Эпилог
28 декабря 2018 г. в 12:25
Персиваль сидел в баре у стойки, уже давно потеряв счет времени, и заказывал себе очередной стакан виски. Иногда он тихо вздыхал и несколько меланхоличным жестом поправлял рукава слегка потрепанного синего пальто. Цвет его был уже не таким насыщенным, как когда-то, но он отчего-то так и не собрал себя, чтобы заменить пальто на новое. Ну или хотя бы отдать его портному, чтобы его привели в нормальный "человеческий" вид.
Грейвзу было как-то все равно, если быть полностью честным. Последние несколько месяцев его жизни его совершенно ничего не волновало. И, если бы он внезапно чем-то и обеспокоился, то это точно было бы не какое-то там пальто.
Иногда он замечал на ткани пятнышки крови. Большинство следов ему удалось отмыть, но частично они все-таки остались. Ну или ему просто время от времени казалось, что он видит эти пятна. В любом случае, он ничуть не возражал против этого. Ему хотелось, чтобы они были там. Ему хотелось, чтобы они служили ему напоминанием о том дне, когда они появились на ткани. Персиваль считал, что должен помнить и вспоминать каждый раз при взгляде на них. Это было сродни мазохизму, и все же он никогда по своей воле не позволил бы никому вытеснить этот страшный день во всех его подробностях из своей памяти.
Он тогда очень сильно удивился, услышав выстрелы. После Грейвз иногда мельком задумывался о том, что вообще-то в тот день могли совершенно случайно попасть в него, ведь он стоял между Криденсом и вооруженным отрядом, и застрелить его. Лучше бы застрелили. Лучше бы одна из пуль попала в него - срикошетила от стены, или просто так бы вышло. Лучше бы ему не приходилось переживать то, что последовало за несколькими меткими выстрелами - а какие еще могли быть у хорошо обученного отряда, натасканного убивать опаснейших преступников.
Криденс наверняка умер еще до того момента, как он практически мешком обрушился на холодный, мокрый серый асфальт. Во всяком случае, Персивалю очень хотелось так думать. Хотелось верить в то, что хотя бы в последние мгновения своей жизни, такой короткой, еще толком не успевшей начаться, Бэрбоун не чувствовал боли, которая следовала за ним по пятам, похоже, от самого его момента появления на свет.
Но, несмотря на то, что Грейвз тогда полностью отдавал себе отчет в том, что уже все кончено, что уже поздно кричать на отряд, ослушавшийся его приказа, он моментально опустился на колени рядом с парнем и встряхнул его за плечи. Никакой реакции не последовало. Кажется, он тряс парня, умолял открыть глаза, посмотреть на него, ответить, ничуть не обращая внимания на то, что он пачкается в крови, которая постепенно растекалась вокруг Криденса, пока его не оттащили, чтобы забрать тело из переулка. Стрельба в подворотне не могла не привлечь ненужное внимание, и следовало как можно скорее убрать все следы.
Улыбка на губах Бэрбоуна испугала Персиваля сильнее всего. Кажется, он даже видел ее в кошмарах. Возможно. А может, и нет. Долгое время после той безобразной, леденящей его душу сцены он не различал сон и явь. И не понимал, когда он спит, а когда бодрствует. Смотрит ли он очередной кошмар, или дело просто в том, что стоит ему хоть на секунду прикрыть глаза, и перед ним моментально предстает пугающе умиротворенное лицо Криденса.
Вся его жизнь, кажется, превращалась в один большой бесконечный кошмар, который преследовал его, где бы он ни был и что бы он ни делал. Иногда Грейвзу сильнее всего хотелось пустить себе пулю в лоб. Но он был слишком малодушным для таких шагов. Он бы не сумел, как Криденс, с улыбкой шагнуть в объятия смерти, какими бы желанными они ни были и как бы сильно ни манили его, взывая к нему каждый чертов день. Да и оружия у него никогда не было. А если бы даже и было, то ему пришлось бы распрощаться с ним, когда он уходил с работы.
