Этот бар никогда не славился сильной посещаемостью. В основном, сюда заходили люди после тяжелого рабочего дня, уставшие и желающие скоротать вечерок за рюмкой чего-то покрепче. Ожидать чего-то другого от небольшого заведения на окраине города не стоило. Но такая ситуация прекрасно устраивала мужчину, сидящего у барной стойки. Именно поэтому он сюда и пришел. Рядом с ним стоял опустошенный стакан, в который понятливый бармен вмиг влил новую порцию дорогого коньяка. Цвет напитка хорошо сочетался с атмосферой бара — тут было достаточно темно, но, все же, желтоватый свет ламп вырывался откуда-то со входа. В таком освещении было сложно хорошо рассмотреть того, кто сидит рядом, но мужчина все же накинул капюшон своей кожаной куртки на голову — встретить кого-то из фанов совершенно не хотелось. Не сейчас, когда он был в таком ужасном состоянии. Проблемы в группе, ссоры с женой, которые уже перестали удивлять, вечный плач сына — все это очень утомляло. Адам Гонтье чувствовал себя будто в клетке, в которую сам же себя загнал. Выбраться было уже не реально, зато временно ослабить хватку — легко. По крайней мере, солист надеялся, что второй стакан коньяка поможет ему с этим.
Картинка вокруг медленно сменялась. В бар заходили новые люди: кто садился за столик, кто быстро пил у барной стойки и спешил домой, а кто вообще слонялся по помещению, явно не зная, что делать. Парень, неуверенно подошедший к барной стойке, относился к последнему типу. Нет, конечно же, он часто бывал в подобных заведениях, но подороже и покруче. А именно тут он в первый раз. Бармен, явно привыкший к подобным индивидам, окинув мужчину оценивающим взглядом, налил ему порцию хорошего виски — и явно не промахнулся. Брюнет все же уселся за стойку и влил в себя обжигающую жидкость, едва ли не закашлявшись. По его дерганым жестам видно, что он является не особо частым гостем в подобных местах. Мэтт Уолст и не думал, что сегодняшний вечер будет проводить вне дома. Но больше находиться там он не мог. Брэд, под вечер ворвавшийся в его дом, был намерен явно не чаи гонять. «Ну да, не пришел я один раз на репетицию, но что теперь, приходить ко мне домой и орать на меня? Брат со своими указаниями, аля как мне жить, чем дышать и кого ебать, тоже порядком поднадоел. И это очень мягко сказано. Прикол в том, что любимая моя, Эшли, не только не заступилась за меня, а тоже начала возмущаться, что я отлыниваю от работы. Такое чувство, что она сама меня побыстрее хочет выпихнуть из дома куда подальше. Ну не заебись ли, а?» — уже который раз парень перебирал в голове эту ситуацию.
Не желая больше находиться дома, Мэтт ушел прогуляться, но сам и не заметил, как оказался на окраине. Снег, усилившийся под вечер, уже стал порядком надоедать. Поэтому Уолст решил зайти в первое попавшиеся заведение. И вливал в себя уже второй стакан крепкого напитка. Вскоре, когда кровь была уже в немалом соотношении с алкоголем, привычная раскрепощенность стала возвращаться к мужчине. Мэтт, скинув свою теплую зимнюю куртку на спинку стула, стал резко осматриваться по сторонам, окидывая место своего прибывания уже более заинтересованым взглядом. Вначале, его привлекла яркая вывеска над стеллажом с алкоголем, но то, на кого наткнулся взгляд брюнета через пару секунд, было куда интереснее и неожиданнее. Прямо в нескольких метрах от Мэтта сидел бывший фронтмэн их группы, уткнувшись в свой полупустой стакан. Закусив губу, Уолст пару секунд неотрывно смотрел на сидящего рядом, будто бы не веря своим глазам. Но все же слова, под натиском допитого стакана виски, вырывались наружу:
— Да вы только посмотрите, кто это у нас тут! Сам Адам Гонтье!
За тот момент, пока Адам, чуть не подавившись коньяком, медленно повернулся в сторону выкрикнувшего его имя, и окинул его удивленным взглядом, Мэтт успел уже пожалеть о сказанном. Пару секунд мужчины молча смотрели друг на друга, но вскоре Гонтье прервал молчание, выразительно выгнув бровь:
— Мэтти, ты явно не туда зашел. Детские кафе в такое время не работают.
— Ха-ха-ха, очень остроумно, Мистер Гонтье! — произнеся это, мужчина слишком эмоционально хлопнул в ладоши, но все же отвел взгляд.
— Малыш, ты адрес домашний позабыл, или заблудился? Может братику позвонить? — поджав губы, ответил старший. «Давно я его не видел. Не такой он уже и малыш. Но хоть подстригся, и то хорошо.»
— Черт. Только попробуй позвонить этому придурку! — чуть ли не выкрикнул Мэтт, тыча пальцем в сторону близсидящего.
— Ох, неужто вы поссорились? — окинув соседа оценивающим взглядом, Гонтье сделал глоток из своего стакана. — Что ты на этот раз натворил?
— Я? Ничего, — нахмурившись, ответил младший, после чего заказал новую порцию обжигающего напитка. «Хм… Небритый, мешки под глазами, уставший голос. Не сильно его семейная жизнь с горячо любимой женушкой то радует.»
