Новое сообщение

Дальше воспоминания путаются, иногда в них всплывает что-то вроде тихого возгласа, окрика, край белого потолка перед раскрытыми глазами или ощущение касания кожи о кожу. Голос Эредина звучал где-то рядом, над самым моим ухом, звучал долго, но в один миг просто пропал, оставив после себя звенящую пустотой тишину. Я плавала в воздухе, парила в необъятных просторах своего пустого, ничем не забитого разума, пока эльф тихо звал меня обратно. Временами его голос звучал громко и отчетливо, точно эльф отдавал мне приказы, в другие же мгновения он молил меня о возвращении, и я действительно хотела прийти обратно. Но глаза я открыла в тишине, ничто не нарушало хрупкого покоя комнаты. Потолок, до этого светившийся белизной, теперь прятался за темнотой вечернего мрака, сочащегося с улицы, и я поняла, что нахожусь в той же комнате, что была моим домом все эти похожие друг на друга дни. Наступила ночь, ночь этого дня или следующего, в интерьере не изменилось ничего. Мою шею не стягивал ошейник, а это означало, что Эредин где-то здесь, где-то рядом, ведь он просто не мог оставить меня одну. Сил прибавилось, их было не так много, как до похищения, но я уже понимала, что смогу не спать несколько часов, что живот не урчит о пище, что веки не падают на глаза. Я попыталась перевернуться на другой бок, но не смогла, рука, которую я пыталась притянуть к себе ближе, оказалась привязана к перилам моей кровати. – Аккуратнее, – тихо произнес эльф, вскакивая с места. – Тише, Цири, тише. Я рядом. Это должно меня успокоить? Очевидно, Эредин считал именно так. Я осторожно посмотрела на собственную руку и поняла, что в вену вставлен катетер, что эльф пичкает меня чем-то… Лечит? Наверное, мое лицо выражало испуг, потому что похититель тут же осторожно погладил меня по щеке, воодушевившись отсутствию сопротивления. Я подняла глаза. – Что это такое? – Ты все равно не поймешь, если я назову тебе формулу. Ты не брала курс химии в колледже и в старших классах. – Это я только чтобы ты сам мог меня научить. Мне не хотелось заигрывать с ним, но подступив к смерти на шаг ближе, я четче поняла, что гнев пора контролировать, что пора стать удобной эльфу. Если без этих сцен ему станет со мной скучно, я замечу быстро, я быстро покажу ему очередную истерику, позволю буре вырваться из-под собственных ребер и уничтожить его тяжестью этого страха. Но сейчас нужно ластиться, нужно понравиться ему, нужно быть… Нужно быть послушной. До чего мерзко это звучит даже в моих собственных мыслях. – Ты говорила со мной очень плохо, солнышко. А он со мной сейчас – очень тихо. Когда взгляд окончательно привык к темноте помещения, я поняла, что эльф просто устал, что под его глазами залегли тени, что губы Эредина еле-еле шевелятся. Он, кажется, говорил, что взял отпуск, что же подумают коллеги, когда он вернется к ним еще более уставшим? Меня эта мысль радовала, у кого-то же может появиться неудобный вопрос, Эредину придется придумывать оправдание, извиваться, как змее на раскаленном летнем асфальте. Может быть, это и выдаст в нем маньяка-похитителя? – Ты внушал мне… Ты внушал мне очень плохие мысли, – ответила я севшим голосом. – Ты делал мне больно. – Я не внушал их, Цири, я озвучивал очевидное, – чуть раздражаясь, ответил эльф. – Неважно. Ты доставила мне много хлопот. – Я доставила? – спросила я, понимая, что не сама душила себя, не сама морила себя голодом. – Тогда, может, избавишься от них совсем? Мой голос звучал подавленно, потому что мне действительно было больно от того, что до сих пор было в моих воспоминаниях. Я… Я же могла поверить ему, могла, потому что эльф давил на мои страхи, те, что до сих пор заполняют сиротскую душу. Демоны время от времени нашептывали мне: «Они не любят тебя, просто терпят, они хотели взять какого-нибудь мальчика, они ненавидят тебя, нужно было отказаться еще тогда, когда спрашивали», но я гнала их прочь. Губы задрожали, я отвела взгляд, и Эредин сделал вид, что ничего не замечает. – Я не собираюсь убивать тебя, – ответил эльф, устало присаживаясь рядом, прямо на