***
Скрестив на груди укрытые мантией из богатых тканей и мехом руки, юноша пристально наблюдал из-за толстых решёток, как один за другим рождаются необыкновенные узоры. Узоры, которые не могли повторить придворные ткачи, как бы аккуратно они ни старались соединять или же разъединять нити. Завораживающие своим нежно-голубым, иногда соединяющиеся с белым блеском, они с ранних лет гипнотизировали, с каждым разом всё сильнее манили отправиться за ними. Сколько бы ни был суров и серьёзен его вид, сколько бы усилий он ни вкладывал в сохранение лица, крючки памяти месяц от месяца, год от года лишь сильнее тянули на себя. Настоящее всё отчаяннее защищается, не давая обезумевшему прошлому парализовать себя. Сморщившись, он закрыл глаза. Отстранённо вздохнув, юноша сжал кулак и слегка ударил по вызывавшей по последние дни особенное раздражение решётку. Едва слова решились сойти со станции безмолвия, как дверь позади чуть скрипнула. От осторожного касания нежных пальцев напряглось всё тело. Юноша тут же вздохнул с облегчением и повернул потерявшие свой блеск «изумруды». Который раз эти светившие блеском нежности большие карие глаза пристально смотрели в надежде неизвестно на что?.. — Ты снова здесь, — тихо начала девушка, чьё тело так же с головы до ног покрывали такие яркие богатые, струящиеся ткани. — в последнее время ты и со мной не хочешь говорить. Что происходит в твоей душе? — как и всегда, ответом ей стал очередной поворот покрытой тёмной, как смоль головы куда-то в пустоту. — пожалуйста, ответь что-нибудь. Кого бы я ни спросила, за тебя волнуется каждый. — парень лишь сжал нежную ручку в своей ладони. — Всё уже готово? — едва слышно пробубнил парень и, неожиданно для себя повернувшись, поправил высокую, блиставшую золотом диадему на длинных волосах, чей цвет, равно как и цвет глаз, сильно напоминал кору дерева. — Я понимаю, что для тебя это равносильно побоям, но без твоего присутствия никак не обойтись. — Если бы я желал обрести врага в твоём лице, то непременно сбежал бы с этой церемонии. — И всё же не хватает только тебя, — буркнула девушка поправила пышную, сверкавшую на талии множеством синих блёсток вуаль. — она ждёт тебя. — Передай моим родным, что я совсем скоро спущусь, — чуть вздрогнув, отстранённо произнёс он. — Как скажешь, — не скрывая грусти, вздохнула девушка. Юноша бросил самый последний, но самый отчаянный, наполненный печалью взгляд на падавшие за укреплённым окном обыкновенные снежинки.Часть 1
7 марта 2019 г. в 23:11
Она возникла из ниоткуда. Такие крошечные, но бесчисленные и неповторимые снежинки падали на уже давно окоченевшую, но в то же время получившую свою, непохожую на привычную обыкновенному обывателю красоту, землю. Когда-то, возможно, радовавшие путников прекрасные травы уснули вечным сном за настоящим, не лишенным прочности стеклом. Лишь камни, что хозяйка-зима назначила стражами, не удалось заковать в оковы льдов. Вечно неуёмный, буйный, беспощадный буран — лучший друг времени — построил величественное, прекрасное, непокоримое королевство, скрыл от посторонних глаз.
Бесконечные завывания давно преобразовались в единое целое — голоса семьи звучали в яростный, рвущий уши унисон. Все звуки погибали, так и не возникнув. Хруст снега стирался в бесконечных яростных завываниях, равно как и большие глубокие следы. Как и высокий, но очень скоро сжавшийся и дрожащий силуэт. Давно продрогшие, с трудом державшие путника на широком ходу колени утопали в снежной реке. Окроплённая алым, пушистая мантия укрывала не только стучащий оскал: время от время ткань открывала целый остров шрамов на исхудавшем, не лишённым щетины лице. Несмотря ни на что, путник останавливался, слегка открывая отнюдь не тихий свёрток. Непрестанно атакующий уши плач раздавался из такого же пушистого одеяльца. Что-то шепча сквозь стук зубов, мужчина осторожно проводил бледными пальцами по тёмному пушку на ещё не сильно державшейся на плечах головке.
