Как найти своего дракона

      Небо окрасилось в багрово-алые тона, с примесями оранжевого и золотого, оттеняя проседь белых облаков, лениво плывущих куда-то вдаль. Солнце все ниже и ниже опускалось за горизонт, выставив над водой свою верхушку, а вдалеке уже виднелась вечно одинокая, бледная луна, забирая свои по праву владения на одну ночь, пока не наступит утро, и не начнется новый день.       Я устало села, выпрямляя напряженную спину. Здесь, на высоте, ветер был особенно холодным. Даже обитая мехом накидка не спасала, а не слишком удобный шлем, как всегда, сужал обзор.       Впрочем, за эти полгода, что я провела в полете, я привыкла и к высоте, и к шлему.       — Бур, давай пониже, — попросила я своего дракона, и он охотно исполнил мою просьбу, паря над бесконечными водами неспокойного океана уже многие месяцы подряд.       Да, я наконец-то придумала ему имя. И кто бы мог предположить, что в этом мне поможет Беззубик, когда день за днем вовлекал моего озорного малыша во всякие игры, но больше всего этому непоседе полюбилось выкапывать ямки и закрываться в них, как крот. Отсюда и имя, вполне подходящее и вполне заслуженное, на мой весьма скромный взгляд. Я выбрала такое в основном потому, что назвать его кротом у меня язык не повернулся, а вот простым и лаконичным «Бур» вполне. С чем, к слову, Иккинг согласился, когда я предложила ему этот вариант, особенно на фоне тех, что были до этого. Всем остальным оно тоже пришлось по вкусу, так что я не стала больше ломать над этим голову, и так мой малыш стал Буром.       Я грустно улыбнулась, почувствовав подступающую печаль, всегда державшуюся где-то на поверхности, под тонким слоем внешнего спокойствия. Мне их очень не хватает, их обоих… Иккинга, Беззубика и даже Астрид… Их всех… И Олуха тоже…       Обернувшись, я взглянула на закатное солнце, оставшееся у меня за спиной. Уже полгода прошло с того момента, как я решила покинуть гостеприимный Олух… Целых полгода. Просто удивительно… Я не думала, что это когда-то случится, но все-таки случилось… Тоска по родным краям погнала меня назад.       И вот, я здесь, всего в нескольких часах от дома, откуда когда-то бежала без оглядки.       Испытывая смешанные чувства, я с раздражением сняла шлем, и шкодливый ветер тут же подхватил мои волосы, так же как и всегда заплетенные в толстую косу, перекинутую на одно плечо, совсем короткую по сравнению с предыдущей, но и к ней я тоже успела привыкнуть.       Полгода… Это так много и так ничтожно мало.       Ощущая кожей порывы холодного, колючего ветра, я погрузилась в воспоминания.       После победы над Виктором и его Охотниками, собственноручно совершенной казнью над Кровожадным Теневиком, а так же потери одного из своих драконов, я все чаще стала ловить себя на том, что очень тоскую по дому, и эта сжимающая сердце тоска… Она мучила меня и изводила, заставляя день ото дня неустанно следить за линией горизонта, словно в ожидании чего-то… Но чего — неизвестно.       Может, это и странно, а может и нет, но почему-то именно на Олухе я вдруг осознала, насколько сильно мне не хватает моего старого, родного дома, с его лесами, озерами и живностью… Не хватает всегда хмурого отца, мудрой бабули и друзей, таких разных, но таких сплоченных… Да, чтоб Один меня покарал, даже Утэр вдруг перестал казаться мне тем еще пронырливым лисом…       Хотя, чего уж тут странного… Олух — точная копия моей родины…       Впрочем, было еще кое-что, что побудило меня повернуть назад, и причина для такого решения скрывалась отнюдь не на Олухе, что было бы вполне ожидаемо, а в одном единственном месте с коротким названием — Сад. Тот самый, о котором так часто упоминал Виктор, появившийся в нашей жизни лишь на кротчайший миг, но сумевший оставить неизгладимый след в наших сердцах, особенно Иккинга, который просто не смог спокойно жить, зная, что где-то там, далеко-далеко, есть плененные драконы и люди, лишенные свободы. Иными словами, он, движимый благородной целью, решил во что бы то ни стало их освободить, и ни у кого не хватило ни сил, ни смелости его отговорить, даже мне, хоть я и поддерживала его втайне от всех, считая, что он поступает правильно. На его месте я поступила бы точно так же.       В общем, где-то через полтора месяца, как только мои ноги полностью исцелились, мы отправились в путь. Ребятам пришлось ждать моего выздоровления, так как я им была нужна в качестве проводника, ведь дорога прокладывалась в те места, которые были мне уже известны, а им ещё нет. В противном случае, они бы уже давно улетели, да и я хотела присоединиться.       