Поколение next

Безумно рискованно, без троса, без стремени Вниз из-под купола с лукавой улыбкою, Смертельные трюки — триумф шизофреника Над рациональностью, над объективностью. Flëur Стена холодила лопатки, а кирпичная кладка неприятно саднила кожу при каждом движении, когда Шаня попеременно вдавливало в её шероховатую поверхность. Воздух пыльный и словно нагретый между их телами, застревал в груди и оседал в лёгких, поглощавших не только кислород, но и запах машинного масла вперемешку с отдушками бензинового шлейфа, которым был пропитан каждый квадратный сантиметр помещения. В голове, в душе, в изможденном организме всё смешалось, никакого вывода или логики. Только горячее дыхание в шею, и больные, на грани стона Мо, укусы брата. Хэ не просто избавлялся от душевных терзаний, он воплощал их в жизнь и дарил Шаню. Держал слово. И делал больно. Пальцы проскользили по разгорячённой коже, от талии по рёбрам, ладони задержались на груди, словно наслаждаясь неистовым биением сердца и медленно, по ключицам, вернулись обратно на шею, контролировать дыхание, контролировать пульс. Хэ не давал возможности опомниться, вжимал в себя, в стену, не прекращая целовать. Жарко, с упоением вылизывал рот, прикусывал губы, чуть отстранялся, чтобы перевести дыхание, а после накидывался обратно, с ещё большим пылом, словно увиденное заводило его до помешательства. Мо закатывал глаза от удовольствия, мелко дрожал, цеплялся пальцами куда придётся и впивался ногтями, когда брат кусал и трогал особенно чувствительные места. Из груди рвались стоны, но рыжий из последних сил держался, отворачивался от поцелуев и сжимал губы, стараясь дышать носом, но Тянь грубо разворачивал его обратно, снова завладевая ртом, и в отместку прижимался бедром к паху, притираясь сильнее, чтобы услышать то, чего Мо его лишал. Шань задыхался. От осознания, от горькой эйфории. Мечта сбывалась извращенно, пыточно и страшно. Физическое ликовало, а душевное хотело провалиться и сгнить. Иногда шаг вперёд — это не смелость, не благо, не победа над особой. Это роковая ошибка, красная черта, за которой остаются лишь сожаления. И Шань понимал, что не просто шагнул за неё, а пересёк настолько далеко, что изначальный рубеж уже не виден. Ведь перед глазами лицо брата, под пальцами его горячая и чуть влажная кожа, а губы то и дело напарывались на чужие, и в этой горячке все черты и рубежи смешались в одно сплошное месиво: вздохов, поцелуев и нестерпимых касаний. По телу почти ток, импульсы тёмного удовольствия, которые смазывали стыд и рациональность. Что испытывал Тянь, Мо даже представить себе не мог. В его обычно тёмно-серых глазах сейчас царствовала непроглядная ночь, словно он ничего не соображал, или намеренно не пускал в голову то, что происходило. Он жил моментом, в котором ему было хорошо. Настолько, что схлынули привычные хладнокровность и надменность, и даже скулы покрылись едва заметным румянцем. И он чувствовал. Палитра была яркой, вспышками болезненной; рыжий красил неосознанно, но почти гениально. Своей неопытностью, бесхитростью и смущением он наносил решающие мазки, которые выключали разум и разливались в голове красным тягучим маревом. — Эй, рыжий, — хрипло позвал Хэ, чуть стягивая его спортивные штаны, чтобы уместить пальцы на коже, поглаживая рубчатый след от резинки. Мо втянул живот, выдыхая резко, сжимая зубы. — Что? — кое-как выдавил из себя, облизывая саднящие губы, не сводя глаз от руки брата, которая оказалась в рискованной близости от его эрекции. — С таким братом и тёлка не нужна, — сказано в усмешке. С тяжёлым, обличающим желанием. — Мф? — фыркнул Шань, переводя взгляд на лицо брата, — это так ты мне в верности клянешься? Тянь без промедления просунул руку в бельё, сжимая горячий член. Шань дёрнулся, сдавленно простонав. — Повтори-ка. Рыжий снова облизал губы, часто дыша. — Что именно? — А вот последнее предложение, — кулак ожил, выводя плавные движения от корня к головке, обнажая крайнюю плоть. — Ты еблан. — Ты не это сказал, — сильнее нажатие. — Уверен, что… это, — Мо зажмурился, хватая воздух ртом. Хэ придвинулся ближе, проводя носом по рыжему виску, а после наклонился и аккуратно прикусил зубами край пылающего уха. Шань, задыхаясь, отвернулся, растерянно смотря куда-то в сторону: возможно на дверь или кривую колонну пыльных шин, чтобы немного сбить острое внимание к действиям брата. Чуть остыть, иначе ситуация грозила вылиться в патовую. Он всем телом ощущал, что близок к оргазму, нервными окончаниями чувствовал, что не выдержит и минуты, если Хэ продолжит свои издевательства. Они должны были злить, но это заводило. В обычной обстановке рыжий наверняка бы уже затеял если не драку, то ругань и спор точно, но сейчас всё тело покрывалось мурашками от провокаций брата, и лёгкий мандраж пробегался буквально до загривка. Его слова, которым вторили развязные жаркие касания, желание оказаться ближе, словно без