***
Кацуки Бакуго было шестнадцать лет, когда он получил свою печать. Запястье правой руки пронзила резкая боль, а через мгновение появилась она, маленькая красная роза. Что за идиотская печать? Глупость какая-то. Если печать отражает его соулмейта, то он уже его ненавидит. Он бы рад оказаться и вовсе свободным от этого «проклятия», как он это называл. О том, что у него есть печать, он не сказал никому и прятал её под длинными рукавами или напульсниками. Но его друг детства Изуку Мидория, почти сразу догадался, что что-то не так. Каччан изменился, стал ещё более раздражительным, если такое вообще возможно, и время от времени почесывал зудящее запястье. — Что-то не так, Каччан? — Отстань от меня, Деку. Они всегда шли на расстоянии друг от друга по дороге в школу, но в этот раз Изуку решил достучаться до Каччана во что бы то ни стало. — У тебя что, появилась печать? — пытаясь скрыть волнение в голосе, спросил Изуку. — А тебе какое до этого дело? — резко обернувшись, Каччан остановился и уставился прямо на него. От взгляда холодных красных глаз Изуку всегда становилось неловко: ему почему-то казалось, что они видят его насквозь. — Прости, Каччан, мне просто любопытно… Лицо блондина выражало крайнюю степень раздражения. — Ну-у, и я переживаю за тебя. — Ты дурак?! Я не нуждаюсь в твоих жалких переживаниях, Деку. Так что сделай милость, свали! Развернувшись обратно, Кацуки едва подавил в себе нарастающую злобу, и, чтобы сбежать подальше от этого идиота, ускорил шаг. Запястье невыносимо жгло, и это бесило. Интересно, а появилась ли печать у Деку? На повороте он украдкой взглянул на плетущегося позади Мидорию и тут же разозлился на себя ещё больше.***
Уроки подходили к концу, и мысли Кацуки Бакуго занимал предстоящий спортивный фестиваль, на котором он просто обязан был одержать победу. Не то, чтобы он в этом сомневался, парень всегда был уверен в себе и этого не скрывал. Услышав имя Мидории, он наконец обратил внимание на происходящее в классе. В дверях стоял Тодороки. «И что нужно этому выскочке от бесполезного Деку?» — Мидория, нам нужно поговорить, — казалось, голос Тодороки звучал холоднее обычного. — Что? Эмм, да, Тодороки, конечно. — Изуку был удивлён и не нашёлся, что ответить, кроме как согласится. — Сейчас? — После занятий встретимся в спортзале. — Хорошо, — улыбнулся Изуку, неловко почесывая затылок.***
Кацуки ненавидел Деку сколько себя помнил, что уже сам не знал с чего всё началось. Поэтому когда он понял, что вот уже минут десять краем глаза наблюдает как тот, высунув язык, что-то увлечённо рисует в своем дурацком блокноте, поспешил отвести свой взгляд как можно скорее. Как же его всё-таки раздражает этот мелкий задрот. Собственные мысли в голове напомнили ему о тех вещах, что он старательно пытался забыть. О том, как часто ему снятся огромные зелёные глаза и как спокойно ему становится на душе, когда по дороге в школу он слышит позади знакомые шаги и сбивчивое после бега дыхание. Кацуки привык, что Деку всегда рядом и этот факт его определённо бесил. «Да, так и есть, мелкий, назойливый, он просто выводит меня из себя». Успокоив себя этими умозаключениями, выходя из кабинета, Кацуки сам не заметил, как ноги привели его прямиком к спортзалу. Дверь была слегка приоткрыта и Кацуки услышал голоса. Акустика спортзала заставляла слова растворяться под потолком, двое стояли достаточно далеко, так что до его ушей доходили лишь обрывки фраз. —… это печать… — голос Деку звучал, как всегда, раздражающе тихо. —… давно хотел признаться тебе… хочу, чтобы ты знал… всегда буду рядом с тобой… Какого чёрта там у них происходит? Наконец, повисла тишина, и когда любопытство взяло вверх, Кацуки приоткрыл дверь и почувствовал, как внутри что-то обрывается. Картина перед глазами обрушила на него лавину эмоций. И давила, душила, заставляя хватать воздух ртом словно он рыба, выброшенная на берег. Понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и кинуться прочь. Мысли путались в голове, пытаясь собрать реальность по кусочкам. Блять, какого черта, Деку? — Кацуки, что с тобой? — обеспокоенный голос матери заставил его остановиться. — Всё в порядке, мам, я… Мне просто нужно побыть одному. Он выглядел слегка рассеянным, что было странно, особенно для Кацуки, так что она повторила чуть более мягко: — Кацуки, я знаю, что у тебя сейчас трудный период, такое иногда бывает, когда печать только появляется. Скоро это пройдёт и всё станет, как прежде. — она улыбнулась. — Я же сказал, что всё в порядке. Перестань уже волноваться. — последние слова доносились уже с лестницы. Бросив вещи на пол, Кацуки устало плюхнулся на кровать и принялся разглядывать потолок. Так значит у них теперь печать. И они теперь всегда будут вместе. Кажется, именно это сказал половинчатый урод. Почему-то от этих слов стало очень смешно. Он горько улыбнулся, взглянув на запястье. Кроваво-красный цветок мелко пульсировал, словно не давая своему владельцу о нём забыть. Тёмно-зеленый стебель, казалось, стал длиннее, а его шипы обжигали кожу не хуже настоящих. Закрыв глаза и глупо улыбаясь, Кацуки подумал, что судя по печати, его соулмейт действительно похож на него самого. Будь. ты. проклят. Кацуки медленно проваливался в сон под затихающее ноющее чувство где-то в грудной клетке. Маленькие весёлые веснушки, которые почему-то расположились у него на запястье, пульсируя и сияя, словно полуденное солнце, поднимались вверх по руке, покрывая его с головы до ног, отчего на душе становилось тепло и радостно.***
— Времени осталось не так много, ты ведь это понимаешь? — Да, я. знаю. — И шансов один на миллион. — Ты прав. — Ты уже видел её? — Нет, он прячет. я даже не уверен, что это печать. — Не обманывай себя, сам знаешь, что будет только хуже. —… Просто это.так…больно. Понимаешь? — Прости, я не хотел. Я. давно хотел признаться тебе. И мне терять нечего, конечно. Я просто хочу, чтобы ты знал, я рядом и всегда буду рядом с тобой. — Спасибо, Тодороки-кун, ты хороший друг. Жаль, что я не могу… — Всё в порядке, не переживай, — Шото подошёл ближе, заглянул в полные слёз глаза и сто раз пожалел, что не может ничего поделать. Не зная, как помочь, он просто обнял всхлипывающего Изуку и обречённо вздохнул, — Я понимаю.