Завернув уголок одеяльца обратно, мужчина продолжил путь. Чем дальше он продвигался, тем больше редела глубина снежной реки. Каменных ступеней становилось всё больше. От оскала не осталось и следа: если бы ходившие ходуном посиневшие губы позволили, то новое чувство непременно заявило бы о себе. Сделав несколько шагов вперёд, мужчина боком приземлился на первую же ступень.
Тяжело вздохнув, он снова приоткрыл одеяло: ни единого движения. Ни звука. Даже сопения не услышать. Холод заковал изнутри крепкое, статное, израненное тело. Мельчайшие мышцы лица натянулись и окоченели: если бы ветер позволил, то побелевшую щетину непременно окропила бы слеза. Из последних сил мужчина прижался к маленькому комочку, что так долго он нёс в уже давно куда более, чем бледных руках. Буран одержал окончательную победу: вихри усилились, а завывания превзошли себя. В радостном порыве вихри хлестали по прогнувшейся спине, подчиняясь воле необузданных эмоций. Казалось, ещё немного, и отчаявшийся услышит смех.
— Тебе не стоит так убиваться. Приглядись получше, — отдался словно бы эхом чей-то такой же холодный, низкий голос. Ещё не объятая морщинами и не обделённая размером рука легко прошла по плечу отчаявшегося путника. Тот как по волшебству неспеша поднялся. На уже проявившем черты путника личике едва ли, но двигались губки. Остальное словно настолько замёрзло, что больше не оттает. — Ты уже выбрал ему имя?
— Как же.?
— Больше я ничего не могу сказать, равно как и кто и почему я здесь, — отрезал юноша. — Ничего не спрашивай, это бессмысленно.
— Неужели это не сказки?.. Он…он дышит!.. — бас постепенно нарастал, а на лице наконец возникла долгожданная улыбка. — не могу поверить!
— Он всегда дышал. Просто вы, люди, перестали его пугать, — юноша, чья личность была скрыта золотым балахоном, опустился на колени и накрыл ладонью маленький лобик. — По вам и не скажешь, что вас связывает одна кровь. Тебе ведь известно, что совсем скоро его глаза откроются?
— Откуда?.. — вскрикнул отец.
— Неважно. Наверное, сам не можешь поверить, что на тебя лёг такой груз.
— Да, — мимолётный «блеск» сошёл с истекавшего кровью исхудавшего не без щетины лица. Путник прижал к груди успевшее скрыть большой палец во рту дитя.
Убрав ладонь, неизвестный поднял на путника серо-голубоватого цвета безжизненные глаза, наполовину скрытые такой же пепельной чёлкой. На бледном без единой морщинки лице уголки губ чуть дёрнулись. Зевнув, дитя попыталось потянуть к отцу ничуть не дрожавшие ручки. Едва ли они удержались в воздухе, как вслед за ними открылась нежная, но уже лишённая блеска бирюза. Уголки прокусанных губ нервно зашевелились, пропустив на язык несколько капель крови. Веки, словно потеряв всю свою тяжесть, явили лепечущему малышу глаза, что утратили свой золотой блеск. Веки, максимально раскрывшие, но остановившиеся на том. Мужчина замер. Пальцы, крепко державшие чуть ли не сливавшееся со снегом дитя, словно сами по себе, судорожно зашевелились. Трясясь, путник лихорадочно поднял взгляд на юношу, что уже потянул такие же белые, как и всё вокруг, руки.
Лёгкая улыбка возникла на безучастном лице. Как родное, юноша прижал к себе снова потянувшее ручки и не перестававшее лепетать дитя.
— Как только такое прекрасное и беззащитное создание может превратиться в кровожадное и ненасытное чудовище?.. — не отрывая безжизненно-серых глаз от малыша, отстранённо задался вопросом незнакомец. В ту же секунду вокруг белоснежной с золотыми «приправами» полы возник вихрь. Юноша слегка прижал к себе громко расплакавшееся дитя. — уж не обессудь, — бросил он.
Из серой пустоты мгновенно возник яркий, с нежными переливами голубого свет. Земля тут же покрылась большими трещинами. Камень ушёл из-под ног прежде, чем отчаянный крик разбился о глухую и толстую стену ветра. Отстранённый взгляд вновь перекинулся на быстро белевший тёмный пушок. На уже не юном, безучастном лице убийцы уголки губ с усмешкой приподнялись. Длинные тонкие пальцы нежно прошлись по ослепительному покрову головы. Прежде, чем они растворились в бесконечно воющих буранах.