— Да ну, почему же тогда ты не дома в столь недетское время? Братика волноваться заставляешь.
— Ой, да ладно, срать ему на меня. Как и всем в общем-то, — Мэтт выдавил кривоватую улыбку. — Но вот, а ты почему здесь-то? Жена, ребенок, семья твоя любимая. Почему такой примерный семьянин сейчас попивает коньяк в баре, а? — мужчина попытался слезть со стула, но запутавшись то ли в своих ногах, то ли в ножках стула, споткнулся, и, чтобы хоть как-то защититься от падения, схватился за плечо Адама. Тот по инерции подхватил Уолста, остановив от знакомства с полом.
— Господи, ты едва на ногах стоишь.
Мэтт, оказавшись чуть ли не в объятиях Гонтье, столкнувшись с ним взглядом, несколько секунд не может отлипнуть от пронзительных туманных глаз старшего. Придя в себя, он выдыхает, пытаясь твердо встать на ноги.
— Э… Извини.
— Осторожнее, — все так же поддерживая зрительный контакт, Адам шепчет в ответ, после чего подталкивает, помогая Уолсту встать. После чего залпом опустошает очередной свой стакан с коньяком, прочистив горло.
— Почему ты не дома, Адам? — проведя пару минут в молчании, Мэтт не был бы самим собой, если бы не задал этот вопрос, развернувшись в сторону мужчины.
— Я устал… устал от всего этого. Криков, скандалов, плача, — спустя пару секунд молчания, Гонтье все же отвечает, шумно выдыхая. — Вот думал, посижу тут, в одиночестве.
— А что, разве это не счастье — быть женатым и иметь ребенка? — прищурившись, Мэтт стал внимательно рассматривать Адама, после чего решил продолжить докапываться: — Ты же любишь ее… Ну, и ребенка тоже. В чем проблема-то?
— Да, люблю, — отвечает мужчина, невесело усмехнувшись, — но, даже когда любишь, можно устать, когда тебе постоянно ебут мозги. Думаю, по примеру своего братца, ты это понимаешь. Не уверен, что такая жизнь вообще для меня.
Мэтт отводит взгляд, почувствовав, что, как всегда, полез, куда не надо. Очередной глоток жгучей жидкости обжигает его горло.
— Брэд в последнее время совсем поехавший стал… — разорвав тишину, Уолст снова тихо заговорил.
— Ну и что он в этот раз придумал?
— Он запрещает мне все. Была бы его воля, сослал бы меня, наверное, уже куда-нибудь, — тяжело выдыхая, мужчина взял в руку стакан, после чего продолжил говорить: — Видите ли, я слишком много бухаю.
— Мм… не могу тут с ним не согласиться, — Адам беззлобно усмехнулся, смотря как Уолст опустошает свой стакан. — А вообще, прекрасно понимаю тебя. Брэд и меня раньше пытался опекать, ака мамочка, аж пока я не ушел.
— Он еще та мамочка… — тихо сказал Мэтт, со звоном поставив пустой предмет посуды на стойку. Его уже стало заметно пошатывать. — А что, может мне, как и ты, тоже уйти? Или же, вовсе уехать?
— Мэтт, тебя любят в группе и ты нужен фанатам, — выдыхая, ответил Гонтье. Видно, что ему было тяжело это признавать. — Не говори глупостей. Да и куда ты пойдешь?
— Не знаю. В том то и проблема, что идти мне некуда, — печально усмехнулся. — Прискорбно звучит.
— Жалеть же будешь… — с минуты помолчав, возразил старший и тише добавил: — Ведь я жалел.
— Почему ты не вернулся тогда? Зачем мучаешься и сейчас? — в этот раз удачно спустившись со стула, Уолст подошел ближе к Адаму, пристально смотря в глаза. — Ты мог вернуться, всегда мог! Но ты этого не сделал.
— Когда я хотел вернуться, в группе уже был ты, Мэтти… — мужчина так же точно пристально посмотрел в голубые глаза собеседника. — Я уже был не нужен.
— Уверен? Ты уверен в своих словах? — повысив голос, проговорил младший, после чего сильно ткнул пальцем в грудь Гонтье, но, не рассчитав силы, сам зажмурился от резкой боли в нем.
— Боже, какой же ты еще ребенок, Уолст… — шумно выдохнув, Адам, двумя пальцами, достал из своего пустого стакана кубик льда. Свободной рукой притянув ладонь Мэтта чуть ближе, он приложил лед к ушибленному пальцу, создавая контраст со своей горячей кожей. Все так же продолжая смотреть мужчине в глаза. — А что, есть возражения на мои слова?
С минуту тот молча смотрел на свою ладонь, находящуюся в руках Адама, и, несмотря на лед, чувствовал жар от его прикосновений. Зрительный контакт Мэтт разорвал первым, чувствуя, что краснеет, опустил глаза, и, все же, выдавил из себя:
— Есть. Ты ушел. Ты бросил меня…
Адам замер, его пьяный мозг не сразу обрабатывал услышанные слова.
— Ты пьян… — не понятно больше о Мэтте или о себе пробормотал Гонтье, пытаясь как-то съехать с темы. Но как успокоить резко участившийся пульс, мужчина не знал.
