Единственная любовь, которую мы знали

В доме было тихо, даже тише, чем обычно. Маленькая Люсиль сидела у себя в комнате, поджав колени к груди, опустив на них подбородок. Отец был не в духе. Наматывал круги по гостиной, и каждый его шаг отчетливо слышался в притихшем доме. Люсиль боялась даже нос высунуть, опасаясь, что ее отец вновь рассердится на нее, а синяки до сих пор не успели сойти с прошлого раза. Этот сентябрь не радовал хорошей погодой. Он был промозглым, сырым и серым, из-за чего простуды, горячка и кашель стали постоянными гостями поместья. Измотанная болезнью хозяйка Аллердэйл Холла, Беатрис Эбигейл Шарп, слегла еще неделю назад, а сегодня ночью у нее начались роды. Раньше срока. Сколько себя помнила Люсиль, а ей было всего пять лет, отец всегда кричал на мать. Он страстно желал, чтобы у них родился сын – парень, который продолжит славную фамилию, которому можно доверить свое дело, а девчонки… всего лишь девчонки. Бенджамин Шарп никогда не скрывал, что испытывает к своему единственному ребенку неприязнь, что не воспринимает ее серьезно, что дочери – это промежуточный этап в стремлении родить сыновей, которые продолжат род. Люсиль хмыкнула, вспоминая об этом, а затем горечь вновь подступила к горлу, заставляя сильнее сжать челюсти, не давая слезам проступить. Будто она виновна в том, что родилась девочкой! Будто она виновна в том, что единственная, кто выжил, среди их детей. О, да, мистер Шарп с удовольствием поменял бы ее на любого мертворожденного мальчика, или того, кто умирал в первую же неделю или две. А выжила лишь Люсиль, вот досада! «И этот ребенок тоже умрет,- не сомневаясь, и очень безразлично для своих малых лет подумала девочка,- А после этого хоть месяц из комнаты не выходи, всем достанется. И маме, и прислуге и мне…» Вскоре в коридорах послышалась возня и шум голосов вперемешку с топотом ног. Люсиль осторожно приоткрыла дверь, выглянув наружу. Никого. Тогда она как можно тише, вставая на носочки, прокралась к комнате, где толпилось пол особняка. Дверь была распахнута, но никто не заметил девочку, в нерешительности застывшую на пороге. Беатрис лежала на постели, волосы ее слиплись от пота, а лицо раскраснелось. Она тяжело шумно дышала, пока служанки обтирали ее мокрыми полотенцами. Бенджамин стоял около повитухи в своем привычно жесте - скрестив руки на груди и брезгливо морщась. Где-то в глубине комнаты слышался детский плач, отчего брови Люсиль изумленно поползли вверх. «Живой?» - Мальчик очень слаб, сами понимаете,- испуганно оправдывалась старушка повитуха, не зная куда деть руки, бесконечно вытирая их об окровавленный фартук,- Родить на два месяца раньше…это не шутки. Мистер Шарп, я не могу дать никаких гарантий… - Вы никогда их не даете, Лидия!- грубо прервал ее новоиспеченный отец,- Учтите, если и этот умрет, вам не поздоровится! - Но, сэр…,- почти умоляюще протянула Лидия, переведя на миг взгляд в сторону, где была детская колыбель, а затем обратно,- Это не от меня зависит…На все воля Божья, как Господь решит, так тому и быть… - Не ищите себе оправданий!- Шарп не давал ей не единого шанса, пожалуй, ему даже нравилось как перед ним трепещут люди, - Я предупредил вас, имейте это ввиду. Даже не взглянув на новорожденного, он развернулся на каблуках и спешно покинул комнату. Люсиль так засмотрелась, что забыла о том, что было бы лучше остаться для отца незамеченной. Бенджамин почти прошел мимо, но к несчастью дочери он все же обратил на нее внимание. - Чего забыла здесь?