пол. – О, ты долго будешь со мной, только моей. – Ты пугаешь меня все сильнее и сильнее, – шепнула я, и голос дрогнул. – Я не хочу делать то, чего хочешь от меня ты. – Это только в начале, Ласточка, только сейчас, – бегло проговорил эльф, ласково поглаживая мою щеку. – Ты привыкнешь к новому укладу, полюбишь меня по-настоящему и все будет хорошо. Он верил собственным словам. Сейчас, такой уставший, Эредин не мог накинуть маску так плотно, как несколькими часами ранее. Обида боролась в нем с нежностью, и нежность одерживала верх, но только потому, что эльф ждал от меня ответной ласки. Губа снова дрогнула, я не знала, смогу ли ее дать, захочу ли изобразить хоть кроху расположения. Должно быть – нет. – Ты не давал мне есть сколько… Три дня?, – шепнула я, понимая, что глаза мои снова слипаются. – Ты говорил, что моя семья не любит меня, что у меня никого нет, намекал на то, что я – глупа. Мне… Мне к этому нужно привыкнуть? Он вздохнул, вздохнул тяжело, в широкой груди эльфа нехотя заворочалось понимание. Я слышала, как колотится мое собственное сердце, сдерживала оскорбления за плотно сомкнутыми губами, упрямо молчала, не позволяя себе злить его. Сегодня нам обоим лучше лишь погрустить, не больше. Нельзя обвинять его в чем-то, пока я привязана к этой капельнице. – Ты очень красива, Ласточка. Красива, как твоя мама, – говорил эльф, поглаживая мою щеку. – Мы с ней когда-то дружили. Он не мог говорить о Йен, я знала всех ее старых знакомых. Матушка поддерживала слабые связи всеми силами, шапочные знакомые приходили к нам каждый день, каждый день куда-то ходили мы, родители не были затворниками. Среди знакомых Геральта и Йен эльфов было немного, куда меньше, чем остальных нелюдей, а Эредин говорил даже не о знакомстве, а о дружбе. О таком статном, таком красивом эльфе она бы мне точно рассказала. Ох, черт, пора уже перестать считать его красивым. – Я хочу начать все сначала. Я знаю… В некоторых моментах и я вел себя не так, как должен вести себя заботливый глава семьи, – говорил эльф, а пальцы его все не унимались. – Но мы никогда не сможем отмотать назад и переиграть прошлое. Мы можем только оставить его позади. – Да, – ответила я, кивнув слишком резко. – Начнем сначала, забудь все, что я сказала тебе. «И не заставляй меня снова делать то, на чем мы закончили», – не добавила я к своей речи, но очень хотела произнести. Эльф улыбнулся, снова наигранно, внутри него кипела другая эмоция. Испугавшись гнева, я сделала вид, что мне снова нехорошо, и эльф заботливо подоткнул одеяло, поднялся на ноги и осмотрел меня. Голова больше не кружилась, но я не знала, останется ли это так, когда я встану с места. – Мне можно будет поесть? – спросила я несмело. – Тебе можно будет все, солнышко, – ответил эльф после того, как заметил мою улыбку. – Ты плохо выглядишь. – Уверен, ты не ошиблась, я долго не спал. Я волновался о тебе, Ласточка. До чего мило… Меня бы стошнило, да нечем сейчас блевать. Я постаралась скинуть улыбку с лица, но она застряла, уголки губ отчаянно тянулись вверх. Я хотела отвернуться, но не могла, взгляд эльфа сковал меня, словно магией. Может, он и был чародеем? В полумраке уставший Эредин выглядел притягательно, его изумрудно-зеленые глаза горели ярко, словно огни маяка, предупреждающего об острых скалах. Возможно, начни мы все с чистого листа, не похищай он меня из дома, не планируй это, не будь он таким наглухо ебанутым… Я могла бы поселиться здесь месяц спустя, совсем в другом статусе. – Ляжешь со мной? Я говорила четко и громко, чтобы эльфу не казалось, что я пытаюсь шутить с ним. Тень пробежала по его лицу, тень удовольствия, эльф закусил губу, на секунду отводя взгляд. Он ничего не ответил мне, только открыл верхний ящик прикроватной тумбочки, достал из нее наручники, одно из звеньев тут же застегивая на собственном запястье. Я уже знала, что второе окажется на моей руке, и не сопротивлялась, сама протянула руку. К одной подключалась капельница, к другой теперь был пристегнут эльф. Нет, сегодня я не сбегу отсюда, как бы ни хотела. Эредин опустился в мою кровать