Уолст молчит в ответ, а в голове сотни беспорядочных мыслей. «Зачем я вообще полез к нему, зачем сказал это, боже, какой же я кретин! И… Почему он до сих пор сжимает мою руку?»
Будто бы в ответ на его мысли, Гонтье провел большим пальцем по поверхности ладони Мэтта, тяжело вздыхая. Понять, что происходит внутри него сейчас было сложно. Зато, эмоции Мэтта хорошо выдавали покрасневшие щеки и ускорившееся сердцебиение. Ведь тепло, исходящее от Адама, тепло, которое он давно уже не чувствовал, опьяняло не хуже, чем отборный виски. Возможно, это и повлияло на следующие действия мужчины.
Секунда, и, неожиданно для самого себя, Уолст слазит со стула и неуклюже обнимает Адама за шею. Зажмуривается, будто боясь удара. Но его не последовало. Как и ответных объятий тоже. Внутри Мэтта все холодеет, мысли путаются, но шепот Адама на ухо, его горячее дыхание, отрезвляет:
— Ты пьян, Мэтти. Пьян… — Гонтье не шевелится, но и не отталкивает от себя младшего.
— Ну и что? Я по жизни пьян, — шепот Уолста приходится куда-то в область шеи Адама. Он все так же стоит, прижавшись к Гонтье, но боится даже пошевелиться. Пытается собраться, чтобы сказать что-то важное, но не может выдавить из себя ни слова.
Руки Адама медленно перемещаются на спину Мэтта, когда тот чувствует сильную дрожь младшего. В голове лишь один вопрос: «Какого черта?»
Резко Уолст поднял голову, и, по детски заглянув в глаза Адаму, прошептал:
— Я хочу уйти отсюда. Тут слишком много людей.
— Ну… — продержав парусекундный зрительный контакт, Гонтье немного растерянно ответил, — Окей, гм, пойдем.
Через какое-то время Мэтт уже стоял на крыльце, завороженно смотря в небо. Ночь окрасилась в белый оттенок, снежинки, в причудливом танце, медленно спускались на землю. Конечно же, они не упустили возможности познакомиться с новым наблюдателем — черные волосы мужчины медленно покрывались белоснежным слоем. Увлекшись этим зрелищем, Уолст, воистину по-детски, высунул язык, ловя им несколько снежинок.
— Пойдем уже, — Адам все это время стоял сзади и наблюдал за увлеченным мужчиной. На его губах появилась улыбка. — Замерзнешь, чудо…
— Чудо? Это я чудо? — Мэтт наигранно возмущается, хватая с земли тонкий слой снега, и неуклюже направляет его прямо в старшего. — Да? Получай тогда!
— Ну это ты зря… — хищно улыбнувшись, Адам более умело сгребает снег, сжимая его в снежку, и сразу же кидает в Уолста. Тот взвизгивает, когда холодные хлопья попадают за шиворот. На этом Гонтье не останавливается, и второй снежок знакомится с затылком мужчины. Мэтт, поняв, что дела плохи, начинает пятиться назад, приподняв руки в примирительном жесте. Но, не успевает он сделать и пары шагов назад, как поскальзывается и падает на пятую точку. Адам, затрудняясь сдерживать свой громкий смех, подходит к нему и протягивает руку. Воспользовавшись помощью и встав, Уолст смотрит на него, как обиженный ребенок. От чего Гонтье хочется смеяться еще больше.
Не умея хмуриться слишком долго, через время Мэтт выдает:
— А… Куда пойдем?
— Не знаю, — выдыхает Адам, образуя облачко пара, — но мне тоже не особо хочется идти домой.
— Давай пойдем хоть куда-то, а то, я не хочу примерзнуть к этому асфальту, — младший начинает идти, нахмурившись, — А ты вообще в курсе, где мы находимся?
— А ты не помнишь? — губы Адама снова захватывает хищная улыбка. Мэтт останавливается, окидывает Гонтье недоуменным взглядом, чуть дрожа от холода. — Ну… В начале двухтысячных, когда у меня еще не было дома, я купил тут квартиру. Лофт в многоэтажке, — улыбнувшись своим воспоминаниям, старший продолжил говорить: — ты еще часто просился у меня там прятаться от Брэда.
— Ого, ты ее не продал? Я удивлен, Гонтье, — усмехается Мэтт, — Я смотрю, ты там часто бухаешь и от жены прячешься теперь?
— Всего понемногу, Мэтти, — Адам улыбается, прикрыв глаза, — хотя, я уже давно там не был. Ну что, навестим квартирку?
— А мы купим по дороге еще бухлишка?
— Там есть, и предостаточно.
Спустя минут 15 мужчины подошли к дому. С трудом отыскав ключи, Гонтье открыл дверь домофона, пропуская младшего внутрь. Поднимаясь по лестнице на последний этаж, Мэтт завороженно осматривался по сторонам. Воспоминания захватывают его мозг. Те самые, где они с Адамом бухали в этой квартире и были чуть ли не лучшими друзьями. «Где это все сейчас?»
Квартира встречает сыростью и холодом. Конечно, там было теплее, чем на улице, но, все же, Мэтт продолжал дрожать.
— Здесь все так же, как и было тогда… — пройдя в глубь комнаты, он провел рукой по старому дивану.
— Я решил ничего не менять, — донесся голос Гонтье, — ведь с этим местом связанно много воспоминаний.