И, что удивительно, найти его оказалось совсем не сложно — всего-то надо было отыскать уже хорошо знакомые мне корабли Охотников и, запасшись терпением, проследить за ним. Это, конечно, заняло время, но результат превзошел все ожидания — остров, коим оказался Сад, имел полное право так называться: огромный, в форме полумесяца, с бухтой и пляжами из золотистого песка, увенчанный пикообразной горой, и сплошь разросшийся буйной растительностью, поражающей многообразием и красотой. Остров окружали торчащие из воды скалы, и издалека казалось, будто они защищают его.       Но даже не это оказалось самым удивительным.       Стоило нам подлететь ближе и увидеть сооружения*, что были настроены по всему острову, они тут же захватили все наше внимание, поразив воображение: круглые, пологие и высокие, сделанные из тончайшего, но очень крепкого металла, они представляли из себя произведения искусства, в коих было все, что нужно для полноценной жизни и даже больше — еды и воды там было вдоволь, не говоря уже о едва отличимой от настоящей, среды обитания.       Но не было самого главного — свободы.       Весь этот чудесный, райский остров — золотая клетка, которую никто не выбирал.       После осознания этой простой истины, все очарование островом исчезло, растворившись в иллюзорной дымке.       Нас не ждали, хоть и дали достойный отпор. Против опытных драконьих наездников, пусть и в малом количестве, они попросту не имели практически никаких шансов. Возможно, таки приручи Охотники драконов, еще что-то и можно было сказать, но, так или иначе, они проиграли, совершенно застигнутые врасплох. К тому же, нам неожиданно оказали поддержку: рабы, прознав о смерти Виктора, уже готовили переворот, а наше появление лишь ускорило их наступление.       В общем, в кротчайшие сроки остров был отбит и теперь целиком и полностью принадлежал бывшим рабам, уже давным-давно ставшими его полноправными владельцами, поскольку именно они все это время, пока Виктор пропадал в поисках новых редких видов, ухаживали за драконами, сумев сделать то, чего не смогли Охотники — нашли с ними общий язык и приручили, живя бок о бок дружно и согласованно.       И, думаю, не стоит говорить о том, что отныне свободные люди не захотели покидать его?       Нет, конечно, были и те, кто все-таки ушли с острова, едва у них появилась такая возможность, а уж тем более свободолюбивые по своей натуре драконы, мигом разлетевшиеся по свету, но большая часть все же осталась, продолжив привычный уклад жизни, но теперь уже без кандалов и клеток.       Однако это был не последний сюрприз, который поджидал меня там. Был еще один, совершенно неожиданный и непредсказуемый, представший передо мной в образе старого знакомого по имени Йорминг, которого все в моем родном клане считали погибшим еще три с половиной года назад, задолго до того, как началась война с кланом Беркутов, и уж тем более, задолго до того, как та тварь поглотила наш родной край, испепеляя его дотла.       Мы оба были совершенно не готовы к столь внезапной встрече.       В первую минуту, стоило нам узнать друг друга, мы просто остолбенели, не в силах поверить глазам, а потом… А потом он спросил меня, что я, дочь вождя, делаю здесь, так далеко от дома?       Тогда еще никто, кроме Иккинга, не знал, кто я такая и откуда на самом деле. Так что пришлось им все рассказать. Выслушав мою сбивчатую, немного скомканную речь, Йорминг, сверкая гневным взглядом, ушел, не проронив ни слова. Но и так все было ясно… Глядя ему в спину и чувствуя себя совершенно разбитой, я позорно сбежала, разражаясь слезами, и найдя укромный уголок на краю утеса, долго там прорыдала. И, наверное, впервые за все то время, что провела вдали от дома, вместе со слезами по-настоящему выплеснула все свои тщательно подавляемые чувства и эмоции, которые держала в себе изо всех сил, не позволяя оплакать свои потери в той полной мере, в которой они заслуживали.       Никто не осмелился побеспокоить меня в тот момент, да и не нужно было… Я должна была побыть наедине с собственным горем, болью и утратами…       Единственным же человеком, кто все-таки нарушил мое уединение, был именно Йорминг.       