Новое сообщение

Эти сны… В них я снова и снова вижу чужие руки, тянущиеся ко мне, зовущие к свету. Я пячусь назад, уворачиваясь от чужих пальцев, отползаю, бегу в темноту… Потому что там ждет меня он, мой эльф, всегда находящий минуту на ласку. С ним чужие окрики не имеют значения, есть только я и он. Вот и сегодня я просыпаюсь, разбуженная его поцелуем. – Папочка, – шепчу я в темноту, и та отвечает мне долгим объятьем, поцелуем отпечатывается на моей макушке. Он застегивает пуговички на белоснежной рубашке, с трудом отпуская меня. Красивый, красивый, как и всегда, во что бы ни одевался. Я смеюсь, смеюсь тихо и сонно, обнимая его только крепче. Я так люблю его, что не могу дышать, не хочу, опасаясь спугнуть его лишним движением. Он словно случайно задевает мой оголенный сосок, и я игриво улыбаюсь, пока эльф с интересом наблюдает за мной. Может, поэтому папочка запрещает спать в одежде? Мы обнимаемся еще долго, еще долго жмемся друг другу в ночной темноте, и я смотрю в окно за спиной своего эльфа. Луна уже уползает прочь, солнце вот-вот поднимется над лесом, подарив мне немножко тепла. Это тепло – не такое, папочка греет меня лучше, но когда нет, приходится довольствоваться хотя бы этими крохами. Снег блестит в молочном свете луны, я вижу, как мимо пролетает замерзшая ворона, и сама зябко веду плечами. Хорошо, что я сейчас здесь, внутри этих стен. – Ты так ворочалась ночью, – шепчет Эредин над моим ухом, наклоняется и целует мочку. – Снова плохие сны? – Да, – сознаюсь я, не умея врать. – Их стало так много последнее время. – Я сделаю тебе какао, ладно? Сегодня тебе можно будет немножко шоколада, чтобы было не так страшно, да? Об этом можно даже не спрашивать. Я мелко киваю, и Эредин протягивает мне руку, помогает встать и выбраться из кровати. Нет, ходить легко, подниматься – сложно. Мои ноги проскальзывают в пушистые розовые тапочки, я натягиваю длинную белую футболку и иду вперед. Раньше в этой футболке спал папочка, теперь сплю я, но его запах никуда не делся. Кошмары. Они снились мне часто, и были яркими, точно происходили наяву. Птицы пели слишком натурально, каждому персонажу принадлежал свой собственный голос и тон. Я видела одни и те же образы раз за разом, один и тот же сценарий: ускользающее счастье. В своих снах я жила в дивном месте, окруженная любовью и теплом со всех сторон. Темноволосая дама расчесывала мои волосы, кто-то говорил мне о том, как я любима, ценима, нужна. Только… Только недолго… Что-то подкрадывалось ко мне, всегда со спины, что-то утягивало меня прочь, терзало до полного изнеможения там, во мраке. Сладкий цветочный запах сменял аромат гниения, залежавшихся в тумбочке лекарств. Иногда я просыпалась в слезах, иногда – с криками, но папочка всегда был рядом, чтобы успокоить меня поцелуем. Почти. Я стараюсь не спать днем без него, чтобы не видеть этого слишком часто. Да, я знаю, что здесь стоят камеры, и папочка может видеть меня и на работе, но я его – не могу. Эредин идет по коридору вперед, а я – следом, рассматривая фотографии на стенах. Он красив, очень красив, и я не знаю, чем его заслужила. Рядом со мной, такой нескладной для юной эльфки, он словно теряет в привлекательности, я вижу это по фотографиям. Наверное, и мой доктор замечает это… Он всегда смотрит на папочку с осуждением, точно тот должен был выбрать не меня. На кухне тихо, мы больше не смотрим телевизор, потому что мой эльф запретил. Он говорит, что тот плохо влияет на меня, что его лучи – опасны… Наверное, папочка прав, потому что после того сюжета о пропавшей девушке мне еще долго снились кошмары, в которых ее родители звали меня домой. – Я сделаю тебе оладьи, солнышко, – произносит он. – Мы позавтракаем вместе, но… – Но тебе нужно ехать на работу, я знаю, – отвечаю я чуть обиженно, но не на него, а на сложившиеся обстоятельства. – Я делаю это, чтобы у тебя было все, что нужно, глупышка. Я знаю, я знаю об этом. Но я просто хочу, чтобы он оставался со мной. Вместо уговоров остаться сегодня дома я болтаю ногами, забравшись на барный стульчик. Я люблю наблюдать за тем, как он разбивает яйца, венчиком мешает их с молоком, добавляет муку. Я невольно перевожу взгляд к стене, к белому квадратному пятну на обоях. Раньше там висела картина с рыжевласой девой в яблоках, она прикрывала свою наготу круглым щитом. Но Эредин снял ее, потому что зрелище это будило во мне странное чувство. Будто бы я по кому-то скучаю, знаю кого-то похожего. – Хочешь, я сейчас научу тебя печь оладьи? – в очередной раз спрашивает он, улыбаясь в надежде. – Это не сложно, ты справишься. – Неа, лучше потом, – отвечаю я, мотнув головой. – Тебе же все равно придется учиться готовить, зайчик. – Я научусь, просто не сейчас. Сейчас я хочу посмотреть, как готовишь ты. А я могу сделать кофе! Ведь всего-то нужно нажать одну