напора, без принуждения, со свободой в общем безумии — сносили голову. А также понимание того, что выбора у Шаня на самом деле не было. Свобода ограничивалась лишь тем, чего больше хотел Хэ. И здесь Мо волен распоряжаться, как угодно. В микромире, опоясанном исполинскими рамками, в которые Тянь заключил своего младшего брата. Но даже в таких условиях рыжий осознавал, что в кои-то веке их желания совпадали. Мо не терпел — он наслаждался, наслаждался неправильно, извращенно и от этого становилось не по себе. Сладкая дрожь в любой момент могла перерасти в паническую лихорадку. Тонкая грань, не имевшая опоры, сдерживала истерику и позволяла телу гореть, а голове не думать. Неопытность и крайнее смущение оставили рыжему пассивную роль — он принимал весь пыл Тяня, не зная, что ему предпринять взамен. По сути, зачинщиком всего этого безрассудства был именно он, а теперь сгорая от похоти и стыда лишь выгибался, когда Хэ чувствительно впивался пальцами в его поясницу и прикусывал шею, втягивая тонкую кожу в жаркий рот. — Смотри на меня, — вдруг сказал Тянь, отчего Мо вздрогнул всем телом, не ожидая грома его голоса, пока тонул в собственном беспамятстве. Рыжий поднял голову, акцентируя взгляд на лице брата, а потом на его глазах. Тёмных, почти матовых, с едва читаемой угрозой. — Вот так, — кивнул, — ты должен понимать всё, что происходит. — Зачем? — Для того, чтобы потом пожалеть. Мо задержал дыхание и едва слышно простонал, когда рука брата переместилась на влажную головку, а палец слегка надавил на уретру. Слова, что прежде сказал Хэ, никак не воспринимались и не укладывались в голове. Всё его сознание и нервные окончания поддались обжигающему удовольствию, а стыд, который прежде сковывал цепями, куда-то пропал, и Шань поднявшись на цыпочки, сам толкнулся в руку брата, зашипев от очередной волны болезненного наслаждения. — Придурок, — усмехнулся Хэ, возобновляя движения на истекающем предъэякулятом члене. Подавшись ближе, Тянь прихватил зубами нижнюю губу рыжего, чтобы немедленно скользнуть языком в его рот. Глубоко, интуитивно делая из поцелуя очередной акт насилия. Но с пометкой «добровольно». Мо неумело отзывался на бесстыдные ласки брата, распятый между ощущениями жара внизу живота и дрожью от чужого языка во рту. Все его интимные познания были подчерпнуты исключительно из сетки интернета, поэтому в теории он очень даже разбирался, но вот в практике у Шаня имелось примерно столько же опыта, сколько у мальчиков из духовной семинарии. Даже их с Тянем прошлые взаимодействия на грани фола очень трудно назвать полноценными поцелуями. Первый у школы — сплошное недоразумение, Мо со страху вообще не понял, что тогда произошло. Следующие, тоже ничего вразумительного: либо укусы, либо «лизания» во имя каких-то бредовых умозаключений брата. Поэтому никаких дополнительных умений Мо не приобрёл — слишком быстро и смазано. Но сейчас было по-настоящему, с нужным катализатором взрывных эмоций и общим бессилием над ситуацией, когда назад даже с пробуксовкой сдать не получится. И хотелось тянуть время, чтобы дольше губы в губы, чтобы дыхание смешивалось и не понятно кто кем дышит, кто кого царапает и вовлекает в очередной поцелуй. Проникновенно, без стеснения. И пусть у каждого существовал эгоистичный смысл, итог был один — они оба получали свой кайф, за который после заплатить не страшно. Мо судорожно выдохнул, чуть отстраняясь, пытаясь вогнать в грудную клетку кислород. Пульс шкалил как безумный, весь организм словно пропитался адреналином, загоняя сердце в неудержимый галоп. Вдох-выдох. И ещё раз. Колени едва не подогнулись, когда рука брата сделала два интенсивных движения, и Шань от неожиданности громко застонал, вцепляясь пальцами в Тяня, чтобы сохранить вертикальное положение и не упасть на пол. — Ты… совсем что ли?.. — кое-как вымолвил он и посмотрел на Хэ. — А ты как думаешь? — снова, почти больно от основания к головке. Мо зажмурил глаза, дыша открытым ртом. Ещё парочка таких выходок и он точно всё. — Подожди… Рыжий дрожащими руками вытер испарину со лба, практически не отрывая взгляда от пальцев Хэ, которые благодаря его просьбе замерли на середине движения. Безумное видение, сюр. И хотелось сойти с ума окончательно, чтобы потом даже самому себе не поверить, что всё это реально было. Шань взялся за резинку штанов брата и потянул её вниз вместе с бельём, медленно оголяя пах с возбужденным членом. Опасная инициатива, которая своей вольностью могла сулить всё что угодно. Тянь непредсказуем в своих желаниях, и в том, как именно они должны исполняться. Рыжий бегло глянул в лицо Хэ, пытаясь понять эмоции. Тянь выгнул бровь с немым вопросом: «ну?». Шань взволнованно облизнул вмиг пересохшие губы и осторожно опустил ладонь. Теперь смотреть на Хэ не хотелось совершенно. Он знал, что увидит в его глазах. Там определённо искрилось веселье от неуклюжести и страха Мо, который вступал в лютые дебри