Новое сообщение

Все же, кем он может работать? Разве сейчас среди работников не вычисляют психбольных? Этот вопрос мучил меня весь вечер, пока ночь не забрала уставший разум ко сну. Если мы «все начали заново», я имею право задать вопрос и получить прямое объяснение происходящего, верно? Думая об этом, я закусила губу. Луна ползла по краю небосклона, что был мне виден, и я успела отследить ее траекторию. Та проходила мимо высокой сосны, задевая ее верхушку, а я медленно проваливалась в сон. В коридоре послышался скрип, и сперва я подумала, что это луна с шумом задела дерево, но после осознала: Эредин вернулся домой. Я не могла знать, сколько сейчас времени, но отчетливо понимала, что это – поздняя ночь, ведьмин час. Наверное, он очень устал, потому и не пришел ко мне. В глубине души я обнаружила страх, страх перед тем, что работа его так опасна, что однажды эльф не вернется вовсе. Что тогда станет со мной? Вряд ли у него много друзей, вряд ли живы ближайшие родственники, Эредина не скоро начнут искать. Я успею истлеть здесь, за закрытой дверью, умереть от истощения и превратиться в высушенный, обтянутый кожей труп. Может, мыши есть и в моей комнате, может, они успеют полакомиться так сытно, что меня не опознает даже родная… Даже Йен. Сейчас, думая о ней, я кусала губы. Какая-то часть меня верила словам эльфа, какая-то часть меня и сама думала так много лет назад, без чужих подсказок. Будь у Йен и Геральта собственный ребенок, их плоть и кровь, ему прощали бы все ошибки. От меня же ждут большего, ждут большей благодарности, большей отдачи, а если ее нет – зачем я вообще? Одинокая слезинка скатилась по щеке, но я стерла ее, сделав вид, что и не плачу вовсе. Сон укрыл меня теплым одеялом, и оставался со мной до середины дня. – Ласточка, проснись, – шепнул эльф над моим ухом. – Уже час, ты спишь слишком долго. Но я бы хотела уснуть навсегда. Он разбудил меня резко, но все равно ожидаемо, внутренние часы говорили, что пора вставать. Обычно во сне я ворочалась, но теперь не могла, ведь одна моя рука так и была прикована к кровати, жидкость продолжала поступать в организм. Я открыла глаза и увидела его сонным, вымотанным, уставшим. Эльф еле-еле стоял на ногах. Надеюсь, он умирает… – Доброе утро, – изображая искреннюю радость новому дню, произнесла я. – Ты снова плохо выглядишь. – А ты всегда прекрасна, зайка, – ответил эльф, наклонившись ко мне, чтобы поцеловать. Его губы наскоро мазанули мою щеку, Эредин принялся отстегивать наручник сначала от кровати, а после – от меня. Катетер он вынул осторожно, смочив перед этим ватку в спирте и прислонив к моей руке. Я почти не почувствовала боли, только легкое покалывание в пальцах, когда Эредин согнул мою руку в локте и медленно погладил особенно бледную кожу. Эльф не поднимал меня на руки и не нес в ванну, как явно любил делать раньше. Эредин просто подал мне руку и помог сесть. Тени, лежавшие под его глазами, стали больше, он мало спал, в этом могучем теле заканчивались силы. Это мне на руку, правда? Так почему же я тогда почувствовала, что мне его жаль? Впрочем, эти мысли быстро отошли на второй план, мои ноги свешивались с кровати, и эльф установил небольшой столик-поднос над моими бедрами. В голове пронеслась мысль о том, что Мистле часто ночевала у меня, но никогда не радовала завтраком в постель. На столике тут же оказалась гранола, щедро политая медом и йогуртом, еще горячий ройбуш, порезанный колечками банан, свежая клубника и голубика. Нет, я не простила эльфу все, что он сотворил со мной, но поняла, что моему рациону он уделяет большое внимание. Сама я бы никогда не купила ягоды осенью, с этой ебучей наценкой… Я не благодарила, а Эредин и не ждал благодарности. Ела я быстро и жадно, краем глаза видя, что эльф наблюдает за мной с улыбкой. Интересно, сам он уже поел? Спрашивать я не хочу и не буду, в конце концов, мне должно быть все равно. Когда тарелки опустели, и я допила предложенный мне чай, эльф позволил мне передать ему поднос и попытаться встать с кровати. – Стой, – произнес он полушепотом, рукой не