Fallen in the dark

      Наши дни       На пути в Хэмлок-Гроув, штат Пенсильвания              Я сижу на заднем сидении Шевроле Импалы, и не верю.       Реальность происходящего вызывает у меня столько же сомнений, что и существование Санта-Клауса, по одной простой причине, что в последнего я перестала верить в тот момент, когда пришедший домой папа неловко поставил пакет и из него выпала кукла, которую я отчаянно просила в последнем письме. Такие вещи случаются с каждым ребёнком, рано или поздно.       И сейчас, звонок Питера был как отец, а выпавшая кукла — Роман. Не то, что бы это был прямо-таки подарок судьбы, но, когда за столько лет уже почти примиряешься со смертью человека, которого ты считал дорогим себе вопреки всему — ощущение иррациональности не отпускает тебя ни на минуту.       Телефон настойчиво вибрирует в заднем кармане джинс, придавленный тяжестью тела к обивке сидения. Я кое-как изворачиваясь достаю его, но звонивший уже сбрасывает трубку. Я смотрю на экран, чтобы узнать, кому я понадобилась, и сдерживаю стон раздражения.       Звонят с работы, и я даже не удосужилась предупредить никого, что вместо того, чтобы в Иллинойсе ждать напарника, я срочно сорвалась в Пенсильванию.       Это может стоить мне места, которого я так настойчиво добивалась.       В жизни изгнанного из общины оборотня можно было найти приятные моменты. Ты изгнан только из стаи, а люди принимают тебя. Побелевшее со временем клеймо на виске воспринимается как экстравагантная выходка молодости, и прикрывается волосами. А твой статус не мешает учится. Если только одним из преподавателей университета, где я проходила двухлетние допкурсы, чтобы попасть в ряды агентов, не является оборотнем.       Даниэль Рук очень старался, чтобы я вылетела с треском, но ничего не смог сделать с тем, что я брала высший балл по всем дисциплинам кроме философии. Его отвращение ко мне как к нежелательному элементу системы каждый раз разбивалось о мою успеваемость, и вот уже полгода я работаю в бюро, в отделе криминальных расследований, под началом Нила Стокмана, который уже пять лет трудился на отдел, и успел выпить ни один галлон моей крови с неуемным желанием делать все сверх идеально.       Он-то мне сейчас и звонил.       Я прошу Дина сделать музыку тише, и немного продышавшись набираю его.       — Агент Стокман — стараясь сделать так, чтобы ни капли нервозности не проникла в голос.       — Хоран, — голос Нила звучит отчётливо раздраженно — где ты находишься?       Я прикрываю глаза, сжимая зубы.       — Я сейчас на пути в Пенсильванию, Нил — добавив положенное количество грусти в голос сказала я — прости что не предупредила, у меня проблемы… с родственниками. Нужно срочно мое присутствие, я очень надеюсь, что за несколько дней я решу проблему.       На другом конце трубки повисла гнетущая пауза, и мне не нужно видеть своего напарника, чтобы понимать, что он в бешенстве.       — Астор. Что за вопиющая безответственность? Ты должна была…       — Я знаю, Нил — с отчаянием ответила я — это первый и последний раз. Мне позвонили в пять утра, и я поймала попутку, чтобы в кратчайшие сроки доехать. Все равно в Иллинойсе пока затишье, а я только под ногами тебе мешать буду. Вернусь ровно к тому моменту, когда буду нужна тебе как воздух. Хорошо?       Мужчина хлопает по столу, я слышу это.       — Я не буду терпеть ещё одну подобную выходку — сказал он наконец — решай свои дела, и возвращайся обратно, иначе я отстраню тебя от дела.       — Спасибо, Нил — с теплотой в голосе сказала я       Старший напарник был невыносимым педантом, не смотря на кожу цвета молочного шоколада, он шутил что в роду точно были немцы. Так как он не мог объяснить любовь к пиву, колбаскам и идеальному порядку во всем, что его окружало.       И тем не менее, я видела в нем по отношению ко мне нечто отческое, и понимала, что он просто хочет вырастить достойную бюро смену.       