Успокоившись сам, он отправился на мои поиски, а найдя просто по-человечески поговорил, спокойным тоном высказав все, что думает. Он был расстроен из-за случившейся войны и охвачен яростью, услышав о гибели нашего края, особенно когда узнал, что оставшиеся там его внуки погибли все до единого… Он признал, что мой побег и предательство клана как таковые очень разочаровали его, но так же он признал, что понимает причину моего поступка, успев сам за годы заточения узнать драконов получше, поняв, что и к таким чудовищам можно найти подход, если захотеть.       Если честно, я была рада, что мы смогли поговорить, хоть и удивлена, потому что вначале нашей встречи это и вовсе показалось невозможным. Особенно потому, что он был мне не чужим человеком, и родство это заключалось отнюдь не в семейном древе. Он был просто тем, кого я хорошо знала, тем, кто был мне близок по крови и духу. Он был «своим», одним из моего края. И именно с ним я смогла искренне поговорить, рассказав все, ничего не тая, признавшись во всех своих страхах и сомнениях, не боясь порицания или осуждения.       Да, я уже обсуждала свое прошлое с Иккингом, но это все равно было не то… Рассказав все Йормингу, я как будто получила прощение своего клана, оправдалась перед ним, пусть и понимала, что это чувство обманчиво, и никто меня, на самом деле, не простит, даже если я встану на колени.       Он выслушал меня без единого упрека, от всей души, поддержал и дал совета, которого мне, как я вдруг осознала, очень не хватало. Немного пожурил за побег и вспыльчивость, которую я тогда проявила, проигнорировав мудрость, будучи дочерью вождя, которая, в первую очередь, должна думать головой, а не эмоциями, но отметил, что я всегда была такой — своенравной, гордой и упрямой, но искренней и преданной, верной своему клану. Даже сейчас. За тысячи миль от дома.       И напоследок он добавил, что очень хотел бы, что бы я все-таки вернулась обратно, на остров, где мне и место.       Наверное, именно после этих слов я и призналась самой себе, как сильно хочу домой.       А еще он сказал, что несмотря на свою эмоциональность, мне не нужно стыдиться того, что я сделала. Ведь выслушав меня, он понял, насколько мне была дорога эта драконица, раз я даже дала ей имя, и как важно было для меня исполнить обещание ей. Он не сомневался, что отец так же сможет понять меня и простить.       Но сомневалась я. Однако вслух этого не сказала.       А на следующий день мы расстались.       Он не захотел присоединяться к клану Иккинга, а думать о возвращении в наш и подавно, ведь его там все равно уже было некому ждать… Поэтому он остался на острове доживать свой век, заботясь о драконах, найдя в них отраду и утешение.       Единственное, о чем он попросил, это чтобы я хорошенько подумала над его словами, и если все-таки решусь отправиться домой, то чтобы обязательно навестила наш родной край, наш Лаок, некогда процветающий на краю гигантского утеса, и попрощалась за него с его внуками, положив на пепелище их семейную реликвию — амулет с тремя волчьими клыками.       Дрожащими руками я все-таки приняла эту обязанность из его рук, хоть и не стала ничего обещать, лишь кивнула на прощание.       На Олух я возвращалась с тяжелым сердцем.       И с тех самых пор меня мучили кошмары, где я вновь и вновь видела, как сгорает наш край, и день за днем, эти кошмары становились все более явными и отчетливыми, обрастая такими деталями и моментами, которых никогда не было в реальности. Внутри меня крепло плохое предчувствие и рос страх, постепенно усиливая мою тоску и беспокойство, рождая одиночество и уныние.       Я с трудом выдержала еще месяц и в конце концов, заявила, что покидаю Олух. Никто не удивился, услышав эти слова. Наверное, все и так это знали. Просто ждали момента, когда я решусь.       Однако я не собиралась покидать Олух навсегда. Я намеревалась вернуться сразу после того, как навещу своих близких и буду убеждена, что с ними все хорошо, о чем и заявила им в тот же момент, но, кажется, мне не поверили.       Ну и пусть, это решение было принято, и я не намеревалась менять его и по сей день.       