давая мне подняться. – Побудь послушной, Цири. Эредин снова прозвучал серьезно, но чуть нетерпеливо, чуть более вежливо, чем уставший работник почты. Сначала я улыбалась, после – нет, потому что поняла, что эльф расстегивает ширинку. Страх снова впился в мои плечи, я почувствовала, что меня вот-вот вывернет наизнанку, но промолчала, упрямо промолчала, смотря на головку его члена. Что могло возбудить его сейчас? Он положил руку мне на подбородок, мягко сжал его, тем самым говоря, что пора открыть рот. Головка члена ткнулась мне в щеку, я поморщилась, чувствуя влагу на ней. Когда все это закончится? Я разжала губы, несмело, но разжала, заставляя себя быть послушной после его поощрения. Вдруг с психами воспитание работает так же, как с собаками? Собака делает что-то хорошее, ты поощряешь это, и пес повторяет свой трюк опять: приносит тапочки, не ссыт на ковер, не гоняет твою кошку. Так и с ним. Эредин покормил меня утром, получил поощрение, а, значит, покормит меня и завтра? Может, живот перестанет так болеть. Я не старалась, эльф насаживал мой рот сам, сам двигался, издавая довольное урчание, словно соскучившийся по ласке кот. Вперед назад, вперед и назад, пока его руки покоились на моем затылке. Я закрыла глаза, не хотела смотреть на него, но Эредин мягко погладил меня по щеке, пытаясь войти глубже. – Смотри мне в глаза, солнышко. И мне пришлось подчиниться. Он наслаждался происходящим, продолжал аккуратно поглаживать меня, двигаться чуть быстрее, а я давила рвотный рефлекс. Долго ждать не пришлось, эльф хотел меня слишком сильно, и всего через несколько минут я почувствовала, как член начал пульсировать внутри. Солоновато-горькая сперма заполнила мой рот, осела на языке. Мне хотелось сплюнуть, сплюнуть прямо ему в лицо, но что-то внутри подсказало: «Не стоит сейчас этого делать», и я подчинилась обуявшему меня чувству. Я проглотила то, что Эредин дал мне, и он самодовольно застегнул ширинку, тут же наклоняясь, чтобы поцеловать мои губы несколько раз. Он улыбался, улыбался, как самый счастливый эльф на свете, а мне хотелось кричать и биться в истерике, лишь бы этого больше не повторилось. – Ты была такой хорошей девочкой сегодня, Ласточка, – произнес эльф, снова целуя меня, но теперь уже в щеку. – Тебе снились хорошие сны или ты так по мне соскучилась? – Куда ты уходил? – спросила я вместо ответа. Я специально старалась звучать по-детски наивно и глупо, хотела показаться Эредину той, кем он сам хотел бы видеть меня. Эльф сдержанно улыбнулся, осторожно пригладил мои волосы и отвел взгляд. Вспоминает, что творил прошлой ночью? Очень похоже на это. В глазах похитителя не читалось ни сожаления, ни отвращения, ничего, что могло дать понять: как он относится к содеянному. Додумывать самой чревато, новые страхи грозятся заползти внутрь меня и грызть холодными тихими ночами. Но интерес все же одержал победу… – Это что-то противозаконное? Опасное? – Это что-то, о чем я не могу распространяться, солнышко, – ответил мужчина без раздражения, лишь донося до меня факт. – Ты же знаешь, что я никому не расскажу. Мне… Мне же просто некому рассказывать, – пыталась уговорить его я. – Конечно знаю, лапочка. Только что с того? Считаешь, что это знание не повредит тебе самой? Не стоит быть такой самоуверенной. – Почему? – Тебе не кажется, что ты всегда берешь слишком высокую планку? Теперь его голос отдавал сталью, должно быть, вспоминать случившееся вчера Эредину было нелегко. Почему же мне стало лишь интереснее? Эльф прошел вперед, к двери, ведущей в холодную ванную комнату. Руки он сложил за спиной, держась прямо, точно оловянный солдатик, точно сошедший с картины герой войны на параде. Он – военный? Во всяком случае, очень похож, если служил в горячих точках – мог поехать кукушкой именно там. Я судорожно пыталась вспомнить его голое тело, пыталась вспомнить, есть ли на этой бледной коже шрамы и следы боев, но могла припомнить лишь его мускулы, лишь идеально сложенную фигуру, широкие плечи и тяжелые руки. Эльф же тем временем включил в ванной воду, чуть прикрыл дверь, я не