однополого секса. С братом. Просто ёб твою мать. Шань не удержался и истерично усмехнулся. Тянь вторил ему откуда-то сверху, в рыжую макушку. — Если ты ждёшь группу поддержки, то продолжай тянуть время, скоро змеевы дегенераты нас потеряют и точно сунутся сюда. — Ты мог бы… заткнуться? — М, — согласно раздалось над головой, когда рыжий наконец-таки обхватил его член пальцами. Это было очень странно. Волнующе и за гранью понимания. Раньше он даже мыслям не позволял себе зайти настолько далеко. Всё ограничивалось неясными вспышками желания без какой-либо конкретики. Общими понятиями и ощущениями типа: запах, вкус кожи, голос без ядовитой усмешки и, возможно, пальцы. Да. Они иногда даже снились. Длинные, прямые, с чёткими лунами ногтей. Идеальные. Чтобы держать, чтобы хватать. И делать больно. Даже в мечтах Мо — Хэ делал больно. Это какая-то патология… Зло стало в секунду. И это придало смелости и безрассудства. Шань подался вперёд, утыкаясь носом в основание шеи и раскрывая губы, мягко целуя, добавляя язык, облизывая кожу, иногда чуть прикусывая. Рука, что ранее не осмелилась скользить по чужому члену, неспешно прошлась по всему стволу с небольшим нажимом. Чтобы он чувствовал. Наконец-то чувствовал, что рядом с ним есть человек, который, чёрт побери, его хочет. И может творить любые поступки, а если станет нужно — навязывать свою волю. Пусть даже в подобной плоскости. Шань синхронизировал движение пальцев на члене, и губ, которые обхватили мочку уха, посасывая, слегка отклоняя голову и подаваясь обратно. Участки тела разные, но ассоциации должны посещать весьма определённые. Придвинул Тяня к себе плотнее, обнимая за твёрдую поясницу, интуитивно прижимаясь пахом к паху. Было страшно до дрожи. И так же хорошо. Нестерпимо стыдные касания, которые происходили между ними, голой горячей кожи к коже в самых чувствительных местах. — Неплохо, — хрипло похвалил Тянь, шумно выдыхая, — кто научил? Мо не ответил. Не мог. Снова стало горячо. Былое возбуждение никуда не делось, а сейчас возросло в сотню раз и стало почти болезненно невыносимым. Само понимание того, что они сейчас делают, подталкивало к немедленной разрядке и редким стонам, которые всё-таки прорывались через сжатые зубы. — А вот так? — вопрос не дошёл до Шаня, потому что в следующее мгновение Хэ толкнул его обратно к стене и, освободившись от рук, прижал к холодной кладке. А после обхватил оба члена пальцами, притесняясь ещё ближе. — Дыши, идиот, — он даже нашёл в себе силы улыбнуться. А Мо не нашёл ничего. Он выпал из реальности с выгибающей судорогой острого удовольствия. Тянь успел сделать несколько отрывистых движений, пока его ладонь не стала горячей и вязкой от спермы брата. Стон Мо эхом отразился по складу. — Ну ты и козёл, — выдохнул Хэ, вытирая руку о стену, и придерживая тяжело дышавшего рыжего, который уткнулся ему куда-то в ключицу. Тянь подтянул свои штаны, заправляя в боксеры болезненно нывший от облома член. В конце концов, чтобы кончить Хэ необходимо больше времени. Дело, разумеется, в опыте и в том, что секс у него случался регулярно, в отличие от брата, и это не считая элементарной дрочки. В остальном же, это было… любопытно, и пиздец, как неправильно. Однако, Мо сильно его завёл, ещё бы немного и не помог бы ни опыт, ни ещё какой-нибудь другой отмаз. А ведь все начиналось с шутки, по крайней мере, с его стороны. Эти несдержанные порывы Мо сначала здорово злили, потом удивляли и опять злили, а теперь… Кто знает, что теперь, если рука до сих пор стянута в подсохшей сперме младшего брата и это не вызывает должного отвращения. Он должен был объяснить Шаню, что это всё свихнувшиеся гормоны и паршивое окружение, и это пройдёт. Эксперименты в псевдоинцест и прочие извращения, на которые так падок несформировавшийся в своих желаниях организм — не больше, чем протест против всего на свете. И подростки зачастую лезут в самую тёмную изнанку мира, словно пытаясь доказать себе и окружающим свою взрослость и умение принимать решения, независимо от того, что этот опыт зачастую весьма печален. Но беда в том, что Тянь не умел объясняться с Шанем, тот либо его не слышал, либо делал на зло. Тогда на помощь приходила грубая сила, и становилось только хуже. А сейчас получалось, словно Мо сам неосознанно перетягивал его на тёмную сторону, и это было просто бредово. Потому что, да, не гей и вообще не верил в подобные привязанности. У него были друзья «в теме», но Хэ никогда не пытался лезть в их жизнь и ковыряться в подробностях их «любви». Ему вообще с трудом давалась эмпатия и прочие чувства, которые должны были сформироваться в его сознательном возрасте. Но как-то не срослось. Можно, конечно, даже найти виноватых, но отчего-то перехотелось. Нахуй бы их всех. А теперь выходило, что выходило. Они с братом дрочили друг другу. Пиздец, короче. Ничерта у него не получалось, и как сказал Чэн, с ролью старшего брата он не справился, раз