Адам скинул кожанку и прошел в комнату к Мэтту, который увлеченно рассматривал интерьер.
— Тут, как и тогда, очень мило.
Квартира состояла из одной большой комнаты-студии, кухни и ванны. Высокие потолки, большие окна, темные стены и камину в углу — все это составляло мрачную, но уютную атмосферу. Мэтту тут определенно нравилось, всегда нравилось. Хотя… Причиной этому была не только сама квартира.
— Если тебе холодно, могу разжечь камин.
— Давай, — чуть смущенно отвечает Мэтт, после чего падает на диван. Из-за поднявшейся пыли комната сразу же заполняется чихами младшего.
На секунду Адам замер, окидывая Уолста взглядом, после чего изрек:
— Ну, чудо, что еще сказать то, — мужчина еле сдерживал смех, — Только не в перьях, а в пыли.
Густо покраснев, Мэтт встал с дивана и выскользнул из комнаты, чтобы не слышать смех Гонтье. Пошарившись по кухне, открывая все старые и пыльные шкафчики, в одном из них мужчина обнаружил бутылку коньяка.
— Вот алкаш чертов, — усмехнувшись, Уолст взял бутылку, вернулся в комнату и снова сел на диван. — Ты вообще когда тут в последний раз убирался?
— Я тут месяцев пять не был, — кидает в ответ Адам, погружая тяжелые бревна в камин, — а не убирал… Ну, еще дольше, наверное, — усмехнувшись, мужчина поджег дерево. Темная комната наполнилась теплым светом и и приятным треском горящей древесины. — А вообще, ты же хотел с группы уйти. Вот могу предложить тебе должность домработницы.
— Знаете, мистер Гонтье, это очень привлекательная перспектива, и она так и хлещет светлым будущим, — Мэтт делает большой глоток с бутылки, — но я, пожалуй, откажусь. Как бы мне тяжело не было.
Адам, видя, что огонь стал хорошо разгораться, и по комнате распространяется тепло, медленно вернулся к Уолсту и сел рядом.
— Теперь должно стать теплее, — окинув уже далеко не полную бутылку коньяка взглядом, усмехаясь, устало изрек Гонтье. — Мне хоть что-то то оставь, алкаш.
— Ой, кто бы говорил, — улыбнувшись, Мэтт протянул бутылку Адаму. — Стаканов я не нашел, так что, надеюсь, ты не против пить с одного горла.
Вместо ответа мужчина молча прижимается губами к горлышку бутылки, смотря Уолсту в глаза, и делает пару глотков обжигающего напитка.
— Я так понимаю, что тебя такая перспектива устраивает, — добавляет Мэтт, наконец скидывая свою куртку.
— Тебя, по видимому, тоже.
— Пф, я не брезгливый, — сделав еще один глоток, усмехается младший, — обмен слюнями.
— Так вот о чем ты мечтаешь темными ночами… — резко развернувшись всем корпусом на Уолста, хрипло шепчет Адам. — Да, Мэттью Уолст?
Младший сразу густо краснеет, опуская глаза, кусает губу, после чего выдает:
— Ты женат, Адам.
Гонтье чуть ли не давится глотком коньяка, после чего, голосом змея-искусителя, спрашивает:
— Так тебя только это останавливает? А в целом, я прав?
Взгляд Мэтта начинает метаться по комнате, лишь бы не сталкиваться с глазами Адама, в которых видно удивление. Испарина покрывает лоб младшего, когда он сильно закусывает свою губу, вжимаясь в диван. Секунда — и на тонкой коже выступает бордовая капелька.
Адам молча смотрит на Мэтта. Сложно понять, что именно происходит внутри него сейчас, но вопросов в его голове стало в разы больше. Внутренний голос говорит валить оттуда куда-подальше, но алкоголь в крови придает смелости. Замечая яркую каплю крови на губах младшего, Гонтье задерживает на них взгляд. Зрелище, как она медленно стекает по припухшей губе, завораживает. Выдыхая, Адам тянется рукой к Мэтту и, кончиками пальцев, аккуратно стирает каплю. Младший замирает, даже перестав дышать. Губа будто бы горит от этого еле ощутимого прикосновения. Внутри все сковывает, нехватка воздуха заставляет шумно втягивать кислород через рот. Зачем Гонтье это сделал, он и сам не знает, как и то, зачем он сейчас подносит палец к своим губам и слизывает кровь.
Это становится спусковым крючком для Мэтта.
— Почему ты ушел?! Зачем ты меня бросил? — почти что выкрикивает тот. — Жалел… Но не вернулся! А я ждал. Ждал! Понимаешь? Каждый день ждал. — последние слова он еле слышно прошептал.
От этих слов Адам болезненно жмурится. Сглатывая ком в горле, он отвечает:
— Я ушел не от тебя, Мэтт. Я ушел из группы! — голос старшего предательски срывается. — Пойми, я не мог по-другому. Не чувствовал себя в правильном месте, не чувствовал живым, — Гонтье опускает взгляд, тише добавляя: — И я не думал, что был еще хоть кому-то нужен.
— Ты был нужен мне, понимаешь? Братец совсем поехал после твоего ухода, стал меня еще сильнее бесить и доставать, — голос Мэтта стал тише, а глаза предательски слезились. — Я был один, а ты пропал! Я нуждался в тебе, а ты женился! Ты… ты просто исчез из моей жизни, — после сказанного Уолст закрывает лицо ладонями.