Я кладу трубку и убираю телефон обратно в карман. Дин с долей беспокойства смотрит на меня в зеркале заднего вида, и я могу судить о его эмоциях только по выражению глаз.       — Все в порядке, Ас? — спрашивает он       Я киваю       — С работы просто нужно отпрашиваться заранее, а не по факту. — хмыкнула я       Дин мимолетно улыбнулся, ко мне повернулся Сэм.       — Никогда не думал, что буду возить дружбу с агентом ФБР — со смешком говорит он       Я возвращаю ему улыбку       — Будь честен, я не совсем нормальный агент — отвечаю я — если бы не мой нюх и слух, я бы давно вылетела из академии.       А кроме нюха и слуха мне ничего больше и не осталось. И ощущая необычайную грусть от разговора, я отвернулась к окну, прислоняя к стеклу лоб.              Октябрь, 2012 год       Хэмлок-Гроув, штат Пенсильвания              Кажется, я сломалась именно в октябре. С этого времени я помню практически каждый день, несмотря на то, что прошло очень много времени, по меркам памяти.              В школе Роман подходит ко мне сам. Дело идёт за неделю до Хэллоуина, все гудят по поводу предстоящей дискотеки, и я не хочу в этом участвовать абсолютно. Хотя, в моей прежней школе — это было довольно круто.       В этом году день всех святых выпадает на середину недели, на будний день, как и полнолуние, поэтому руководство школы принимает решение что вечеринка по этому поводу будет в пятницу, двадцать шестого октября.       А в сам Хэллоуин пока накладывается комендантский час. Днём детишки могут ходить и требовать сладости, но с наступлением темноты никого младше двадцати одного года не должно быть на улице, иначе будут приняты меры.              Меня давит все та же проблема что и месяц назад. Либидо, парень в одном доме со мной. Вечеринка будет проходить до полнолуния, от чего мне ещё хуже, и очень велика вероятность того, что я свалю из дома и, наверное, с кем-то пересплю.       В первую очередь потому, что прошлая, сентябрьская неделя перед полнолунием была просто невыносимо кошмарной.       Весь месяц был ужасен. Мне тесно в школе, Романа слишком много.       — Привет — говорит он, убирая волосы лезущие в глаза назад, в той самой невыносимой манере, которая заставляет мои колени подвергаться противоестественным законам гравитации.-Ага — отвечаю я, отводя взгляд и закрывая шкафчик. Главное не дышать. Его запах — как самая вкусная в мире конфета, и чего стоит не поддаться и не попробовать его на вкус, когда он стоит так близко. — что-то срочное? Я хотела бы успеть перекурить между уроками.       — Можем пойти вместе — парень крутит у меня перед носом самокруткой, которую я не видела как он достал.       Я фырчу. Сраный фокусник, но, киваю.       Он курит очень вкусные сигареты, и если я буду дышать через раз, то есть шанс, что я переживу этот разговор.       — Что стряслось, что ты решил снизойти до нас, простых смертных? — интересуюсь я на заднем дворе, принимая у него сигарету и закуривая ее прежде, чем он успевает достать зажигалку и подкурить. От его рук тоже пахнет им, и я хочу минимизировать ароматические контакты.       — Ты на дискотеку пойдёшь? — спрашивает он меня, совсем не то, что я от него ожидаю. Это даже выбивает воздух из моих легких, заставляя выдохнуть чуть резче.       Нет, Роман, точно не с тобой       Но, отвечаю я, стараясь быть предельно честной и спокойной.       — Неа. Мы с Питером планируем взять бутылочку дешевого виски и ужраться в слюни под бодренький мотивчик какой-нибудь рок группы, а может и не одной.       Господи, кому я вру, и с чего я решила, что его там не будет?       Роман поднимает брови, глядя на меня, но в целом от него доносится волна одобрения. Мой способ отдыхать ему явно по душе.       — Мне кажется, этот цыган на тебя не очень хорошо влияет. — тем не менее замечает он с легкой улыбкой — но, план хороший.              — Да похеру — пожимаю я плечами. Моя нервозность достигает апогея, а сердце отплясывает чечетку — все лучше чем с горящей жопой бегать, чтобы надеть нелепые шмотки и весь вечер как припадочный дергаться под идиотскую музыку.       