Тьма облегала его подобно плащу, и пламя пылало в его сердце. И даже сама смерть отступила, не в силах погасить его. — "Сказание о Восходе Нолдор".
Пальцы, закованные в латную перчатку из зачарованного чёрного металла, скребли о пол крипты. Металлические когти оставляли глубокие борозды, цепляясь за камень, словно их обладатель пытался вытащить искалеченное тело из-под завала камней. Он не желал признавать поражение, не мог принять неизбежное, несмотря на то, что разумом уже понимал — сейчас они проиграли. Малекит видел это — в медленно, но верно расширяющейся Бездне Хаоса, что постепенно подбиралась к месту, где лежал, буквально раздавленный каменными глыбами, последний из Королей-Фениксов Ултуана. Едва дышащий, практически не шевелящийся, словно жук под каблуком аристократа, но всё ещё живой, вынужденный смотреть в лицо не спеша приближающейся смерти. Гибели не только для него самого — но и для всего мира. Они проиграли! Несмотря на все усилия, несмотря на то, что заклятые враги стали плечом к плечу — этого не хватило, чтобы сдержать натиск с севера. Трижды проклятый Архаон всё же добился своего, даже ценой собственной жизни. Мир, оказавшийся столь хрупким, доживал свои последние минуты. И это приводило Короля-Чародея в бешенство. Когти из зачарованного металла заскребли громче, впиваясь в камень, словно в плоть жертвы. Всё ещё целые мышцы друкая напряглись, пытаясь освободиться из-под обломков, но тщетно. Шесть тысяч лет он сражался за то, что принадлежало его семье и верным им эльфам по праву! Шесть долгих тысячелетий боли от ожогов, оставленных Священным Пламенем. Шестьдесят веков томительного ожидания жизни в холодных пустошах Наггарота. Шесть сладких тысяч лет войны с предавшими его родичами. И неужели всё это окажется зря? Мир будет поглощён ненасытной пастью Хаоса, вместе с ним и ещё уцелевшими эльфами? Малекит слишком долго боролся за своё место в этом мире, чтобы смириться с подобным так легко — даже если разум уже смирился с поражением. Ярость, что питала его все эти века, вспыхнула и разгорелась, словно лесной пожар. Король-Чародей отчаянно потянулся к Ветрам Магии всей своей душой. Тем, что — в своё время — обеспечили ему громкий титул. Тем, что помогали и поддерживали покрытое ожогами тело в минуты бессилия. Протянул руку, пытаясь ощутить… Нет ответа. Проклятая, растущая, словно на дрожжах, Бездна словно выпила Ветра досуха. Ничего не осталось. — Бесполезно, — женский голос прорезал мерный гул надвигающегося Хаоса, будто ножом. — Это… уже не остановить, Малекит. Если бы мы только знали обо всём раньше… Сын Аэнариона с трудом повернул голову на звук. Губы Чародея сложились в жёсткую, полную иронии усмешку. У судьбы воистину отвратительное чувство юмора, если она оставила его умирать рядом с теми, кого он пытался убить тысячи лет, и с кем встал плечом к плечу в последние дни этого мира. Они всё ещё стояли у выхода из крипты, похоже, решив отступить. Продлить своё существование на то короткое время, что Бездна им отпустит. Алариэль и Тирион. Бывшая Вечная Королева Ултуана, ставшая на короткое время супругой, и заклятый враг, с которым они столько раз сходились на поле брани. На мгновение даже показалось, что они попытаются вытащить его из-под обломков. В конце концов, именно оттолкнув из-под падающих глыб Алариэль, он оказался практически раздавленным. Глупую мысль словно прибоем унесло, как только Малекит встретился глазами с бывшим защитником Ултуана. В них хорошо было видно то, что Тирион даже не пытался скрыть. Мрачное удовлетворение ситуацией, в которой оказался его вечный враг. — Я могу дать тебе быструю смерть, если хочешь. Хотел бы бывший Владыка Наггарота расхохотаться в лицо этому щенку. Сомкнуть закованные в металл пальцы на его горле. Услышать предсмертный хрип — до того, как Бездна поглотит их обоих. Вот только сделать это с раздавленной грудной клеткой было проблематично… Пришлось ограничиться словами, что вырвались из горла вместе с кровавым кашлем. — Я шесть тысяч лет жил — кха! — терпя боль от ожогов, что оставил твой бог на моём теле, мальчик, — окровавленные губы Чародея раздвинулись, демонстрируя хищный оскал. — И после — кха! — этого я буду просить о смерти? И от кого? Такого, как ты? Боюсь, подобного от — кха! — меня ты не дождёшься. Беги, пока ещё способен. Возможно, проживёшь на несколько мгновений дольше. Тирион прожёг Малекита взглядом, полным ненависти. После чего, вместе с девушкой, покинул крипту, обронив напоследок единственную фразу: — Надеюсь, в объятиях Слаанеш ты получишь то, что заслужил, ублюдок. Бывший правитель друкаев стиснул зубы, не обращая внимания на его слова, и постарался абстрагироваться от того, что происходит. От искалеченного тела, каждый вздох которого оплачивался болью. От жара Хаоса, который с нарастающей скоростью приближался и уже буквально чувствовался кожей. От гибнущего мира, что совсем недавно был его домом. Осталось