— Мэтт… — слова застревают в горле Гонтье. Он закрывает глаза, шумно вздыхая. — Я… Черт, я не знаю, что сказать. Если бы я остался, я бы разрушил все, пойми! Группу, веру. Жизни парней, твою жизнь в конце концов! Точно так же как и всех, кто мне когда-то был дорог, — рука мужчины чуть дрожит и он запускает ее в свои волосы. — Наоми… Я испортил ей жизнь. Джинни… Думаешь, она счастлива сейчас? Я не могу так поступить со всеми вами. С тобой. Черт.
Мэтт пытается оттолкнуться от дивана, но ноги не слушаются. Молчит, боясь произнести еще хоть слово. После чего мужчина откидывается спиной на диван, смотря в потолок. В воздухе сгущается давящая тишина.
Шумно выдыхая, Адам резко встает с дивана, чуть пошатнувшись. То ли из-за алкоголя, то ли из-за ускорившегося пульса. Задумавшись на секунду, он медленно направляется к выходу из комнаты. Уолст задерживает взгляд на удаляющейся фигуре.
— И даже сейчас ты решил меня оставить одного, — младший встает с дивана и берет в руки свою куртку. — Все как обычно, Адам.
Гонтье останавливается. Внутри мужчины все жжет и колется. Будто бы что-то заставляет все сжаться. Болезненный вакуум. Пьяный, неразумный вакуум.
— Черт, Мэтт, зачем ты делаешь это?.. — в два шага преодолевая все расстояние между ними, Адам подходит к Уолсту так близко, как только может. Глаза в глаза. Секунда — и обветренные губы Гонтье накрывают губы Мэтта. Младший так и не успевает понять, что произошло, но губы Адама такие мягкие и горячие. Забывая о всем, он отвечает на поцелуй. Куртка, которую мужчина так и не успел надеть, падает на пол. Руки сжимают плечи старшего, до боли,
будто боясь, что он сейчас исчезнет. Мэтт отвечает на поцелуй, сначала нежно, будто бы неверяще, а потом, чувствуя опьяняющий жар в своем теле, жадно, голодно, дразняще. Кусает губу Гонтье, слыша хриплый рык старшего. Внутри Уолста все дрожит — ведь он ждал этого, так долго ждал. Ждал, когда он все поймет, осознает. Но этого не происходило. А ожидание было слишком тяжелым.
Здравый смысл Адама кричит о том, какой он конченный идиот, как это все глупо и неправильно, но отстраниться нет сил. Да и желания. Вряд ли для него это значит тоже самое, что и для Мэтта, но в данный момент ему хорошо. Но нечем дышать.
Нехватка воздуха заставляет мужчин отстраниться друг от друга. Руками упираясь в грудь Адама, Уолст, тяжело дыша, покрасневшими глазами смотрит на него, еле слышно выдавливая:
— А… Джинни? — и сразу же его щеки заливаются краской.
Несколько минут Гонтье молчит, после чего тихо выдает:
— Я надеялся быть счастливым. И даже был, по началу… — голос мужчины срывается, но Мэтт не дает ему договорить, крепко обнимая. Утыкается носом в его шею, прижимаясь ближе. Пару секунд стоит так, после чего тяжело вздыхает, обжигает кожу горячим дыханием.
— Прости меня.
— Ты-то за что извиняешься? — тихо спрашивает Адам, руками блуждая по спине младшего. Что бы не кричал сейчас его здравый смысл, рядом с Мэттом ему было спокойно. И тепло.
— За то, что молчал. Не пытался тебя вернуть, — Уолст еле слышно шмыгает носом, пряча его в шею Гонтье. — Если бы мы не встретились сегодня… Ты бы не узнал. Снова не узнал. И я снова бы был один. Без тебя. Это трудно, Адам.
— Теперь я знаю, — отвечает старший, дотягиваясь губами до затылка Мэтта и оставляя на нем смазанные поцелуи. — Хоть эти и очень сложно.
— Прости, я думал… Надеялся, что это пройдет, но увы. Твой уход был для меня убийственным, — тело Уолста дрожит, и это сложно скрыть. — Видеть тебя каждый день. Почти всю жизнь. Ты был рядом. Хоть мы и не были лучшими друзьями, но ты был рядом! А потом исчез. Я тебя ненавидел и одновременно лю… — голос предательски срывается, не давая договорить. — Я тосковал по тебе, Адам!
— Я тоже ненавидел себя, Мэтти. Каждый день я жалел, мне было плохо, я был разбит и потерян. Не знать свое место в своей же жизни — это страшно, поверь мне. Я всегда хотел найти это место, лучшее место. Но мне не удавалось. Вся жизнь — это метания в поисках чего-то. Счастье. Оно такое призрачное. Хрупкое. Как это стекло, — полупустая бутылка летит в стену, разбиваясь, и, с характерным звуком, рассыпается на мелкие осколки на пол. Мэтт вздрагивает от этого, еще сильнее прижимаясь к Адаму. Он не привык чувствовать себя настолько беззащитным, но именно с Гонтье это не казалось постыдным и глупым. — и сейчас ненавижу.
— А я… — мужчина все же не сдерживается, и глаза начинает щипать от соленых слез.