Наверное, это было единственное, что он заставил себя сделать, изо всех сил перебарывая туман в голове. Это помогло Персивалю сохранить выплаты, как бывшему государственному служащему. Потому что несмотря на то, что он так облажался с информатором, к нему отнеслись с пониманием. И, похоже, уважали его за то, что он спокойно ушел сам, не дожидаясь, пока его со скандалом выставят с работы за то, что он так провалился. И вот к чему привела цепочка его нелогичных шагов.
Новую работу он так и не нашел. Да и не больно-то и хотел - в этом (ну хоть в чем-то) он был полностью с собой откровенен. Возможно, работа помогла бы ему восстановить связь с реальностью, которая с течением времени превратилась в совсем тоненькую ниточку, готовую разорваться в любой момент от любого неосторожного шага.
Но его правда была в том, что он совершенно не хотел возвращаться в свою реальность. Ничего не привлекало его в той реальности, где у него не осталось ничего, кроме боли, страха и холода. Грейвзу было уже абсолютно нечего делать в такой реальности. У него ничего не осталось. И он был никому не нужен, даже самому себе.
Прямо как несчастный мальчик, за телом которого так никто и не пришел, хоть он и пытался связаться с Мэри Лу. Но совесть, которая внезапно пробудилась в нем и неустанно пыталась сожрать его, не позволила бы ему оставить все как есть. Поэтому похороны Криденса легли полностью на его плечи. И Персиваль был единственным, кто присутствовал на них. Кто пришел попрощаться с этим мальчиком. Интересно, когда он сам, наконец, умрет, много ли людей придет, чтобы проститься с ним?
Может быть, похороны Криденса и стали тем определяющим поворотным событием, подкосившим его окончательно - кто знает? - но его коллеги, которые первое время ради приличия заглядывали к нему, осторожно намекали ему, что после этого он окончательно перестал быть таким, как прежде. Можно подумать, хоть кто-то сумел бы остаться прежним после такого кошмара. На его руках во всех смыслах была кровь ребенка и теперь ему приходилось как-то жить с этим, точнее, как принято говорить в прошитой клише и штампами литературе, влачить жалкое существование.
Влачить он его предпочитал либо у себя дома либо в баре. Денег у Грейвза стало чуть ли не вдвое меньше, чем было, но, впрочем, и этого вполне хватало для того, чтобы удовлетворять его нужды, которые тоже стали в разы скромнее. А именно - деньги нужны были, чтобы раздобыть еды, дабы не рухнуть в обморок от голода где-нибудь среди улицы, и достать выпивку, чтобы чувствовать себя чуточку менее паршиво, чем он ощущал себя на трезвую голову.
Персиваль много думал о последних словах Криденса. Действительно ли парень хотел убить его? Или сказал это в сердцах, заодно задумывая это как провокацию? Если Бэрбоун и правда так думал, то он бы не удивился. Он предал доверие парня. Был так уверен в своей собственной непогрешимости, в том, что Криденс доверяет ему, что даже не подумал, что это именно он так сильно обидел несчастного забитого подростка, что тот в один миг потерял всякую надежду на то, что у его жизни есть хотя бы минимальный шанс наладиться. Это он толкнул Бэрбоуна под пули. Он и только он. Теперь на его совести было несколько загубленных жизней, одна из которых прервалась, а остальные уже никогда не станут прежними. По его вине.
А ведь Персиваль, пожалуй, даже мог бы предположить, что любил парнишку. Очень странной, своеобразной и нестандартной любовью. И все же. Во всяком случае он совершенно точно дорожил Криденсом и был необычайно привязан к нему. И по своей вине лишился его, так и не успев рассказать ему о том, что чувствовал. Кто знает. Если бы Бэрбоун знал о том, что он любим, может это в корне изменило бы все. И эти мысли убивали Грейвза - медленно, но верно.
Персиваль не знал, сумеет ли он хоть когда-нибудь оправиться от того, что произошло. Наверное, для этого надо было делать хоть что-то. Например, ходить к психологу, ну или хоть как-то пытаться устроить свою жизнь, а не сидеть в баре, жалея себя. Так что ответ на этот вопрос совершенно не утешал его. Скорее всего, он никогда не сумеет прийти в себя. Скорее всего, он обречен до конца своей жизни прогонять у себя в голове эти сцены, слова Криденса, видеть перед собой его лицо. И самое страшное - Персиваль знал, что он это заслужил.