допустил всё это. Мо ожидаемо затих. Тихо копошился, заправляя одежду, и должно быть, придавал себе более менее опрятный вид. Хэ на него не смотрел, дымя сигаретой в стороне, слыша шуршание материала и редкие маты. — Мы домой? — наконец-то подал голос. — Завтра. Уже поздно и Дэйю навряд ли поверит, что ты в такое время вернулся с поездки. — М… да, наверное. Тогда к Джуну? — Ты собрался? — Хэ откинул сигарету и повернулся. — А чего мне собираться? Я что, по-твоему, с чемоданами сюда пришёл? — нервно ответил Шань, не зная, куда себя деть. Куда смотреть, как вести?! Господи, помилуй, что они только что сейчас делали! И он кончил в руку брата! А Тянь кончил? Нет же? Тогда, что получается? Что это было? Игра в одни ворота, чтобы потом посмеяться? — Пошли, я устал. Мо сжал пальцы в кулаки. И как теперь в нынешнем свете событий интерпретировать его слова? Устал, потому что день был долгим и насыщенным или из-за того, что дрочил ему? Ну это просто ад. Речи Тяня и до этого всего приходилось прогонять через десятки фильтров, чтобы вовремя улавливать насмешки и сарказм, теперь же никаких способов вообще не оставалось — сплошное непаханое поле для скрытых, и нет, издевательств. Ныне их общение — это не игра «сапёр», а реки серной кислоты и исключительно для Мо. Они вышли из смежной комнаты склада, неспешно проходя в основное помещение, где собрались остальные представители разношерстной компании. Но, как оказалось, компания заметно поредела. Хитен, обособленно сидел за захламлённым бутылками алкоголя столом, закрывший уши громоздкими наушниками из которых доносилась громкая психоделика. А он сам, склонившись к экрану, спешно стучал пальцами по клавиатуре, похоже, создавая очередную вирусную программу или её производную. Змея нигде видно не было, а Ронг, расположился прямо в центре помещения, на кожаном диване, тихо сопел в обрамлении жестяных банок пива. — Короля делает свита, — усмехнулся Хэ, оглядывая обстановку, — а король, похоже, голый… — Хана нет, — заметил тормознувший рядом Мо, пропуская мимо ушей замечание Тяня по поводу Змея. — А что ему тут делать? За нами подглядывать? Шань немедленно покрылся краской смущения. — Твои друзья, сам и скажи! — зло выпалил он. — Да чё ты дергаешься? Домой, наверное, пошёл. Как и мы. Все, давай, двигай ногами. Вышли почти в кромешную темноту. Рыжий подслеповато шагал вслед за Хэ, который искал приложение для вызова такси. Промзону покинули молча. В машине, на пути к квартире Джуна, тоже не проронили ни слова. Тянь молчал, ковыряясь в смартфоне, Мо же и вовсе не испытывал потребности в разговоре. Все это нужно было как-то переварить до усвояемого состояния. Мозг работал со скрипом, а по телу до сих пор, нет-нет, но проходили слабые импульсы удовольствия. Что смущало, конечно, знатно. Тянь пока вёл себя как прежде, хотя, возможно, свидетель в виде таксиста мешал выводить филологические изыски. И стоит им оказаться наедине, как на Мо польются водопады издевок и мерзких шуточек. Шань по фонарям и убогой, облезлой горке во дворе, понял, что они приехали. Момент моральной казни произойдёт примерно минут через пять, когда за ними захлопнется дверь квартиры. Приготовиться к этому невозможно, ровно, как и игнорировать. Однако Тянь свернул в другую сторону от их подъезда. — Ты иди, — кинул рыжему ключ, и тот едва успел поймать его от неожиданности, — я до магазина. — Что, всё-таки ужраться решил? — скривился Мо, теребя ключи между пальцев. — Ты же сказал, что не будешь ныть и даже готов всю ночь слушать, как там? Весь мой пьяный бред? — Я такое говорил? Хэ махнул на него рукой и направился в круглосуточный магазин. Шань потоптался на месте, решив, что возможно, это не такая и паршивая идея. И лечить «контузию» вдвоём наверное легче и правильней. — Только йогурт и булки не покупай! — запоздало заорал он в темноту. Рыжий стянул кеды в коридоре, выгреб из карманов штанов на тумбочку: телефон, мятную жвачку и чужие ключи, а после, щёлкнув выключателем, уселся в зале на диван, подтягивая к себе ноги с пола. Хорошо бы помыться, но как-то не моглось. Чувство чего-то неправильного засело в груди и никак не хотело выбираться оттуда. Внутри тянуло беспокойством и какой-то надвигающейся фатальностью. Возможно, это просто отходники, осознание своей или общей ошибки, выражающиеся в подобное чувство вины, которое ощущалось почти физически. Тошнотой и влажными ладонями. Их отношения теперь точно изменятся, и, разумеется, в худшую сторону. А как может быть по-другому? Они начнут ходить за ручку и целоваться в парке на скамейке? А потом что? Благословение у матери попросят? Шаню стало так смешно, что он чуть не разрыдался. Тотальный пиздец. Знал же, изначально знал, что не стоит этого делать. Кидался на Хэ с поцелуями… Вот только интересно, что сам Тянь думает по этому поводу. Спросить? Шань даже вздрогнул, когда услышал хлопок входной двери. Брат прошёл сразу на