Адам сильнее сжимает младшего в своих объятиях, чуть опускает голову, находя его ухо и шепчет:
— Не плачь… Я тут. Я рядом, Мэтт.
— Тебя так долго не было. Не было рядом, — Уолст кусает свои соленые губы, понимая, что началась уже настоящая истерика. Чувства, которые он убивал в себе на протяжении стольких лет, подкрепленные большим количеством крепкого алкоголя, рвались наружу.
— Мэтт. Если тебе станет легче, то ударь меня. Или сломай тут что-то. Только не мучай себя. Выпусти свои эмоции.
Младший поднимает голову на Адама, заглядывая ему в глаза, послушно выпуская эмоции. Но, вместо удара, он впивается в губы Гонтье. Жестко. Жадно. Секунда, и поцелуй приобретает металлический привкус крови Адама. Но он не отстраняется, только сильнее прижимает Уолста к себе. Им обоим это нравится. Им не хватало этого. Этой животной, болезненной страсти, которая выплескивается через поцелуй. Они не боятся сделать друг другу больно, по той простой причине, что уже делали. Делали и не раз. Куда уже больнее то? Тут не нужно сдерживаться. Можно кусать, высасывая капли крови. Можно сжимать руками плечи, точно до синяков. Можно, вначале нежно провести носом по вспотевшей шее, а потом засосать кожу, жадно, зная, что утром появятся синеватые метки. Все можно. Лишь только нехватка воздуха заставляет чуть отстраниться друг от друга. Опьяненный долгожданными ощущениями и крепким алкоголем, Мэтт делает шаг назад, и, снова запутавшись в своих ногах, падает пятой точкой на диван, оказываясь лицом аккурат на уровне ширинки Гонтье.
Адам замолкает, и, выдержав театральную паузу, произносит:
— Ну, Мэтти, мы знакомы всего лет 20… Я еще не готов.
— Все таки ты дебил, — Уолст пихает его в ногу, а сам начинает смеяться. Все его действия на грани истерических сегодня.
— Не спорю, не спорю, — усмехнувшись, Гонтье садится рядом. Пару минут они сидят молча, каждый думая о чем-то своем. Комната заполняется треском камина. Все же старший произносит то, о чем думал: — А… Я вроде слышал, что у тебя тоже кто-то есть.
— Ты тоже женат, однако, но, почему-то, я нахожусь сейчас здесь, с тобой, — подмигивая, выдает Мэтт, — да и ты еще и полуобнажен.
Упустив тот момент, когда Уолст сорвал с него футболку, Адам молча переводит взгляд на размеренно горящие бревна. Мысли в голове путаются.
— У меня тут бухло закончилось, — натянув милую улыбку, младший кладет голову на плече Гонтье, заглядывая в его глаза. — Сходи, найди еще, а…
— Говоря «у меня тут бухло закончилось», ты имеешь ввиду, что ты выпил все мои запасы, да? — усмехается Адам, закусывая губу. — Еще и меня посылаешь. Это уже наглость, Мэттью Уолст.
— Я не знаю, на счет всех запасов. Но, тебе стоит сходить и поискать какую-нибудь бутылочку моего любимого виски. У тебя есть, я знаю. — так же невинно улыбаясь, Мэтт тыкает пальцем в живот старшего. — А женщина твоя за тобой хорошо смотрит.
— Если что-то не нравится, никого не держу, — встав с дивана, ответил Адам, ухмыльнувшись. — А вообще… Зато ей удобно на мне спать.
— Вот как. Ну хорошо, — обиженно поджав губы, Уолст тоже встал с дивана.
Пока Гонтье отправился на кухню, младший подошел к камину и сел рядом с ним. Протянул руку, греясь в жаре яркого пламени. Вскоре вернулся Адам, выставив перед носом Мэтта бутылку. Тот послушно взял ее, ослепительно усмехнулся, смотря на Гонтье снизу-вверх.
— Мистер, выпить не желаете?
— Желаете, — усмехается Гонтье и садится рядом. Постепенно и эта бутылка пустеет.
Когда пустая бутылка опускается на пол, Мэтт, чьи щеки еще сильнее покраснели, спрашивает, сдерживая смех:
— Вы довольны, Господин?
— По-моему, это ты у нас тут самый довольный, — улыбнувшись, отвечает Адам. Замечая, как в глазах Уолста отражаются языки пламени, он не может отвести взгляд. Младший смущается от этого и чуть опускает голову, после чего ложится на пол.
— Здесь удобно…
— Замерзнешь, — вздыхает Адам, рассматривая черты лица младшего, будто пытаясь запомнить их. «Надолго ли мы рядом?»
— Ты ты же тут, согреешь, — улыбнувшись, Мэтт подползает к Гонтье и кладет голову на его колени. — А… Сколько вообще времени? А то у меня уже в животе урчит.
Адам улыбается, мысленно проводя ассоциации между Мэттом и котенком. Медленно подносит ладонь к его лицу и проводит кончиками пальцев по скуле, после чего запускает руку в черные густые волосы.
— Хм, уже 4 часа утра.
— Ебать, серьезно? — зрачки Уолста заметно расширились от удивления. — 4 утра?
— Да, а ты что думал?