могла видеть, что именно он делает. Умывается? Не помешает. – Ты поступила в Каэр Морхен, самый престижный колледж в этом округе, третий в международном рейтинге, Цири. Ты правда думала, что сможешь там продержаться? Мразь. Я закусила губу, чувствуя, как злость снова растекается по моим венам. Эредин знает, куда можно ударить больнее всего, о, он наслаждается моей болью, моим смущением. Когда-то давно Керис говорила, что так и действуют абьюзеры – они давят твою самооценку, топчут тебя в ничто, пока ты сама не начинаешь верить, что не способна приносить пользу, что единственное твое предназначение – быть рядом с ним. Может, Эредин – практикующий психолог или психотерапевт? Я где-то читала, что в эту профессию идут люди, старающиеся понять свои собственные недуги. Если так, то у него пока не выходит помочь самому себе. – А еще я думала, что кто-то твоего уровня может заинтересоваться такой, как я… – ответила я отчего-то дрогнувшим голосом. Эльф промолчал, вода продолжала течь из крана, и Эредин не спешил открывать дверь. Я поняла, что мои руки свободны, что он не надел на меня наручники, что не сковал, что я вольна двигаться так, как посчитаю нужным. Знание вдруг вскружило голову. Я вспомнила, что тут, в этой самой тумбочке лежат и шприцы, и средство, что сможет усыпить его… Сердце забилось чаще. Судорожно наблюдая за дверью, оставившей для выхода эльфу лишь тонкую щелку, я открыла ящик, нащупала колбочки, нащупала шприцы. Упаковку я открыла зубами, быстро насаживая иглу в колпачке, дрожащими руками рассматривая препарат, купленный эльфом через сеть или в подпольной аптеке. Он говорил что-то о дозах? Я вообще видела, сколько он вкалывал мне? «Ф****» – говорила этикетка пастельно-желтого цвета, никаких инструкций и пояснений. Воспоминания, осевшие на самом краю сознания, подсказали, что мне он вливал лишь половину… Тогда ему я вколю целый, целый шприц. Может, лучше будет вколоть два? Интересно, он может умереть от этого? Или из-за резкости на коже его взбухнет бугорок, а потом лопнет, и достаточное количество препарата не попадет в кровь? О, он будет в ярости… Только что с того? Я все равно умру в этих стенах, есть ли разница, неделей раньше или позже? Эредин молчал, должно быть, опечаленный моим ответом, и когда вода остановила свой ход, я успела спрятать подготовленный к инъекции шприц за спиной. Эльф вышел, и я поняла, что он умывался, скреб руки, пока те не покраснели, что он смотрит на меня, ища в лице не то сожаление, не то вину. Только не заметь предвкушение, спутай это волнение с тем, что я боюсь тебя до усрачки и без коварных планов в голове. – Такую как ты? – спросил он, приподнимая бровь. – Какую же? – Глупую… – ответила я, чувствуя, что голос дрожит не от грусти, но от волнения. – Глупую, страшненькую полукровку, у которой даже семьи нет, у которой нет перспектив, которой всю жизнь следует работать официанткой в дешевой кофейне студгородка. Когда я подняла глаза, подернутые слякотью, эльф громко выдохнул. Я видела, как встрепенулась его широкая грудь, как он плотнее сжал губы. О, неужели растрогался? Эредин осторожно подошел ко мне, осторожно наклонился, его лицо остановилось ровно напротив моего. В красивых, несмотря ни на что красивых зеленых глазах ублюдка сверкали тени сожаления, будто он хочет забрать свои слова назад. Только что с того? Он прав. В глубине души я хорошо понимала это: я всегда думала о себе капельку лучше, чем есть на самом деле. – Ты – удивительная, – шепнул он, не отводя взгляда. – Я… Я знаю, что могу быть резким, и могу иногда говорить что-то неприятное, Ласточка, однако… Он делал паузы, запинался, и сейчас был похож не на серьезного мужчину, но на подростка, впервые объясняющегося в любви. Неловкого, смущенного, нерешительного. Что-то внутри меня шевельнулось, мне захотелось обнять эльфа, попросить его промолчать, потому что все ясно без слов. Он задевал меня не потому, что так думал, а лишь из-за того, что желал подчинить. Обнять… Нет, не сейчас. Я терпеливо ждала подходящего момента. – И дело не только в твоей