в одежде, его горячее дыхание обожгло мое ухо, непомерно длинные ноги мужчины свисали с кровати. Наверное, со стороны это выглядело комично: бледное, крохотное пятнышко – я, и его могучая фигура на фоне сбитой кровати. Мне бы смеяться, только слезы подступали к глазам. – Если мы начали все заново, я… Я могу задать тебе еще вопросы? – Конечно, Ласточка. Я рад расширить твой кругозор. По правде говоря, я думал, что ты захочешь, чтобы твоим обучением после отчисления из колледжа занимался я, ведь… – Ты выбрал меня не случайно, да? Ты знал меня еще тогда, когда я жила с родителями в Корво Бьянко, в Вегенберге, в Блавекене, – перечисляла я все дома, что успела вспомнить. – Ты знал меня дольше, чем два года в студгородке. Спиной я почувствовала, как он напрягся, как мой вопрос заставил эльфа занервничать. «Да», именно так он ответил своим молчанием, но я хотела подробностей, объяснений. Когда меня спасут, я опишу эту беседу в своих мемуарах, но опишу ее так, чтобы не казаться читателям запуганной размазней. Тишина, повисшая в комнате, начинала давить на нас обоих, Эредин прижал меня чуть ближе, вновь вдыхая запах моих волос, а я поежилась, представив, какой маленькой кажусь на его фоне. – Что тебе даст это знание, Ласточка? – Просто… Просто любопытно, почему именно я, чем я смогла заинтересовать тебя. – Странно, что ты никогда не чувствовала себя особенной, солнышко. Его голос снова стал сухим и холодным, словно у профессора на лекции. Мои губы чуть задрожали, но я удержалась от жалобного всхлипа, когда эльф перевернул меня на спину. Он отстегнул наручник от собственного запястья и приковал его к изголовью кровати. Жаль, что в этом не было никакого смысла – у меня еще не было сил, чтобы попытаться встать. Эльф встал, но наклонился над кроватью, его взгляд остановился на катетере. На моем запястье не было и следа начинающегося синяка: Эредин ввел иглу осторожно, возможно, потому, что у него уже был опыт. Нет, он не профессор, он… Он – доктор? Или просто специалист, знающий, как обращаться с человеческим телом? Не хочу знать, не хочу этого знать… – Ты еще не ощущала силу, текущую по венам вместе с кровью? – внезапно спросил он, пальцем проводя по моему запястью. Вверх, к плечу. – Нет, – тихо ответила я, решив, что он снова начнет нести шизоидный бред. – Что ж, этого следовало ожидать, тебе некому было объяснить ее природу и дать понять, насколько это естественно. Объяснить что? Что там, в твоей больной голове творится? Эльф гладил меня по ключицам, гладил мою шею, едва касаясь ее пальцами. Он улыбался, а я отводила взгляд, что-то настораживало в резкой перемене его настроения. Силы медленно наполняли мое тело, я чувствовала, что уже могу говорить, что смогла бы даже дать отпор. Слабый, но хоть какой-то… Ужаснее всего была досада, затопившая меня до краев. Мне хотелось, чтобы эльф лег обратно. Эредин наклонился надо мной, смотрел в мои глаза, и мысли ворочались в его черепной коробке. Мне удавалось видеть лишь их тени, размазанные по краю темно-зеленой радужки. Я бы отдала все на свете, лишь бы он отвернулся, лишь бы перестал изучать меня… Не знаю, что случилось со мной в то долгое мгновение, но отвернуться от эльфа самостоятельно я не могла, губы немели, и слова не сходили с них. – Я знал твою мать, солнышко, – снова сознался он после недолгого молчания. – Настоящую биологическую мать, а не ту женщину, что изгнала тебя из своего сердца, едва ты не осилила курс. Об этом я уже догадалась, но дальше-то что? Это знание и привело его ко мне? При мысли о том, что какой-то ненормальный эльф следил за мной большую половину моей же жизни, меня схватила нервная дрожь. Она поднялась вверх от кончиков пальцев ног и прошлась к самой шее, заставив меня нервно улыбнуться. Хорошо, что он не смог меня удочерить. Эредин заметил мое волнение, он погладил меня по щеке, осторожно убрал прядь светлых волос, упавшую на мое лицо. Говори дальше. – Ты и сама в курсе, что она была эльфкой, правда? Человеческое дитя никогда не станет таким красивым, как ты, моя Ласточка. – Но мой отец был