— Я не думал, что время так быстро летит, — протягивает Мэтт, смотря на огонь и задумчиво добавляет: — Обычно оно тянется очень медленно, а сейчас будто растаяло.
— Есть хочешь? — спрашивает Адам, пальцами почухивая голову Уолста.
— Хочу…
— Окей, будь тут, а я тогда схожу, куплю чего-то.
— А есть какой-то вариант, чтобы ты не уходил? — резко поднявшись с лежачего положения, Уолст впился своими чистыми голубыми глазами в Гонтье.
— А... Я быстро, — задумавшись, отвечает старший. — Почему?
— Много причин, Адам, — радость моментально сходит с лица Мэтта. Несмело, он тянется к старшему и берет за руку. — Просто не уходи. Не уходи никуда и никогда, — договорив, младший отчаянно прижимается к Гонтье, утыкаясь носом в его шею.
— Я тут, не бойся, — шепчет Адам на ушко Уолсту, после чего несильно прикусывает его. — А еду мы можем и заказать.
— Да… Давай закажем, так будет лучше, — от новых ощущений Мэтт приоткрывает рот, бесшумно простонав. На секунду замерев, мужчина решается и садится на бедра старшего.
Чувствуя, как Уолст реагирует на его прикосновения, Адам смелеет, чувствуя пьянящую власть над младшим. Опираясь спиной на стену, он позволяет Мэтту полностью усесться на себя. Шумно выдыхает, когда младший наклоняется к его шее, проведя вначале по ней носом, а потом и влажно целует. Откидывает голову назад, открывая ему больше пространства. Уолст прикусывает нежную кожу, после чего ощутимо засасывает ее.
— Решил метку оставить?
— Да… — тихо шепчет Мэтт и снова присасывается к шее, оставляя на ней темные пятна, там, где это точно будет заметно.
— По жопе бы тебе за это надавать, — беззлобно рычит Гонтье, чувствуя легкий жар внутри.
— А ты надавай… — томно шепчет младший, — я знаю, ты хочешь этого, Адам Гонтье.
Ухмыляясь, старший резко перемещает руку на шею Уолста, сжимая ее. Так же за шею притягивает его к своему лицу, жадно целуя. Мэтт слегка ерзает на бедрах Адама, ухмыляясь. В ответ на это Гонтье рычит в его губы и сжимает меж зубов нижнюю. Поцелуй наполняет металлический привкус крови. Становится трудно дышать и поэтому им приходится отстраниться друг от друга.
— Красиво, — шепчет Уолст, смотря на измученную шею старшего.
— Животное… — беззлобно усмехается Адам.
— Я просто хочу, — голос Мэтта срывается. Видно, что ему тяжело это говорить. — Хочу… Чтобы ты был моим. И это все видели.
— Мэтт, — Гонтье сильно кусает губу, пытаясь съехать с темы. — У тебя у самого губа еще не скоро заживет.
Младший замечает это, и улыбка медленно сходит с его лица.
— Извини, — кидает он, чувствуя, как глаза начинает ощутимо пощипывать. Опускает голову.
— Мэтт…
— Не нужно, — Уолст не дает ему договорить, — Я понимаю, Адам. Прости. Я вывалил на тебя все это. Все свои чувства. Прости, — по щеке стекла предательская слеза. — Я знаю, тебе это все не нужно. Я понимаю. Прости. Я. Я… — шумно втянув воздух, младший еле слышно добавляет: — Я не должен был надеяться.
— Мэтт, — Гонтье смотрит ему в глаза, — Моя жизнь не принадлежит мне…
Уолст молчит, лишь порывисто втягивая воздух.
— Вот об этом я и говорил. Я приношу только боль. Всем. Боль и страдания, — невидящим взглядом Адам смотрит на языки пламени. — Я не тот, кого стоит любить, Мэтти.
— Это твоя жизнь и ты в праве решать, как быть именно тебе, — тихо произносит младший, стирая ладонью слезы.
— Но мой сын не должен страдать из-за того, что его отец такой долбоеб. Другие бы жили себе спокойно. А я, а я не могу, ибо не чувствую, что это все моя жизнь, — старший сильно бьется головой об стену. — Никто не должен страдать из-за меня. Я вообще жить не должен, если уж на то пошло! Я мертв, мертв внутри, понимаешь? — и еле слышно добавляет, — я и не особо хочу.
— Ты что несешь то? — за криками Мэтт пытается скрыть испуг в своем голосе. — Придурок!
— Без меня всем и всегда лучше, — Адам сжимает в руке бутылку и она лопается. Пара осколков входит в нежную кожу ладони.
Уолст отнимает остатки от бутылки и откидывает ее в сторону. Дрожащими пальцами вытягивает осколок из его ладони. Слезы смешиваются с кровью Гонтье.
— Ты нужен мне, идиот… — младший еле сдерживает подступающую истерику. — Я понимаю, что для тебя это не важно, но ты нужен мне!
— Я испорчу и твою жизнь.
— Без тебя она и так не имеет смысла! Все это время… Блять, пойми. Я любил тебя все это время! Любил, когда ты был моим другом. Любил, когда ты был с Наоми. Любил, когда ты ушел с группы. Когда бросил меня, оставил одного! А потом женился снова. А я все просто любил тебя, даже без надежды на ответные чувства! Ты думаешь, что-то может быть еще хуже, чем это? Да, Гонтье? Ты действительно так думаешь?