кухню, но не закрылся в ней, что вполне могло сойти за знак. Выбор ему дали: либо прятаться, либо составить компанию. Не хотелось ни того, ни другого, а лучше, желательно, переехать прямо на Марс и колонизировать его рыжими долбоёбами. Или хотя бы одним. С другой стороны, он же собирался лечить «контузию». Шань с тяжёлым вздохом поднялся, и направился к своей личной Голгофе. — Что купил? Тянь сидел на подоконнике и курил. Странное ощущение дежавю, словно и не уходили никуда. — В пакете, — отозвался Хэ и удивительное дело — замолчал. Ни подковырок, ни провокаций. Ни-че-го. Похоже, он не менее выбит из колеи, чем сам рыжий. И моральная казнь откладывалась на неопределённый срок. Мо достал из пакета две пачки сигарет, пару бутылок крепкого рисового вина и фруктовый набор. — Ты издеваешься, что ли? Нельзя было что-то посущественнее на закуску взять? Яблоки и виноград, ты серьёзно? — Можешь не пить, — пожал плечами Тянь, — вон, бананы ещё есть. Будешь? Началось. — Себе оставь! — огрызнулся он. Хэ скупо усмехнулся и кивнул. Мо даже представил, что тот хотел сказать на это. Мол, был у него в руках сегодня один банан… Рыжий покачал головой: настолько досконально знать брата, и в то же время не знать его совсем. Здесь, наверно, больше дело в наблюдении над привычками и повадками, которые были изучены за много лет проживания вместе, в голову же его никогда не пропускали. Вот и результат. Плюс сто и минус сто. Ноль по итогу. Делать ничего не оставалось, кроме как выставить из навесного шкафа два высоких стеклянных стакана, а фрукты промыть под проточной водой, сгребая их одним жестом в глубокую чашку, а после расставить все это на столе. Шань даже бутылку открыл, разливая вино почти до краёв. — Ну? Особое приглашение нужно? — Хватит. — Что? — не понял рыжий и остановился, не доведя стакан до губ. — Орать и истерить. Смотреть тошно. — Я не ору и не истерию, — процедил он, чувствуя, что заныло где-то в груди, в том месте, которое и ожидало чего-то подобного, — и смотреть на себя не заставляю. — Я ведь предупреждал, что именно так всё и будет, — Тянь глубоко затянулся и потушил сигарету в кашпо, сделав из того своеобразную пепельницу. — Как так? — вскинул брови Мо, выходя на опасную тропу. — Придурок ты, — невпопад ответил Хэ и приложился к стакану, опустошив его примерно наполовину. — Это у нас семейное, — рыжий повторил его жест, и горло в миг обожгло сладковатым и довольно терпким вином. Странный выбор для Тяня, обычно он предпочитал иные напитки. Позаботился о нём? Пффф… Ага. Наверное, в магазине другого не продавалось. — У нас разные семьи. — Что, опять? — зашипел рыжий, отставляя вино на стол, — нашёл другую семью? Сегодня, да? Ну и что, принял тебя этот Чэн? Нужен ты ему? Судя по тому, что ты бомжуешь здесь — это вряд ли! Тянь среагировал немедленно: схватил Шаня за горло и резко развернул, впечатывая в дверной косяк. Мо содрогнулся всем телом от боли, когда позвоночник ударился об угол деревянной поверхности. — Не испытывай моё терпение своими комментариями по вопросу, который тебя вообще не касается, — зло прошипел он. — Ха, — болезненно зажмурился рыжий, выдыхая, — судя по твоему отношению, меня в твоей жизни ничего не касается. — Сегодня ты касался, — кивнул, — везде. Так что не противоречь себе. — Это другое! — Мо обхватил пальцами его запястье, пытаясь отодрать от своего горла. — В чём другое? Лезешь везде, куда тебя не просят, поэтому и выходит херня полная! — Чего?! Я лезу?! А не ты ли меня весь день домогался?! Поэтому не надо перекладывать с больной головы на здоровую! — Это твоя-то голова здоровая? — делано удивился Хэ, пытаясь обойти острые углы. Шань даже руки опустил, переставая сопротивляться, уловив, что брат норовит «съехать» с неудобной темы. А значит, и ему бывает неудобно. Знает же, сука, что сам не без греха, но всегда пытается выкрутиться, сваливая вину на всех и каждого, кроме себя. Но не в этот раз. Мо не желал вариться одному там, где напортачили оба. — Руки свои убери, — уже спокойным тоном попросил рыжий, — хватит меня трогать. Не надоело ещё? Хэ хмыкнул, как будто это замечание было не в кассу. Надуманным и смешным. Пальцы разжал, но не отступил. Остался стоять на месте. — И что дальше? Мо сам бы хотел знать. В голове вихрем пронеслись слова брата про «научить чувствовать», и о том, что Шань «самая большая удача в его жизни». Там, на складе, казалось, что это почти признание. Слишком откровенно все было. Они, наверное, тогда вместе сошли с ума раз наговорили друг другу всё это. И оправдания нет никому. — Ты сказал, что… — Шань закусил губу, глядя поверх плеча Тяня на светло-серые навесные шкафчики. — Сказал что? — Что не будет разницы, что произойдёт дальше, после того, как мы… Ну ты понимаешь. Но так ли это? Хэ нахмурил брови, наверное, пытался вспомнить. — А ещё я говорил, что ты пожалеешь. — Я вообще ничего не понимаю! — Разницы не будет мне, а пожалеешь