даже сочувствием, но не с насмешкой. Рипер смог почувствовать себя нужным. Он поднимается с земли и отряхивает полы мантии. Поклонившись на прощание и снова сказав слова благодарности, он спешит в здание монастыря. Он хочет поскорее увидеть того, ради кого затеял весь этот разговор. Рипер хочет просто поговорить с ним о своих чувствах, увидеть его поскорее. На входе он останавливается и неуверенно держится за ручку двери. А вдруг все снова пойдет не так? А если его опять отвергнут? А если… Он его вообще не увидит? Послушник мотает головой и без промедления входит в здание. Он ищет того, кто ему нужен, и находит сразу: такой же скелет, разве что у него мантия белая, и выглядит он иначе. Он стоит возле иконок и, кажется, молится. Рипер без колебаний срывается с места и почти что бегом доходит до скелета. Как же ему хочется обнять этого скелета, уткнуться ему лицом в шарф и прошептать «Скучал по мне, Развалинка?», а в ответ услышать недовольное ворчание. Но, вместо всего этого, он останавливается рядом, прячет руки за спину и неуверенно произносит: — Святой Отец, можно Вас на пару слов? Гено прерывается и обреченно вздыхает, поворачиваясь к Риперу. Он кивает ему, ожидая, пока тот продолжит говорить. — Святой Отец, я… — послушник запинается и немного заливается краской, но вскоре поспешно продолжает: — Я все еще люблю Вас. Могу ли я надеяться на взаимность? Видя кривую усмешку в ответ, он сжимает руками локти, крепче стискивая зубы. Он уже предполагает, что получит в ответ, но очень надеется, что в этот раз все будет по-другому. — Ты же понимаешь, что это невозможно? — священник вытирает кровь с подбородка и бегло осматривает Рипера. — Нам запрещено иметь отношения. Это нарушает устав, а ты же не хочешь нарушить его? — получив кивок, он продолжает: — Мне очень жаль, Рип, но ты упустил возможность. Если бы ты появился раньше, возможно, я смог бы ответить взаимностью. Тот кивает и молча смотрит в пол. Чувствуя чужое прикосновение к своей голове, он жмурится. Он слышит удаляющиеся шаги и шорох одежды, после чего наступает тишина. Послушник поднимает голову, поспешно вытирает набежавшие на глазницы слезы и быстрым шагом удаляется к себе.Два.
***
— Почему ты зовешь меня святым отцом? — спрашивает Рипер, краем глазницы смотря на собеседника. — Я ничем не примечательный монах, пока еще не отец. Почему именно такое прозвище? Он украдкой смотрит на витражи и щурится, стараясь разглядеть узоры. В темноте мало что видно, но он замечает, что на одном из стекол цвет стал блеклым, и что оно само стало бесцветным. Но витраж послушника не особо интересует, он снова разворачивается к убийце и ожидает его ответа. — А тебя не волнует то, что я прихожу к тебе поздно вечером всегда? — с тихим смешком отвечает Даст. — Не знаю даже, наверное потому, что ты в первый раз отпустил мне грехи. Помнишь? Тогда ты не был еще монахом. — Я тогда выполнял свою работу, — бурчит в ответ Рипер. — И я просто посчитал, сколько раз ты согрешил, а потом решал, куда тебя отправить. Хотел в Чистилище, но… — Но ты решил дать мне второй шанс, — продолжает за него тот. — Знаю, слышал, ты об этом уже говорил. Не решился убить меня, оставил в живых. Думал, что я исправлюсь. Как видишь, не исправился. Он умолкает и отводит взгляд на свои руки. Он внимательно рассматривает нож, сковыривая с него присохшую грязь. В блеске стали он ловит свою отражение и чуть хмыкает сам себе. И как Даст успел докатиться до такого? — Тоже, может, в монашки податься? — вслух спрашивает он себя, переводя взгляд на Рипера. — Хотя, нет, ты мне лучше вот что скажи: тебя вообще не удивляет тот факт, что я каждый раз прихожу к тебе довольно-таки поздно вечером? — Нет, — честно отвечает тот. — Зло ведь работает исключительно поздно вечером и ночью, верно? Как… Город засыпает, просыпается мафия. Так ведь? Он слышит приглушенный смех собеседника и невольно улыбается. Конечно, он думает совершенно по-другому, но об этом сказать вслух не смеет. По мнению Рипера, Даст — демон-искуситель. Он быстро может свести тебя на свою сторону и ты погрязнешь в грехах так глубоко, что не сможешь увидеть солнце. А Гено — ангел. Он всегда рядом, но до него дорога лежит тернистая и опасная, не всякий сможет хотя бы дотронуться до него. Гено почти что воин света, звезда, находящая высоко на небосклоне. Поэтому до него достать трудно. Рипер выбрал Даста, потому что он понимает его. Он ведь тоже убийца, к тому же, послушнику нравится его действия. Ему нравится, когда его вжимают в холодную стену; когда прокусывают язык до крови при поцелуе; когда оставляют отметины на шее и плечах, что их потом приходится скрывать под одеждой от остальных.Ему нравится тонуть в грехах, хоть он сам этого и не замечает.
