daegu;

Темные шторы, через которые пробивается слабый свет. Пасмурно ведь, все небо затянуто облаками. И в комнате не включена лампа; льется лишь приятный белый полусвет от окна. И ощущение, что все будто застыло. В такие дни торопиться не хочется. Лишь сесть в кресло у камина, от которого приятное тепло и треск, и читать книгу, касаясь тонких плотных листов, ведя подушечками пальцев по рельефным пропечатанным буквам. Юнги, сидя в кресле и улавливая на фоне треск огня от камина, смотрит вперед. Он расслаблен, как и человек перед ним, откинувшийся на спинку: закинутая нога на другую ногу, скрепленные пальцы покоятся на бедре. Пуговица темного пиджака расстегнута; костюм идеальный, как и жилетка под ним, как и идеальная белая рубашка, что под самое горло при узле галстука. Сам Юнги — в едва помятой темно-голубой рубашке с небрежно расстегнутыми пуговицами сверху. Они так разнятся друг с другом. Ким Тэхен — его психиатр, что ведет с ним беседы в 17.00 по вторникам и четвергам. Его комната для приема пациентов просторна, с высоким потолком. По периметру второго этажа, на который можно забраться с помощью обычной приставной лестницы — полки с книгами. И вроде уютно: массивные цветы в горшках, лежанка, что так близко к окну, прекрасные и чарующие картины на стенах. Оленьи рога все там же. И комната — в легком полумраке. И вроде здесь так легко расслабиться под треск огня из камина, почувствовать себя защищенным, но чувство тревожности Юнги не покидает. Оно где-то под кожей, застыло; ему нужно быть расслабленным и спокойным, ведь его тревогу и напряжение могут так легко учуять. По запаху учуять. Юнги сохраняет лицо перед ним, Ким Тэхеном, дыша ровно и смотря прямо в глаза. Они оба знают о сущностях друг друга. Юнги — консультант ФБР по составлению психологических портретов убийц. Тэхен — психиатр, довольно известный в своих кругах. А еще он — к а н н и б а л. А о собственных… Юнги почти делает вид, что поддается влиянию. «Некоторые психиатры так жаждут поставить диагноз, что могут попробовать сфабриковать его. Насколько смертоносно это может быть для верящих им пациентов?» Он делает вид. В его сарае — останки расчлененного трупа. Он сам убил того человека, которого Тэхен подослал к нему, чтобы тот убил Мин Юнги. Этакая взаимовежливость. Этакое проявление любви. Ким Тэхен не вынуждает. Он убеждает. Убеждает, что это желание Юнги — убивать. И страстное желание Юнги — убить Ким Тэхена — Тэхен поощряет, с любопытством наблюдая за ходом истории. — Представьте приятный Вам вариант случившегося. И Юнги закрывает глаза, с шумом выдыхая воздух из легких. У него хорошее воображение. Яркое. Живое. Он почти кожей чувствует этот холод, почти слышит хруст снега под ногами. И кровь доктора Ким, что по рукам от его шеи, на которой глубокий горизонтальный порез, обжигает. Она капает на снег, она впитывается в одежду, и Юнги получает просто полное удовлетворение — моральное, эстетическое, какое-то человеческое — от созерцания того, как Ким Тэхен, привязанный к стволу массивного дерева, смотрит на него молча, истекая кровью. — Расскажите, что Вы увидели. И Юнги смотрит на Тэхена, что сидит впереди, в кресле, расслабленный и весь такой идеальный, склонив чуть голову набок. Каннибализм — когда поедают себе подобных. Но вряд ли Ким Тэхен считает всех тех, кого он убил, подобными себе. Лишь свиньями. А вот Юнги равным себе — считает. — Я представил, как убиваю Вас. Уголки губ Тэхена ползут удовлетворенно вверх.

[au: Hannibal]