- рыкнул он, заставляя Люсиль вздрогнуть,- Вечно путаешься под ногами… - Отец, я всего лишь хотела справиться о мамином здоровье…,- Люсиль невнятно лепетала, пряча глаза и дрожа всем телом в ожидании, когда и в какой момент получит затрещину. - Да что твоей матери сделается! Подохла - легче стало бы, женился бы на той, которая смогла бы подарить этому дому наследников,- Бенджамин плюнул от досады, а дочь все так же не поднимала на него взгляд, перебирая оборки на платье и стараясь не заплакать от слов, которые причиняли ей боль,- Но увы, бремя носит почти каждый год, а вдовцом меня сделать не спешит, чтоб ей…! Сгинь с глаз моих! И поспешил прочь, что-то тихо ругаясь себе под нос о непутевости женщин. Из комнаты показалась перепуганная Матильда, служанка, которая одновременно исполняла роль няни, хотя официально ее на эту должность никто не назначал. - Ох, мисс Шарп,- она быстро присела возле Люсиль, по привычке быстро пробежалась по ней взглядом на предмет побоев, которые стали уже почти регулярными,- Вам лучше отправиться в свою комнату, не гневите отца, иначе быть беде. Люсиль кивнула, но по-прежнему продолжала коситься в сторону комнаты матери, хотя дверь уже была прикрыта. Оттуда больше не доносился плач младенца, но голоса взрослых тоже были не громкими и не взволнованными, а значит младенец еще жив. Пока. *** Имя новорожденному дали лишь спустя месяц – Томас. Сразу детей в этом доме никто не называл, какой был в этом смысл, если они умирали почти сразу после рождения? Но, к удивлению жителей Аллердэйл Холла, мальчик хорошо ел и набирал вес, исчезла синюшность, придавая коже нежный розовый оттенок младенца. Казалось бы, опасность для его жизни миновала, но дух беспокойства все равно витал в этом доме, будто в чем-то подвох, будто не может Шарпам наконец улыбнуться удача. Но месяц сменялся месяцем, и тревога отступала. Бенджамин Шарп был доволен, расхаживая по особняку гордым индюком, он всякий раз не терял возможности упомянуть, что наконец в этом доме будет на кого положиться, и что от женщин ничего путнего ждать не приходится. Люсиль возненавидела маленького Томаса всем сердцем. Этот щекастый карапуз еще так мал, но уже отнял у нее все. Теперь до Люсиль вообще всем не было дела, хотя и синяков на лице и теле стало поменьше. Но мать все время носилась с младенцем, отец напивался с друзьями, в сороковой раз отмечая появление долгожданного наследника, а служанки стайкой синичек ворковали над этой идиллией. В которой Люсиль не было места. И однажды Люсиль решилась. Когда мать задремала, слуги были заняты приготовлением обеда, а отец как обычно где-то завеялся, девочка прокралась в родительские покои. Беатрис спала, свесив руку с кровати и приоткрыв рот. Люсиль боязливо оглядывалась на мать, но все было тихо – она спала. На цыпочках подкравшись к колыбели, Люсиль впервые так близко рассматривала своего врага. Забавно, что такой маленький человек уже стал ее заклятым врагом, конкурентом, который посягнул на права сестры и превзошел ее в глазах родителей уже сейчас. Что было в нем особенного? Пухлые щеки, но худощавое тельце, маленький нос, мизер черных волос, да и то только на затылке, и голубые, такие же как у самой Люсиль глаза. - Томас…,- Люсиль шепотом выплюнула имя брата, будто оно было каким-то ругательством, и приподняла повыше заготовленную заранее подушку. Никто не узнает. Скажут, что он был слаб, что радость домочадцев была преждевременной. Отец будет зол, очень зол, но со временем он смирится, как и с тем, что у него будет только одна дочь. И Люсиль будет искренне стараться не подвести отца, доказать ему, что девочки тоже могут быть инженерами, добиться успехов в карьере и стать достойным продолжением. Когда-то Люсиль заслужит его любовь, но это будет только в том случае, если ее брат умрет. Подушка в руках задрожала. Люсиль снова оглянулась на мать, но та все еще