ты, что непонятного? Шань тяжело сглотнул, продолжая пялиться на кухонный гарнитур. — То есть, это всё было ошибкой? — А ты как думаешь? Мо так и не рискнул посмотреть на брата. Его словно парализовало от этого диалога. — Я не знаю, что думать, — честно признался он. Запутался. В своих чувствах, в эмоциях, в поведении брата, который словно собака на сене: ближе не подпускал, но и уйти не давал. Маялся в своей неопределенности, выдумывая новые смыслы там, где их не было. — А если я не жалею? — Мо повел плечами, выдавая вакуум мыслей в такую же пустоту. — Врёшь, — безапелляционно заявил Тянь и наконец-то отошёл, тут же допивая вино одним глотком. — Как же я заебался, — протяжно простонал рыжий, ударяясь головой о косяк. Рядом послышался смешок Хэ. Не обидный, а скорее солидарный. — Пей давай. — А больше ничего и не остаётся, — Мо нервно взлохматил макушку и уселся за стол, подтягивая стакан. Хэ налил себе новую порцию алкоголя, искоса поглядывая на брата, который помешивал пальцем вино, о чём-то сильно задумавшись. Ситуация действительно выходила дерьмовая, а он и правда наговорил Мо много лишнего: «до» и «во время» и «после». Подобного с ним никогда не случалось. Словно башку снесло, и виноват, разумеется, только Шань. Эти его игрища со Змеем, показывание характера, и эксперименты в однополую «любовь». Как будто все гайки посрывало, так почему тот ждал адекватности от Тяня? «Может, потому что ты старше?» — гадко подсказал внутренний голос. Хэ скривился и вновь опрокинул в себя вино. Шань споро допивал третий стакан. В голове начало шуметь, а проблемы и мысли, что досаждали полчаса назад, теперь казались мелкими неурядицами. — Тянь. — Что? — А ты откуда научился всем тем штукам? — для слов «двойная дрочка» было выпито катастрофически мало, но, видимо, не для самого вопроса, — у тебя был опыт с парнем? Хэ едва не поперхнулся. — Ёбнулся, что ли? — Откуда тогда? Видео? Интересовался темой? — нездорово допытывался рыжий, развернувшись к брату, с любопытством смотря на него. — Набухался уже? — скептически фыркнул Тянь, оценивая раскрасневшиеся щёки рыжего. — Не, а ты ответь на вопрос. — Тебе зачем это знать? — Тянешь время, — рассмеялся Шань, — стыдно? — Ладно, — Хэ допил очередной стакан, — гейские порно-видео я не смотрю — не интересно, и не возбуждает. Пидорского опыта тоже не имею, не имел, — поправил себя он, мимолетно улыбнувшись, — а с тобой так вышло, потому что захотел. В сексе или ему производных, есть место фантазии. Всё зависит от партнёра. И поверь, там, на складе, я мог с тобой сделать и не это. Лицо Шаня из красного приобрело малиновый оттенок. Тянь мысленно покрывал себя отборным матом, но ничего не смог с собой поделать — смутить рыжего самое лучшее удовольствие в мире. Пусть даже это и идёт в разрез всему тому, что он говорил ранее. Ошибки ошибками, а своё нутро никуда не денешь. — Значит, ты гей только со мной? — не веря, что он это спрашивает, уточнил Мо. — Видишь, как плохо ты на меня влияешь, — Тянь очень старался не рассмеяться, хотя смешного было мало. Это как в шутке, где всегда есть доля правды. И тут имелось неплохое процентное соотношение. — И ты не хотел бы повторить, — произнёс Мо. Вопрос? Утверждение? Предложение? — Херовый из тебя собутыльник, — недовольно ответил Тянь, — пить совсем не умеешь. — Не умею, — согласился он и замолчал, словно его больше не интересовало, что скажет Хэ. — Тогда забудем об этом? — вновь подал голос. — Да. — Я спать. Первая бутылка уже пуста, а вторая просто не нужна. Мо для себя всё выяснил. Хэ легко отказался от этих сомнительных отношений и, наверное, правильно сделал. Зачем тонуть дальше в том, что само по себе обречено на крах? Ничего не вырастет на единой похоти — она может только искоренить те крохи братских уз, что остались между ними. Отказ в одностороннем порядке облегчает выбор. О чем сомневаться, когда всё решено другим человеком? Так легче. Спокойнее. Неопределённость — выматывает. А чёткое «нет» — самая лучшая прививка от надежд. Мо лёг на разобранный диван и сдвинулся к стене. На ум пришло, что спать всё-таки они будут вместе — здесь больше негде. Можно, конечно, на принцип, уйти ночевать на пол, но рыжий не был таким принципиальным для подобных подвигов, а если Тянь вдруг испугается за свою честь, то пусть изволит сам катиться на палас и сквозняки. Да и вообще, они уже спали вместе, что может пойти не так? Как оказалось, многое. Мо проснулся от того, что ему безумно тяжело и жарко. Спросонья он решил, что забыл открыть окно в своей комнате и сейчас его словно в духовке прожаривают душные солнечные лучи, а почему вдруг так тяжело — не придумалось. Просто факт. Тёплое дыхание в шею перемешало все шаткие умозаключения к чёртовой матери. Шань окончательно проснулся. И вздрогнул. Хэ перебрав с вином и, как обычно с наглостью, вздумал сделать из него дакимакуру — огромную подушку для удобного сна. И расположился