Мне потребовалось три дня, чтобы собраться и попрощаться со всеми, а заодно дать Иккингу время чтобы изготовить седалище для одного из моих драконов. И, как ни странно, теплее всех я попрощалась именно с Астрид. За те два с половиной месяца, что прошли после битвы в океане, которую на Олухе символично прозвали Красной, мы крепко сдружились, а ведь она была моей соперницей за сердце Иккинга… Вот только я же видела, какими глазами они смотрят друг на друга, когда думали, что никто не замечает, даже если это они сами… Осознав их взаимные чувства, я тут же признала поражение, решив для себя отпустить свою любовь, поскольку их счастье для меня оказалось куда важнее собственного… Я не стала разлучать их, хоть мне и было больно осознать, что мои чувства не взаимны. Это просто как-то не по мне…       Я смирилась и честно постаралась быть хорошим другом каждому из них, так и не признавшись ни в чем… Хотя, нет, вру. Я призналась, но не Иккингу, а Астрид, сделав это за день до отлета. Я поговорила с ней по душам, рассказав все, что чувствовала и думала в течение того времени, что жила вместе с ними, и напоследок пожелала им обоим счастья и понадеялась, что когда вернусь от моих не взаимных чувств не останется и следа… Растерянная такой откровенностью, Астрид не сразу нашлась, что ответить, а когда все-таки собралась с мыслями, призналась, что очень ревновала меня, подсознательно догадываясь о моей симпатии к Иккингу и еще раз извинилась за то, что подозревала меня и считала засланцем. Прямо как в случае с Хэдер.       В общем, мы расстались близкими подругами.       На следующий день я покинула Олух на рассвете, многие вышли меня проводить, обнимая так, словно мы виделись последний раз… А когда дошла очередь до Иккинга, я, с трудом сдерживая слезы, клятвенно пообещала вернуться, но он лишь загадочно улыбнулся мне, пожелав попутного ветра.       Немного сбитая столку такой реакцией, я ничего не смогла сказать и улетела, ни разу не обернувшись, попросту боясь передумать. И лишь тогда, когда Олух остался крошечной точкой на горизонте, я позволила себе оглянуться и разревелась, выплескивая все то, что так и не осмелилась высказать вслух. Особенно свои неразделенные чувства к нему.       Так минуло полгода.       За все эти месяцы мои чувства немного ступились, разгладились, успокоились… Но решимость вернуться — нет. Она осталась такой же чистой и сильной, какой и была. Я точно знала, что вернусь.       Ведь в некогда родном краю я отныне совершенно чужая.       И это я тоже точно знала.       Меня никогда не простят за совершенное предательство, чтобы там не говорил Йорминг и, более того, я уверена, что меня и вовсе считают погибшей, а значит, и не ждут. Никто не ждет.       Поэтому я не собиралась показываться на глаза кому либо, лишь понаблюдать издали, убедиться, что мои предчувствия обманчивы и тут же улететь… А если все же что-то будет не так, то помочь по мере своих сил, все так же оставаясь в тени, и отбыть восвояси, твердо уверенная, что отныне у них все действительно хорошо…       Бур размеренно взмахивал крыльями, ловя потоки ветра, что сейчас утих, склонившись перед ночью, которая уже вовсю властвовала над миром. Я взглянула на стремительно темнеющий горизонт, а затем на иссиня-черное небо, усыпанное тысячей бледных звезд. Уже так поздно…       С одной стороны даже хорошо, что я вернусь под покровом ночи, ведь тогда меня никто не увидит. Но с другой стороны придется переночевать там же, на острове, а значит есть значительный риск попасть кому-то на глаза, а хотя… Меня ведь все равно не ждут. Так что я вполне смогу остаться незамеченной, главное соблюдать осторожность. Мне всего-то и нужно, что убедиться для собственного успокоения…       Почувствовав нарастающую боль в спине, я поняла, что переночевать это уже не просто вынужденная мера, а необходимость — мы целых два дня летим без продыху, и я, и Бур очень устали. Нам обоим нужен отдых…       Я опустила взгляд. Отдых… дома… такое давно забытое чувство…       Сердце тут же кольнуло острой болью. В память хлынули непрошенные воспоминания, которые я очень упорно подавляла последние два дня, из-за которых и гнала и себя, и Бура… В отчаянии надеясь сбежать. Но как и говорили старики: от себя сбежать невозможно.       Неосознанно потянувшись к шее, где когда-то висел медальон Йорминга, я вздохнула, кусая губу, и перетерпевая душевную боль, крепко засевшую в груди. Я все-таки исполнила его просьбу — посетила наш истинно-родной край, наш сгоревший дотла Лаок, ожидая увидеть там выжженную пустошь, посыпанную сажей и пеплом, и каково же было мое удивление, когда я застала цветущую поляну, на которой зеленела трава, росли густые деревья, а на их ветках пели пестрые птички, такие веселые и беззаботные…       Все вокруг выглядело так, словно и не было той трагедии, что унесла жизни слишком многих, навсегда изменив тех, кто выжил.       