человеком? – спросила я тихо. – Да, – недовольно изогнув бровь, ответил эльф. – Твой отец, Цири… Эльф вздохнул, он набирал в грудь как можно больше воздуха, чтобы через мгновенье излить на меня всю свою злобу. Эредин ненавидел моего отца, это я поняла четко, с одного только взгляда в его изменившиеся глаза. Похититель невольно сжал пальцы на моем подбородке, заставляя меня не отворачиваться. – Он осквернил и ее, и тебя, оставив свои гены там, где они не нужны. Сказав это, эльф наклонился, наклонился, чтобы поцеловать меня. Удивительно, но мои губы болели от его ласк, слишком черствых и слишком жадных. Я обещала себе, что буду терпеть, что приму все его касания, сделав вид, что они мне приятны, что я выживу здесь, присоблюсь, выжидая удобного момента… Но слова потеряли силу, едва он коснулся меня. Эти губы не несли мне удовольствия, ни капли, ни отблеска его, мне хотелось лишь увернуться от этих жадных рук, от этого взгляда. Эредин осторожно притянул меня ближе к краю, а я дернулась, несмело отползая назад. Мне не хотелось подчиняться, и эльф видел это, видел и игнорировал, как всегда. Когда я попыталась уйти от его ласк снова, катетер дал знать о себе легкой болью, я вскрикнула, пока эльф продолжал меня целовать. – Тише, не шевелись, – Эредин разорвал поцелуй, осторожно поглаживая уже свои щеки, словно пытаясь смахнуть с них жар. Это бы показалось мне милым, если бы не ситуация. – Это для твоего же блага, солнышко, чтобы ты не ранила себя. Нет, нет, не надо. Эти слова не несли за собой ничего хорошего, я знала, что сейчас эльф сделает со мной что-то еще. Чутье не подвело, Эредин открыл первый ящик тумбочки, залез в него рукой и выудил пачку запечатанных шприцев. За ней же он достал несколько колбочек с желтовато-прозрачной жидкостью, принялся стучать пальцем по одной, словно проверяя прочность недорогого стекла. Я готовилась дернуться особенно резко, закричать, зарыдать, любыми путями не дать ему усыпить себя. Вырубиться, чувствовать эту проклятую слабость, пока он насилует меня – хуже всего, даже хуже, чем осознавать происходящее и переживать это снова и снова. Может, наброситься на него? Может, вырвать из руки иглу? Может, порезать запястье краем наручника? Только мне не пришлось делать все самой. Едва открыв упаковку новенького шприца, эльф отвлекся, в кармане его штанов зазвонил телефон. На гудке стояла приятная мелодия, исполненная скрипкой и виолончелью, я вспомнила Эредина в рокерской куртке и чуть было не улыбнулась от комичности перемены его вкуса. Интересно, в те времена он уже знал, что когда-нибудь похитит меня и прикует к этой кровати? Эредин не спешил отвечать на звонок. Он достал телефон нехотя, с недовольством посмотрел на экран и в том же недовольстве искривил губы. Эльф колебался минуту, а телефон все звонил и звонил, и я боялась шевелиться, чтобы не спугнуть удачу. Наконец, выбрав зеленую иконку ответа, эльф поднес трубку к уху. – Я в отпуске, – с раздражением произнес мужчина вместо приветствия, а кто-то взволнованно ответил на том конце. – Нет, потому что дом находится под охраной, ему нич… Думаю, что нет, Ауберон был слишком старым. Думаешь, все же стоит проверить? Он слушал внимательно, временами посматривая в мою сторону, давая односложные ответы. Эльф забрал открытый шприц с собой, а колбы убрал на место, задвигая ящичек обратно в тумбочку. Эредин еще не закончил разговор, но в его руках уже оказался мой ошейник, одной рукой он закрепил поводок на крючке у стены, второй продолжал придерживать трубку. – Я скоро буду, да, – произнес он, завершив звонок. Ошейник застегнулся на моей шее, я вздрогнула, но возблагодарила небеса за эту короткую передышку. Эльф перегнулся через край кровати, прислонил свои мокрые губы к моему горячему лбу и улыбнулся, в улыбке его ярко горела грусть. – Папочке нужно уйти ненадолго, – проговорил он бегло. – Не скучай. Больше эльф не сказал ничего. Тяжелая дверь захлопнулась, моя комнатка медленно погрузилась в тишину, а я с сожалением подумала о том, что в следующий раз попрошу его дать мне пульт от телевизора.