соответственно: закинул ногу на бедра, а левой рукой подгреб под себя, укладываясь сверху и утыкаясь носом в шею. Специально? Нет? Разницы особой не было, раз Шань оказался в подобном положении и едва дышал. Сон ушёл окончательно, а вот тёмные мысли царственно заняли его место. Каждый раз, когда Тянь выдыхал, мурашки поднимались до самой шеи, а волоски на руках становились дыбом. Тело затекло, Мо было крайне неудобно, но он лежал так, как будто до сих пор не проснулся. Наслаждался своими мучениями. Ведь пока ничего не делаешь, и не проявляешь инициативу, это же не считается? Не считается, мысленно кивнул себе Шань, и закусил губу, когда под задравшейся футболкой горячая ладонь Хэ шевельнулась и сжала его бок. А после расслабилась. Колено вклинилось между ног. Да блять! Он не спит, что ли?! Мо не шевелясь, скосил взгляд в сторону брата, проверяя свою догадку, но тот мерно и спокойно дышал, не давая усомниться в том, что он действительно спал. Шань обреченно возвёл глаза к потолку. Ему бы по-хорошему растолкать Хэ и сдвинуть к самому краю, чтобы не соприкасаться, а ещё напомнить, что они решили всё забыть, а такие вот ночёвки к этому никак не располагают. Но он малодушно бездействовал. Правильным и честным быть не получалось, хотя и выводы на эту тему уже сделаны, разложены по полочкам и задвинуты в самый недоступный закоулок души с красной пометкой «забыть!». Но для Тяня, по всей видимости, нет ничего недоступного, особенно если дело касается Мо. Пальцы с бока перекочевали на дуги рёбер, слегка процарапывая кожу. Рыжий чуть выгнулся, стараясь незаметно уйти от этих движений, и самое главное, не выдать себя. Своего сбившегося дыхания и проступившую на лбу испарину. Если Хэ чудом не проснётся от ёрзания Шаня, то его точно разбудит грохот неуёмного сердца. Не проконтролировать это, не унять. Никакая дыхательная гимнастика не поможет перестать чувствовать. Как и логика с её, сука, железными доводами. Словно издевательство. Как будто высшие силы специально проверяли его на прочность, испытывали мораль, которую так долго взращивало общество и все его институты. Мо был в курсе о вечных столпах и константах. Что верно, а что нет. Аморально и табуировано. В курсе. Да. Но от этого не легче. Сказать можно что угодно, хоть любую святую книгу выучить наизусть, декларируя всем свою высокую нравственность и духовность, но что толку, если внутри бьётся совсем иное. Не поддающиеся разуму и правилам. Оно сильнее. Шань знал этому чувству название, но не произносил его даже про себя. Потому что страшно. Безнадёжно. Невзаимно. А Хэ дышал в шею теплом, не подозревая, что творит одним лишь своим присутствием. Ему невдомек, что игра на нервах и на чувствах — разные вещи. Но Шань ни за что бы не взялся объяснять, потому что тогда, рассказать нужно будет все. И это — не выход, это — западня. Рыжий немного сдвинул плечо, сползая вниз, чувствуя, как закололо всю левую часть тела, которую праздно отлеживал брат. Хотелось принять более удобную позу, но в то же время, остаться в пределах касаний. Ненавязчиво быть рядом. Смело продолжать обманывать себя и играть в прятки с совестью. Шань медленно повернул голову, чтобы их лица оказались на одном уровне. Губы Хэ чуть приоткрыты, дыхание размеренное. И Мо был готов поклясться, что если сейчас лизнет их, то почувствует вкус вина. Сигарет, может быть. И, естественно, самого Тяня. Он невозможный — сталь с пеплом. И кто бы мог подумать, что желаннее не будет ничего. — Я тебя поцелую, — хрипнул он, — и ты… и мы… Ресницы Хэ дрогнули, а после он приоткрыл глаза, всё ещё с сонной поволокой, неясные. Пустой взгляд. — … и мы забудем. Опять. Ладно? Тянь молчал. И Мо рассудил по-своему. Приблизился и мягко проскользил языком по чужим губам, неспешно, давая возможность отвернуться, прекратить. Но тот продолжал дышать этим своим чёртовым теплом, которое раздирало на части от противоречий. Шань опально углубил поцелуй. И был вкус вина, сигарет и Тяня. *** Утро Ронга не каждый раз начиналось адекватно. С его образом жизни особо удивляться нечему, поэтому если он обнаруживает себя в знакомом месте — это уже победа. Победа внутреннего автопилота против задницы, которая всегда в поисках приключений. Сегодня был тот знаменательный момент, когда, в принципе, всё в норме. В адеквате. Он проснулся на складе Змея. На «родном» диване, среди пустых бутылок — в среднем, из статистики не выбился. Но что-то не давало покоя. Возможно, потому что было слишком тихо. Из этого вытекало, что он один, а какого хрена, спрашивается, если вчера здесь топтался табун народа. Значит, беспокойство неспроста. Чутье в этом плане его никогда не подводило, а ещё, то самое чутье не обнаружило Змея. И тогда Ронг проснулся окончательно. Скинул пустые бутылки на пол и сел, изогнувшись чуть назад, выставляя ногу, чтобы было удобнее вынуть телефон из переднего кармана джинс. — Чё буянишь, алкаш? — Хитен вырулил