Цветочный ком в горле

- Так откуда ты знаешь об этой цветочной болезни? - спросил американец, пока они с россиянином наматывали круги по стадиону рядом с домом последнего. - Хм? - посмотрел на США русский, - Это довольно интересная история, знаешь ли. Я как знал, что этот комок бумаги мне ещё пригодится. Америка недоумённо взглянул на Россию, пока тот рыскал по карманам зимней чёрной куртки в поисках того самого листа бумаги. Наконец, после пары минут упорных поисков, он выудил из кармана порядком пожелтевший скомканный лист и развернул его, подзывая американца подойти ближе. Тот послушался, подстрекаемый собственным любопытством. Весь лист был исписан мелкими аккуратными буквами, кое-где по бумаге словно с нажимом проводили ногтями, яростно пытаясь разодрать. - Это письмо, написанное моим отцом. Но это послание никогда не было отправлено адресату, насколько я понимаю. Иначе я бы не нашёл его в ящике старого стола, когда рылся там от нечего делать. - Тогда откуда твой отец знал об этой болезни, - допытывался Америка, - я всегда знал, что Союз был умён, но всё же. - Сейчас, - выдохнул Россия, пробежав глазами по тексту ещё раз, а затем всучил его американцу, - вот, читай. Что-то неприятно кольнуло в груди, когда в обращении в самом начале письма он узрел ненавистное словосочетание. "Третьему Рейху." Точка в конце предложения была очень жирной и вдавленной, словно Союз выплеснул всю свою злобу в один-единственный знак на бумаге "Я прекрасно осведомлён о том, что ты ненавидишь, когда при тебе говорят о цветах, я ведь прекрасно понимаю, что весьма неприятно, когда цветы дерут глотку изнутри. Но знаешь ли, больно здесь не тебе одному. Ты поступил мерзко и отвратительно, так бесчестно, что даже я, застреливший своего отца без сожалений, кривлюсь, думая о том, скольких своих людей ты загнал сюда в ловушку, на верную смерть. Меня не покорить, ты же знаешь. Меня не разжалобить тем фактом, что из-за моего существования ты давишься цветами. Ты отвратителен, Рейх. Я бы не захотел иметь с тобой что-либо общее, кроме этой ненависти, и войны с условием того, что я в выигрыше. А я ведь в выигрыше, правда ведь? Ты сам себя загнал в угол своими действиями, а теперь злобно, как дикий пёс, смотришь на нас, своих врагов. Ты ведь ненавидишь меня не из-за того, что я другой, отличный от тебя, так? Ты ведь просто гадко ревнуешь меня. Я бы так и сказал, но всё ещё не верю, что ты, со своей железной логикой мог бы позволить чувствам обрушить весь твой трон. Тем не менее, твоя империя, которую ты так старательно строил, на грани краха. Ты был самоуверенным гордецом, который верил в то, что моё сердце так легко вырвать из груди и присвоить себе. Но знай, если убить меня хотел, то цветы бы не завяли, ты бы продолжил давиться и умирать. И ты умрёшь. Я лично прослежу за тем, чтобы тебе вспороли глотку. Никогда не твой, СССР." США недоумённо взглянул на Россию. - Это действительно правда? И это письмо предназначалось тому нацисту? - Да, - медленно кивнул русский, - помнится, я тогда тоже был сильно поражён этим письмом. Подумать только, вот каков подтекст ужаснейшего преступления против человечества. Против таких, как мы. Но знаешь ли, мне никогда не давал покоя один интересный момент. Мой отец писал о том, что Рейх его попросту ревнует. Но к кому? Я этого никогда не понимал, даже тогда, в детстве. - Действительно интересно. Если что, сразу говорю, это был не я, - открестился Америка, - он мне не очень-то и нравился. Поэтому, скорее всего, это останется тайной, которую коммунист унёс с собой в могилу. - Солидарен, - кивнул русский, и покрепче сжал руку американца в своей, - прошлое лучше не ворошить. Прогулка продолжилась в полном молчании. У этих двоих явно было о чём поразмыслить, пока есть время. Пока есть шанс.