спала. Девочка поймала себя на мысли, что если бы мать проснулась и прогнала ее взашей, то было бы лучше. Люсиль было страшно. Она несколько раз подносила подушку к лицу ребенка, и в последний момент отдергивала ее, не решаясь на последний шаг. «Ну же, давай, ты сможешь»,- говорила она себе. «Давай же, проснись, заплачь, перебуди весь дом, спаси свою жизнь!»,- кричала внутри другая сторона Люсиль, обращаясь к Томасу. Люсиль тихо заплакала от бессилия, но все еще не убирая потенциальное орудие убийства. Надо решиться, всего раз решиться и все закончится! Быть смелее, увереннее. Все правильно. Она все делает правильно. Этот мальчик не отберет у нее ее жизнь! Вместо этого Люсиль приняла решение забрать его… И тут младенец проснулся. Розовый ротик зевнул, а глаза открылись. Люсиль застыла, сжимая пальцами подушку изо всех сил, наблюдая, как хаотично двигаются маленькие ручки и ножки, как на нее смотрят два голубых глаза, в которых еще не может быть тени недоверия к сестре. Боясь медлить, Люсиль быстро накрыла его подушкой, прижав ее как можно крепче, но через пару секунд со стоном отбросила ее в угол комнаты, пряча лицо в ладонях и рыдая. Маленький Томас тоже заплакал, и Беатрис тут же проснулась. - Люсиль?- сперва сонно, с удивлением произнесла она, а затем в ее глазах появился испуг, и она рысью метнулась к кроватке, хватая сына на руки, осматривая его. Убедившись, что все хорошо, она бегло оглянулась по комнате, и ее взгляд зацепился на подушку, валявшуюся в углу у комода. Глаза миссис Шарп налились кровью, и она отвесила дочери звонкую оплеуху, отчего та не удержалась на ногах, и осела на пол, прижав ладонь к пылающей щеке. - Ополоумела?!- визжала Беатрис, под громкие рыдания девочки. Дыхание Люсиль спирало от плача, она безуспешно пыталась прикоснуться к матери, но та не давала ей этого сделать,- Это же твой брат! Родная кровь! Как ты могла додуматься до такого?! - Мамочка, я не хотела!- оправдывалась Люсиль, размазывая слезы по лицу, хлопая слипшимися ресницами,- Это совсем не то что вы…я не…не собиралась… Беатрис дала ей вторую пощечину, и Люсиль побоялась говорить что-либо дальше, стараясь прекратить плакать, однако плач сменился икотой. Беатрис отошла к окну, качая Томаса на руках, который уже почти задремал снова. - Мы не расскажем об этом отцу, если не хочешь, чтобы он выпорол тебя розгами,- все еще рассматривая пейзаж за окном, сказала миссис Шарп. Рыдания позади нее потихоньку сходили на нет,- Если еще раз что-то подобное вычудишь…А теперь марш в свою комнату! Люсиль не нужно было просить дважды. Подхватив подол платья, она рысью умчалась из комнаты, не разбирая дороги, громко топая по лестнице наверх, чтобы как можно быстрее оказаться в безопасном для нее месте – комнатке на чердаке, у которой было слишком громкое название «детская», хотя она больше походила на типичный чердак, где хранился хлам и ненужные вещи. Иногда, Люсиль сама чувствовала себя одной из этих ненужных вещей. Интересно, со временем Томас так же разделит ее невеселую участь, или ему удастся завоевать любовь собственных родителей? Люсиль упала на кровать, разглядывая узор паутины на потолке. Сегодня она чуть не убила брата. От этой мысли стало зябко и начало мутить. «Хорошо, что мама проснулась»,- подумала Люсиль, стараясь унять дрожь во всем теле. - Я не убийца,- твердо сказала девочка вслух сама себе,- Никогда больше не сделаю ничего плохого. Томас – мой брат, и я должна заботиться о нем на правах старшей. За окном раздался шум – это глава семейства вернулся домой. Люсиль проводила его силуэт взглядом, пока он не зашел в дом, и волнение вспыхнуло в ней с новой силой. «Хоть бы мама не рассказала ничего отцу….»