из соседнего помещения, привлеченный шумом. — А, ты тут, — вместо «доброе утро», — где Ли? — Не знаю, я его со вчера не видел. По делам, наверное, уехал, и машины его нет. — Сука, пользы от тебя никакой, разве что в роли пипидастра — пыль по складу гонять. — Сам ты пипидастр, — гадко улыбнулся тот, а после завозился со своим телефоном, — лови. Смартфон парня пискнул входящим сообщением. — Ну и чт… — его глаза сначала сузились, выхватывая изображение, а после в ужасе расширились, — какого… — Да-а, — протянул Хитен, чуть жмурившись от удовольствия, — я запечатлел этот эпохальный момент, и сохраню его для потомков, будь уверен. Ронг белел, синел, краснел. Эмоции шкалили, а слова по-прежнему не находились. А что, собственно, сказать, если с телефона, выжигая сетчатку, красуется фотография, где он расслабленно лежит на животе Хана, свесив одну руку на пол, а второй мягко держится за растянутый ворот кофты ублюдка. И по изображению понятно, что всё всех устраивало. Прямо-таки лучшие кореша, если не быть испорченнее, и не развить мысль дальше. — Ну и кто тут пипидастр? — ядовито спросил Хитен, подкуривая сигарету, — тебе не кажется, что это история пидорского противостояния заслуживает экранизации? Монтекки и Капулетти made in China. По-моему колоритно. Вчера эта парная идиллия смотрелась забавно, но не более того, для истинного веселья было необходимо понимание Ронга, чтобы в полной мере восхититься своей находчивостью и фэйлом друга. И, разумеется, подъебать того со всех сторон, иначе для чего вообще нужны друзья? — Я убью эту суку! Найду и убью! — бесновался Ронг во всю мощь легких и жгучего стыда. — А чё его искать? Думаю, он сам не против встречи, даже номер свой оставил, — проинформировал Хитен, став вчера невольным свидетелем того, как Хан, улыбаясь, как маньяк, вбивал свои координаты в телефон Ронга. — Чего?! — Звоним? *** По лобовому стеклу Camaro стекали капли дождя, собирались в мелкие ручейки, которые тут же размазывали работающие дворники. Заминка в пять секунд. Туда-обратно, туда-обратно, почти гипнотичный режим в стиле метронома. — Это твоя ошибка, Змей, твой косяк, — уверенно сказал парень, сидевший рядом с водительским местом. — Я не несу ответственность за чужие неудачи, — бесцветно ответил Ли, открывая окно для того, чтобы удушливый дым никотина уходил на улицу. — Ты решил подставить меня? Нас? — неверяще усмехнулся собеседник, — совсем нюх потерял или жить насрать? Твоя наводка провалилась, в мусарню загремел Ву, и это большая неприятность для всех, если он начнёт трепать языком. — Сделай так, чтобы не трепал, моя какая проблема? — Змей сбил пепел сигареты в окно. — Да такая, — улыбнулся тот, без доли гнева или иных лишних эмоций, — Что предоставляя свои услуги, ты несёшь гарантию в удачном исходе дела, но всё пошло по пизде. Указанное тобой время изменилось, смены тоже, поэтому своего человека в нужном месте не оказалось. И только удачей мы все выбрались, не считая Ву, иначе всем нам сейчас загорать на крытой. — Ву уже в тюрьме? — удивился Ли. — Ты мне зубы не заговаривай вопросами своими неуместными. А говори, как компенсировать будешь. У меня есть варианты, но для начала я готов тебя послушать. — Кианг, — выдохнул Змей и откинулся затылком на подголовник, словно очень устал, — ты меня первый день знаешь, что ли? — Не первый, — охотно отозвался тот, даже придвинулся ближе, готовый слушать охуительные сказки. Змей умел рассказывать. — Так с чего ты решил, что твои предъявы меня впечатлят? Дебилам залетным неси эту хуйню, мне — не надо. А теперь к сути. Я расписал всю схему дела. Чтобы добраться до товара, всего-то было нужно действовать в соответствии с планом. Но кто-то из вас вспорол косого, и все полетело в ебеня. Свой человек был на месте и ждал от вас сигнала, но в указанное время его не поступило. Рисковать попусту никто никогда не будет, поэтому он ушёл. Смена поменялась, а дальше ты знаешь. И по поводу гарантий, — Змей невесело хмыкнул, — человеческую безалаберность нельзя предугадать, ровно, как и нести за неё персональную ответственность. — Вести с тобой диалог сплошное удовольствие, — ни разу не обиделся Кианг на язвительные реплики Змея, а словно вдохновился ими, — но про наше отсутствие в назначенное время — ты нагло и открыто врешь. Мы там были. Все. Это твой обмудок куда-то пропал. — Он говорит обратное. — Мне насрать, что он говорит. Его там не было, — с нажимом. — Хватит, — Шэ Ли выкинул окурок в окно и поднял стеклоподъемник, — в своей компетенции я уверен, в вашей — нет. И продолжать спор бесполезно. Дверь открывается наружу. — Смешной ты, честное слово. Думаешь, это всё? Посидели мы тут в твоей машине, поговорили о том, о сём и всё? — А что ещё? — повернулся к нему Ли, но интереса в глазах ноль. — Да увидишь. Рожа твоя не успеет зажить, — пальцем указал на свежие синяки, — а может и не только твоя. — Не болей, — пожелал на прощание Змей.