Единственное же, что напоминало о прошлом — это обугленные, почерневшие от сажи и копоти руины некогда прекрасных домов и сооружений из каменной кладки. Именно они и уцелели, все остальное нет, обратившись в пепел, что унес ветер, навсегда растворив его над океаном.       И, глядя тогда на окружающую меня пустынную поляну, я вдруг отчетливо поняла, что как бы не был страшен прошедший день, всегда будет следующий, а за ночью обязательно следует утро, и мир продолжает свое существование… Жизнь продолжается, что бы не случилось.       И эта, однажды загубленная пламенем чудовища, выжженная земля, которая когда-то была нам домом, возродилась вновь. Я так и представляла себе, как на пепелище, по прошествии времени, пробивается к свету крохотный росток, полный стремления жить и цвести вопреки всему…       Вот только для нас, тех, кто родился здесь и вырос, это место больше никогда не станет домом. Для тех, кто придет потом — да, но не для нас, которых здесь никто больше не ждет.       Отныне здесь нас ждут только призраки прошлого.       Положив медальон туда, где когда-то стоял дом Йорминга, таким образом сбросив с себя груз нежеланно возложенной обязанности, я не ушла оттуда, а попросту сбежала, не в силах больше находиться в месте, где от всего, что когда-то было столь дорого и ценно, остались только руины и воспоминания, от пут которых не вырваться и не сбежать… А лишь смирившись, жить дальше, надеясь, что с годами боль станет хоть чуточку меньше.       Улетая оттуда, я рыдала, оплакивая прошлую жизнь, уже заросшую сорняками и цветами, понимая, что отныне ничего не изменить и не исправить… И жалела лишь о том, что не могу отомстить этой твари снова. Засаженной в глаз ядовитой стрелы мало, слишком мало… Он должен был страдать годами, десятилетиями за совершенные им зверства, чтобы хоть немного восполнить то, что он отнял… Это не вернет нам близких, конечно же нет, но, может, хоть немного утешит…       Но теперь поздно. Ничего не воротить. Остается только жить с этим. И помнить. Это все, что мы можем сделать для тех, кого больше нет с нами. Почти все…       Порыв ледяного ветра ударил в лицо, вырывая меня из горьких воспоминаний, возвращая в реальный мир. Сморгнув выступившие слезы, я взглянула на шлем в своих руках и, со вздохом надев его на голову, наклонилась к дракону:       — Бур, давай поднажмем, до дома осталось совсем чуть-чуть.       Дракон протестующе застонал, напрягая свои и без того перетруженные мышцы, я сочувственно погладила его по голове, прося потерпеть. Отчетливо различив в тишине ночи его усталый, но смиренный вдох, я скупо улыбнулась, поняв, что он прислушался ко мне, и взглянула вперед, на едва видимый остров в темноте, становящийся с каждым взмахом крыла все ближе и ближе. Страх и волнение окутали меня, пробирая до самых костей, взглянув на свои пальцы, я увидела как они дрожат. Мои глаза раскрывались все шире, а сердце сжималось все чаще, глухо отдаваясь в ушах. Как бы я не настраивала себя все эти полгода, все равно оказалась не готова, и теперь боялась лишиться чувств от переизбытка эмоций, что рвались наружу в сладком и одновременно испуганном предвкушении.       Неужели спустя почти два года я наконец-то увижу свой дом, своих родных? Я не видела их так давно, что уже почти позабыла, как они выглядят... Так, Рапика, соберись!       Мотнув головой и похлопав себя по щекам, я старательно загнала все чувства и мысли поглубже, сосредотачиваясь на цели: прилететь, убедиться, что все в порядке и улететь…       Но чем ближе я подлетала к дому, тем больше начинала понимать, что что-то не так — остров вовсе не выглядел спящим, как должен был, нет, он выглядел встревоженным, как пчелы в улье, побеспокоенные кем-то извне. На мгновение я даже испугалась, что это меня так встречают, но тут же отбросила эту мысль, осознав, насколько она глупа и бессмысленна, рожденная страхом, а не действительностью.       Пытливо вглядываясь сквозь темноту, я хорошо разглядела повсюду вспыхивающие огоньки, тут и там мелькали загадочные тени, от которых рябило в глазах, и вся эта свистопляска сопровождалась криками людей и до боли знакомыми звуками каких-то животных… Да что происходит?!       И тут я поняла, что это за звуки, не в силах поверить в то, что это снова происходит.       На мой дом вновь напали драконы.