лишь две вещи. Сам Малекит и эмоции, что его окружали. Та ярость, что питала его все эти годы. Та ненависть, копившаяся шесть тысяч лет: к Хаосу, к собственной судьбе, к предавшим его асурам, благодаря которой Король-Чародей, повторно войдя в Пламя Азуриана, смог выдержать испытание бога. То неистовое, страстное желание жить — и, по возможности, отомстить своим врагам, — что сейчас пылало в его всё ещё несломленной душе. Весь этот жгучий клубок эмоций сейчас был направлен на одну-единственную цель — вновь ощутить Ветра Магии, обрести над ними власть. В конце концов, выжить, провалившись во Владения Хаоса. Малекит знал это на собственном опыте. А значит, были шансы продержаться. Хотя бы какое-то время. Выжить, несмотря ни на что. Это отчаянное желание, эта последняя и единственная мольба, канувшая в Бездну. Ветра по-прежнему оказались недоступными. Нет! Всё не могло окончиться так! Нет!!! Чародей зарычал — громко, исступлённо, выплёскивая отчаяние. Неужели это действительно его конец? Несмотря на всё, что ему пришлось выдержать? Несмотря на все победы и поражения? И всё же… похоже, зов был услышан. В какое-то краткое мгновение бывший повелитель Наггарота почувствовал на себе чей-то взгляд. Холодно-спокойный… заинтересованный. И несоизмеримо более могучий, чем сам тёмный эльф. Чем высшие демоны и всё, с чем Малекиту доводилось столкнуться ранее. А ещё, в нём не чувствовалось ни капли Хаоса. То (или тот?), что сейчас наблюдал за придавленным друкаем… В нём не чувствовалось ни огненной ярости Кхорна, ни все изменяющейся насмешки Тзинча, ни любых других эманаций Четвёрки, что ощущались в их демонах. Спокойная, уверенная сила — холодная, словно ночное небо. Чёрная словно земля. Могущественная, словно десять тысяч демонов Хаоса — но при этом враждебная им. Малекит скорее почувствовал — своим нутром, душой, если она у него ещё оставалась, — что его словно взвесили и измерили, просмотрев за долю мгновения всю его жизнь и прикидывая, стоит ли чернокнижник того, чтобы помогать ему. Стоит ли он удовлетворения той отчаянной просьбы, что услышала неведомая сила? С замершим сердцем Владыка Наггарота ждал, давя в себе было проснувшуюся безумную надежду. Один-единственный вопрос, отразившийся в измученных ушах гулом густого мужского баса. — Согласен ли ты помочь мне, если я помогу тебе, смертный? — ДА! — чернокнижник потянулся к неизвестному всеми фибрами своего уже мало верящего в происходящее естества. Тысячу раз «да»! Если это шутка Богов Хаоса над тем, кто посмел противиться их воле — хуже уже вряд ли будет. Если же это кто-то иной, в любом случае, возможность спасения, даже призрачная, того стоила. — Тогда сделай то, чего не смог сделать здесь. Стань тем, кем был когда-то рождён. Не допусти того, что произошло в твоём мире… Если справишься — быть может, мы ещё увидимся, — неведомый голос усмехнулся. — И мы обсудим нашу дальнейшую работу. А затем пришла боль, какой друкай не чувствовал с того времени, как в тот проклятый первый раз вступил в Священное Пламя. Тело Короля-Чародея ломало, словно чья-то исполинская рука вырывала из него душу, кромсая плоть. Чистый, непроглядный Мрак вскипел вокруг придавленного колдуна, на короткое мгновение отсекая путь Хаосу — и, миг спустя, накрыв Малекита с головой. Гибнущий мир навсегда пропал с глаз Владыки Наггарота. Тьма мягко обнимала дух Короля-Чародея. Исцеляя и успокаивая разум, нашёптывая колыбельные — подобно тому, как это когда-то делала его мать. Перед глазами тёмного эльфа появлялись целые миры, ранее невиданные, чтобы затем вновь исчезнуть в бесконечном круговороте. Битва воителей с цепными мечами против зелёнокожих сменялась на видение тихого и благодатного эльфийского края. Затем и оно поблекло, уступив место парящему в небесах золотому дракону. Последним промелькнуло лицо мужчины с чёрными, как смоль, волосами. Лицо воителя и короля, привыкшего сражаться и повелевать в равной степени, было последним, что Малекит запомнил прежде, чем мрак, обвивавший его душу, рассеялся. Чародей сделал первый, судорожный вдох, до сих пор не в силах поверить в происходящее. Он лежал на спине, не в силах пошевелиться. Всё тело наливалось предательской, болезненной слабостью. И всё же… он был жив. Жив! В новые глаза ударил нестерпимо яркий свет.***
— Сын мой, — прошептала ослабевшая Мириэль, с лёгкой улыбкой смотря на то, как младенец с золотистыми глазами заходится громким криком. — Имя тебе — Феанаро, Пламенный Дух! И с вершины Таникветиль Айнур улыбнулись новорождённому принцу. И тревожно повернул голову закованный в цепи Мелькор, не до конца осознавая, почему его чёрная душа была встревожена чем-то, помимо долгого заключения. И устремился к Аману взор сущности, что будет известна народам Арды, как Орлангур. Нить бытия пришла в движение, меняясь и формируя новый, невиданный доселе узор. А младенец всё кричал, безуспешно пытаясь совладать с непослушным детским телом.