***
—…Убил ребенка и… Мне продолжать? Рипер опирается на косу и смотрит из-под полуприкрытых глазниц на поверженного убийцу. Зрелище, откровенно говоря, жалкое: на носовой кости трещина, из которой тонкой струйкой течет кровь, одна рука неестественно вывернута, толстовка вся в крови, и явно это не кровь предыдущих жертв. Убийца кашляет и жмурится от боли, хрипло дыша и пытаясь сидеть ровно. Все тело ужасно болит, малейшее движение приносит нестерпимое мучение. Скелет рад бы умереть, вот только его жнец уж слишком медлит, что начинает выводить из себя. — Убей ты меня уже, — сдавленно шипит убийца, приподнимаясь на локте. — Тебе сложно, что ли? Жнец мотает головой, когда его выдергивают из размышлений. Он некоторое время смотрит на убийцу невидящим взглядом, крепче сжимая косу в руках. — Ты действительно так сильно хочешь умереть? — спрашивает он, ослабляя хватку. — Разве у тебя нет причин для того, чтобы жить? — О чем ты? У меня? Причины жить? — Даст глухо смеется, после чего закашливается. — Думаешь, у убийц есть смысл жизни? Ничерта, нет никакого смысла. Вся моя жизнь — сплошная черта невезений. Я, черт бы тебя побрал, даже сдохнуть спокойно не могу! Рипер слабо дергается от такого тона, но быстро успокаивается. Все же его «жертва» права: смысла жить у него нет. Убийц никто не любит, уж это Смерть знает по своему горькому опыту. Жнец вздыхает и убирает свою косу. Не может он убить его, вот и все. Не хочет он снова чувствовать себя виноватым, чувствовать всю тяжесть грехов, которая на него возложена. Он просто устал. Устал и хочет одного — покоя и сострадания. — Ты не хочешь умирать, верно? — Рипер склоняет голову набок и щурится. — Не ври, я знаю, что не хочешь. Все те, кого я забирал, умирать не хотели. Так что… Радуйся, Даст, в этот раз тебе крупно повезло. Даст непонимающе уставился на Жнеца. С одной стороны он радуется, что остался живым, с другой… Лучше бы он умер, чем терпел все эти многочисленные раны и ушибы. — От того, что я тебя убью, убийц меньше не станет. — Смерть печально улыбается. — Просто… Постарайся начать все сначала, ладно? Думаю, это пойдет тебе на пользу. Прощай. Он отворачивается и уходит, не оборачиваясь назад. Он и так знает, что на него смотрят с непониманием и презрением. Не знал только, что они снова встретятся, и тогда его жизнь полетит под откос.Три.
***
В монастыре тихо, из окон в помещение льется яркий дневной свет. Их всего двое, один в белом, другой в черном. Они оба стоят рядом, смотря друг на друга, и первый явно не рад видеть второго. Тот, что в белом, молча сверлит взглядом того, что в черном, и второй ежится, как от холода. — Сейчас ты будешь осужден, — наконец произносит Гено, сложив руки на груди. — За все те грехи, что ты успел получить в течении жизни. Рипер невольно хмыкает. Подумать только, раньше он осуждал людей и монстров за их прегрешения, а теперь ему зачитывают грехи. Так странно, что эта роль теперь не его, а того, кого Смерть раньше считал идеалом своей жизни. Хотя Гено и сейчас таким был. — Ты отправил на тот свет много народу, — продолжает тем временем священник. — Это первый твой грех. Ты же знал это, верно? Впрочем, такова сущность смерти, не так ли? «Знал бы ты, Развалина, как я хотел избавиться от этого,» — этого вслух Рипер, конечно, не произносит. Он лишь слабо ежится и кивает. — Ты пытался соблазнить меня. Да, не отнекивайся, ты хотел меня. Хоть и знал, что я теперь не могу иметь любовные отношения ни с кем. Это — твой второй грех. «Если бы ты знал, почему я так липну к тебе,» — на этом моменте Жнец кротко улыбается, но молчит. Он ждет, когда святой отец закончит. — Кажется, ты говорил о том, что оставил убийцу в живых. Да, это довольно гуманно, но глупо. Глупо думать, что он исправится. Но, главное то, что ты не справился со своими обязанностями. И это… Просто твой недочет? И что же ты скажешь на это? Рипер некоторое время молчит, размышляя над ответом. В голову приходит дурацкая идея, он улыбается и тихо произносит: — Бог любит троицу, верно? Он глупо хихикает, вот только Гено в лице не меняется. Скорее он смотрит на Рипера, как на ненормального. Вздохнув, он потирает переносицу, бормоча: — Рип, ты же понимаешь, что быть монахом — это большая ответственность и куча запретов? — Конечно. Именно поэтому я хочу стать им. Жнец обнадеживающе улыбается, наблюдая за святым отцом. Когда тот уходит, то улыбка с лица Рипера исчезает и он становится угрюмым и печальным. Если бы не его способности, ни за что бы он сюда не пришел.***
Послушник складывает руки в замок и становится на колени, шепча молитву и прося прощение. Он просит прощение у своего первого друга. Рипер так и не смог простить себя за то, что убил лисенка. Он почти каждый вечер просит у него прощения и молится за упокой его души. Он просит прощение у отца и брата. Он слишком много наговорил им гадостей и убежал из дома, разорвав отношения и связи. Сейчас-то Рипер понимает, что он натворил, но вернуться обратно не может. Он очень надеется, что с ними все хорошо. Рипер просит прощения у Гено. Поначалу он именно из-за него пришел сюда, хотел быть ближе к нему. Это уже со временем он остыл к нему и перестал приставать. Но послушнику до сих пор стыдно за это. Он просит прощения за все, что успел натворить. Послушник просит прощение за тот необдуманный поступок, когда он оставил Даста в живых. С одной стороны он счастлив, с другой стороны на нем возложено большое количество грехов. Отказаться от монастыря или Даста Рипер не может. Так что каждый день он молится вечером перед одной и той же иконой, после чего встает и всякий раз вздрагивает, когда слышит скрип двери, и когда руки убийцы обнимают его за талию, прижимая к себе. Тогда он улыбается и поддается к нему, утопая в пучине безнравственности.И ему это нравится и прекращать отношения он не хочет.