кнопку, с этим справлюсь и я. Я подхожу к кофемашине, щелкаю на кнопочку с нарисованной на ней кружкой и жду. Ждать все равно недолго, можно потерпеть. Эредин часто говорил, что я нетерпелива, и отсюда все мои беды… Я не люблю запах кофе, и папочка не разрешает мне его пить, но сам выпивает по чашке каждое утро. Говорит, что это бодрит его и заставляет выбираться из дома в ночную мглу. Что-то задевает мою ногу, и я опускаю взгляд. Пушистая черная кошка, моя Кэльпи, трется, оставляя всюду свою шерсть. Я улыбаюсь, погладив ее, а мой эльф недовольно шикает. Он не любит, когда Кэльпи приходит на кухню, считает, что место кошки – в кровати перед сном или в подвале за ловлей мышей. «Все должны выполнять свою роль», – говорил он все время. Я старалась никогда не спорить с Эредином, понимая, что он знает лучше, но прогонять кошку не спешила. Мы садимся за стол, мой эльф мешает сахар в своем кофе, а я лениво разрезаю оладьи на мелкие кусочки, макаю их то в мед, то в шоколадную пасту, мне редко позволено столько сладкого. Папочка так рано встает на работу… Я все еще очень хочу спать. Как ему удается открывать глаза? В окно я вижу, как солнце озаряет пространство, и мое сердце снова сжимается в груди. Это означает, что папочка вот-вот уйдет. – Я оставил тебе на обед тарелку рыбного супа, Цири. Съешь ее ровно в час, будь добра. А после – немного пасты с морепродуктами, это полезно вам обоим. Он обнимает меня, кладет свою тяжелую руку на мой живот перед уходом… Скорее бы узнать, кто ждет нас. Живот все больше и больше, с каждым днем мне все тяжелее ходить и вставать с места, но я терплю. Папочка обнимает меня, и я жмусь к его телу в поисках тепла, жмусь все ближе и ближе, но улыбка не тянет мои губы. Вместо этого я тихо хнычу, прижимаясь как можно ближе к своему счастью. Если разжалобить его, он останется со мной? – Я совсем не хочу, чтобы ты уходил, – отвечаю я шепотом. – Я знаю, солнышко, знаю. Ты можешь позвонить мне после обеда, и завтра я буду работать из дома. Побудь одна всего несколько часов, как хорошая девочка. – Да, – отвечаю я. Мы обнимаемся еще долго, еще долго он гладит меня по волосам, вдыхает мой запах. Я знаю, папочке он нравится, иначе он бы не вдыхал сейчас так глубоко. Не знаю, как долго мы могли бы простоять с ним вот так, обнявшись посреди кухни, но дверной звонок отвлек нас обоих. Я вздрогнула, и папочка снова насторожился, вглядываясь в мое розовеющее лицо. Он… Он походил на звон тонкого колокольчика: мягкий короткий звук. Странно, но слыша его, какое-то давно забытое воспоминание расправляло плечи глубоко в моем разуме, оно скреблось о стенки черепной коробки, но так и не могло вырваться наружу. Когда я спросила об этом папочку, тот только сжал губы плотнее, обещая, что сменит мелодию. Только почему-то не сменил. – И кто это? – спросил эльф, хмуря брови, и я поспешила взглянуть на экран. Над входной дверью Эредин установил камеру, и сейчас мы видели каждого гостя, их было немного. Уже знакомый мне полицейский остановился на пороге, поправлял плоскую кепку, чуть надвигая ее на лоб. Он уже заходил к нам однажды, расспрашивал о какой-то девушке, которую, кажется, видели неподалеку отсюда, и я опрометчиво открыла незнакомцу дверь. Я только пожала плечами, не додумавшись спросить о том, как мужчина смог нас найти, а Эредин, узнав об этом, выпорол меня и запретил подходить к дверям впредь. – Это наш шериф, – говорю я, обнимая папочку снова, опасаясь его гнева лишь капельку. – Он уже был здесь однажды. – Шериф? – спрашивает он, настороженно замирая, поглаживая меня чуть небрежней. – Я не уверен, что полиция могла… Вы познакомились тогда, да? – Да, – говорю я тихо, пристав на мысочках, чтобы шепнуть ему в самое ухо. – Его зовут – Вильгефорц, и он здесь кого-то ищет. Папочка улыбается мне, прижимает поближе, и смотрит за тем, как полицейский мнется у порога. Я же смотрю, как солнце скользит по полу, как Кэльпи катается в его лучах, стараясь согреться, собирает пыль. Зимой так холодно, так противно… Каждый хочет немножко тепла, ведь так? Папочка тоже, поэтому он так обнимает меня и ребенка, что меня начинает тошнить. Доктор придет послезавтра, он проверит, все ли хорошо, а сейчас жаловаться нечего, папочкина голова и без того забита нашими проблемами. Дверной звонок снова подает голос, и я плотнее сжимаю губы, чувствуя, как что-то бьется внутри меня. Словно... Словно на моей шее затягивается ошейник, словно вот-вот кто-то распахнет дверь поблизости и сделает мне больно. Я провожу ладонью по плечам, прогоняя с них мурашки, а папочка не отпускает меня из рук. Мы стоим так ровно до тех пор, как полицейский уходит, оставляя порог нашего дома мерной утренней тишине. Девять. На микроволновке видно время: девять часов утра, Эредин опоздал на работу. Может, теперь лучше вообще не ходить?