ДНК, – добавил он. – Дело в тебе. Когда я только начал наблюдать за тобой… О, знала бы ты, как я был рад тому, что этот Ген перешел именно тебе, а не кому-то другому. Даже статные эльфийские девы не занимали мое внимание так, как его заняла ты. Ген? ДНК? Я на секунду отвела взгляд, разум выхватил эти слова из общей массы, но я все не могла понять, к чему они прозвучали в этом объяснении. Я здесь не потому, что хорошенькая, что далеко от дома, что меня некому было защитить? Я здесь потому, что Эредин как-то связан с моими родителями? Одна часть меня уговаривала вторую сдаться, задержаться в этих стенах до полного раскрытия тайны его выбора, но вторая отвечала, что лучшего шанса у меня нет и не будет еще очень долго. К тому же, шприц набран, и если эльф найдет его, будет скандал. – Можно мне обнять тебя? – вздрогнув, спросила я похитителя, спросила вместо требования объяснений. – Нужно, – с улыбкой ответил он. Когда я подалась вперед, подняла руки, чтобы обхватить эльфа за шею, тот ожидаемо закрыл глаза. Всадить иглу в его шею оказалось совсем не сложно, вкачать все, что было в шприце – тоже, я нажала быстро, вгоняя все до конца. Эредин отпрянул, я отбросила шприц к противоположной стене, удачно попав в маленький еще ни разу не включенный телевизор. Эльф зарычал, хватаясь за рану, его зеленые глаза показались черными в этом растерянном взгляде. – Что ты сделала? – спросил он, прошипел мне в лицо, но не спешил подходить, я же спрыгнула с кровати и пошла в сторону ванной. – Усыпила тебя, – ответила я холодно. – Боишься подохнуть? – Подохнешь ты, Цири, если все же найдешь возможность выйти на улицу. Здесь ни души, на много-много миль вокруг никого нет, ты потеряешься в лесу, и никто никогда не найдет тебя. Будь благоразумной и… – Ничего страшного, – ответила я тихо. – Закрывай глазки… Папочка. Эльф злился, злился сильнее, чем после того, как я облила его, чем за все то время, что я пробыла здесь. Я торжествующе улыбалась, даже когда поняла, что он пытается схватить меня. Препарат действовал быстро, я знала это по себе: едва игла покидала мое тело, слабость тут же следовала за ней. Эредин пошатнулся, пошатнулся, но продолжал идти, а я слабо пятилась к стенке, понимая, что вот уже вжимаюсь в нее всем телом. Мужчина навис надо мной, его губы тянулись в зловещем оскале, но по нетвердым рукам, взявшим мои запястья, я поняла, что скоро он отрубится совсем. – Не делай глупостей, Цири, – взволнованно произнес он. – Побудь хорошей, послушной девочкой, подожди немного, и мы поговорим. Я… Я расскажу тебе о твоей матери. Мы же начали заново, правда? «О матери», – эхом разнеслось в моей голове. О настоящей матери, что бросила меня в том детдоме, что отказалась от собственного ребенка. В угоду своей истинной семье? Из-за стечения обстоятельств? Да наплевать. Эредин пытался сжать мои руки сильнее, но у него не получалось, препарат поражал нервную систему, заставляя того медленно погружаться в сон. Белый потолок отражал яркий свет улицы, холод сочился через окно, и я надеялась поскорее убраться отсюда. Я снова вспомнила ту девушку с фото, ту, что держала эльфа под руку. Она улыбалась, смотря в сторону, она похожа на меня изящными чертами лица, скудной мимикой и скепсисом во взгляде. Интерес снова вспыхнул во мне, но жажда жизни оказалась сильнее. Веки Эредина закрывали его же глаза, а я старалась не смеяться. Не я же здесь психованная. – Йеннифэр родилась в Вегенберге, в двадцать один год закончила Аретузу, на два года раньше, чем должна была, три года стояла во главе чародейского ордена Темерии, после возглавила этот же орден в Объединении Северных Стран. Я знаю о своей матери все, что мне нужно знать. Эредин осел на пол, из последних сил пытаясь удержаться ото сна. Может, стоит отыскать инструкцию, стоит узнать, убила я его или просто заставила «отдохнуть»? Впрочем, нет разницы. Когда и если он очнется, я буду уже далеко отсюда, давать показания в полицейском участке, рассказывая о том, как эльф выкрал меня из дома. Уходя, я разбила этот ебучий телевизор, уронив экраном в пол.