Вместо ответа Адам просто притягивает Мэтта к себе, крепко обнимая. Гладит руками по вздрагивающей спине, по дрожащим плечам. Целует в макушку, шепча на ухо какой-то успокаивающий бред. А сам чувствует себя еще большим мудаком, чем до этого.
— Прости, — шепчет в ухо младшего, обжигая его своим дыханием. — Прости меня.
— Я простил… Давно простил, — прижимаясь к теплому телу, шепчет Уолст. — Но все же, ты конченный мудак, Адам Гонтье.
— Я знаю, — старший проводит носом по шее Мэтта, шумно втягивая его запах. От чего у младшего идут мурашки по коже.
Усталость берет свое и постепенно дыхание Уолста замедляется. В руках Адама так тепло, так уютно. Ни с кем и никогда мужчина не чувствовал себя таким защищенным. Этот небритый алкаш — именно тот, кто нужен Мэтту. Именно о нем он мечтал все это время.
Глаза стали сами по себе закрываться. Спустя время, Гонтье почувствовал спокойное размеренное дыхание младшего. Не выпуская Мэтта из своих объятий, Адам донес его до дивана и аккуратно положил на холодную подушку. Кое-как отрыв в шкафу теплый плед, мужчина вернулся к дивану и накрыл им Уолста. Помедлив пару секунд, он медленно лег рядом, пододвинув свою подушку ближе. Секунда — и Мэтт прижимается к теплому телу рядом, утыкаясь носом в шею Гонтье. Тихо посапывает, беспокойно дергаясь во сне.
— Ты чудо, Мэтти… — целует его в макушку, — спи.
Уже крепко заснув, Уолст неосознанно закидывает ногу на Адама, что-то бормоча во сне. Старший не спит еще какое-то время, слушая его дыхание, но вскоре усталость берет свое — Гонтье тоже медленно проваливается в сон.
* * *
Спустя несколько часов, когда яркие солнечные лучи уже во всю блуждали по квартире, Адам начал просыпаться. Голова неприятно трещала из-за выпитого алкоголя. Вставать совершенно не хотелось, но и сон уже не шел. Перевернувшись на бок, мужчина зажмурился от резкой боли в висках. Но, все же, осознание всего того, что произошло вчера. и этой ночью, бьет куда больнее. Вздыхая, Гонтье медленно принимает сидячее положение. Найдя бутылку воды в прикроватной тумбочке, жадно осушает ее. Голова болеть не перестает, но, зато хоть колючий песок в горле становится менее ощутимым. В голове сотни мыслей, все они путаются, сбиваются в непонятный водоворот, затягивают, тянут мужчину на дно.
«Какой же я мудак. Придурок. Идиот. Что я, блять, натворил вчера… Ох…»
Поспешно натянув на себя одежду, Адам побросал в рюкзак свои немногочисленные вещи. Каждое движение приносило боль, но физическая, она была не такой уж и сильной. Не то, что внутри. Собравшись, мужчина подходит к спящему Мэтту. Уолст выглядит таким спокойным и счастливым сейчас. Медленно опустившись, Гонтье оставляет секундный, прощальный поцелуй на покусанных губах. Сердце болезненно сжимается.
Но другого выхода нет.
Оставив какую-то бумажку на тумбочке, Адам выходит из квартиры.
* * *
POV МЭТТ
Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулся от ощущений того, что стало холодно.
Открываю глаза. Все плывет, тру их, вроде это начало помогать. Голову будто сжимают в тисках. Сильно жмурюсь, после чего медленно открываю глаза.
Осматриваюсь вокруг, понимая, что
его рядом нет. Резкая боль пронзает все тело. Я один — и лишь последние угольки догорают в камине. Обнимаю сам себя и тру руки.
— Адам! — выкрикиваю, в надежде, что ты тут. Но по квартире разнеслось лишь мое эхо.
Он все-таки ушел.
От этого становится ещё досадней, тяжёло вздыхаю и закутываюсь в плед полностью, дрожа от холода. Сознание будто бы опустело, не давая возможности даже здраво оценить ситуацию.
Становится жутко холодно, решаюсь встать и подкинуть дров в камин. Сделав это, сажусь прямо на пол, не расставаясь с пледом.
Замечаю клочок бумаги на тумбе возле подушки. Встаю и на дрожащих ногах подхожу туда.
Читаю эти слова, внутри все обрывается и одна мысль бьется в стенках сознания «он не вернётся, а ты дебил, что надеялся. Ты поверил, а тебя снова растоптали».
Слезы текут сами, от обиды и очередного ожидаемого поступка Адама.
Я снова один.
Все таки встаю с дивана, на полу нахожу свою футболку, надеваю ее. Неподалеку лежит куртка.
Его куртка. Стою и смотрю на неё.
— А может он…
Слезы душат, не дают закончить предложение и я просто падаю на колени, хватаясь за волосы.
— Ты наивный дебил, Уолст, всего лишь дебил, который поверил и понадеялся!
Кричу это сам себе в истерики.
Падаю на пол и сворачиваюсь в клубочек, готов кричать, но не могу. Ничего не могу. Медленно умираю внутри.
Снова.
А ветер срывает с кровати ту самую записку. Слова будто бы растворяются в пространстве.
«Прости… Моя жизнь не принадлежит мне.»