Роман смотрит на меня некоторое время, а потом совершенно очаровательно давится смехом.       Нельзя быть таким. Просто нельзя.       -И все же? А если я решу вопрос с костюмом? — Роман смотрит на меня с интересом в глазах, который не проходил даже от моей нарочитой грубости. Нашла чем пугать.       Отвратительно       Я гневно хмурюсь.       — Даже не думай, Годфри. Найди себе более подходящую девку, и с ней тусуйся. Ясно? — говорю я       Роман пристально смотрит мне в глаза и делает глубокую затяжку.Курить у него получается очень сексуально.       Я почти представляю, как это происходит, когда он с влажной от пота грудью, взъерошенный и расслабленный, курит лёжа на спине, лениво пуская в потолок колечки, а вторя рука пальцами неторопливо очерчивает…       Стоп. Нахер.       — Короче нет — подвожу я черту, довольно резко, отводя глаза за его плечо, чтобы не нырять в эту зелень — меня там точно не будет.       Закрепляя свои слова, я подхватываю рюкзак, намереваясь уйти. Роман хватает меня за руку. Его кожа оказывается неожиданно горячей, меня словно током простреливает от этого прикосновения.       — У меня есть хоть один шанс? — с лёгкой, какой-то отчасти злой улыбкой спрашивает он, чуть дергая меня на себя, но я стою как вкопанная, сжатая в пружину. Ну конечно, отказ это совершенно не то что мы любим.       — Когда закончишь трахать все что движется в этом городе — выдаю я, снова пытаюсь вырывать руку, но он держит крепко — сдашь анализы и купишь цветы, как приличный человек. То есть никогда.       Глаза Романа сверкают нехорошим блеском. Это не тот потусторонний взгляд, после которого у меня на мозге бегают мурашки, или словно в черепную коробку залили шампанское. Это взгляд, который говорит мне, что я ещё пожалею, отчалив словах, потому что тот, кто не являлся человеком в полной мере и стоял сейчас передохну мной, привык добиваться своего. Я наконец освобождаю пальцы, и стремительно иду из двора.       — Какие цветы-то, блин? — слышу я в спину, и сжимаюсь, матеря себя сквозь зубы.       Когда хочешь, чтобы человек держался от тебя подальше — дразнить его идея так себе.       — Розы — кричу я не оборачиваясь — красные как кровь Брук Блюбелл. Срываю джек-пот из ошарашенных, злых, недовольных взглядов, но злость во мне кипит как вода в чайнике, того и глядишь пар из ушей повалит, поэтому мне плевать как ком не отнесутся.       Я уже не самая популярная персона из-за связи с Руманчиком.       В спину мне доносится неопределенный смешок, но я его игнорирую, стараясь успеть на следующий урок, и не понимаю зачем я это затеяла с ним.Теперь я точно буду знать, что во всем что будет дальше виновата буду только я.       Ещё через четыре дня по школе запустили звуковое сообщение.              «В связи с недавней трагедией будет вывешен список с недопустимыми карнавальными костюмами…»       Накануне вечеринки я прислоняюсь головой к шкафчику. Вечеринка в честь Хэллоуина. Хочу ли я туда идти? В школе в Детройте это было определённо весело. Ну хотя бы посмотреть кто из местных во что горазд. Почему бы и нет? мои планы меняются слишком быстро, как и мое гормональное состояние. Качели как это называет Питер       Если быть совсем точной в определениях:       Ебаные качели       Сейчас я борюсь с тем, что я не хочу там быть и хочу. Очень двойственные ощущения.       Я вижу, как Питер нагоняет Шелли, выходящую из туалета с налипшей на подошву туалетной бумагой и мило разговаривает с ней.Мимо пробегаю парни и толкают цыгана так, что у него из рук выпадают учебники.       Класс.       Я похожу к ним, и чуть не меняю в последнюю секунду решение, когда в компанию подкатывает Роман, но дать заднюю слишком малодушно, я все ещё стараюсь быть гордой и независимой в эти последние две недели перед полнолунием, поэтому, я продолжаю движение, и очень удивляюсь, услышав неприкрытую агрессию в голосе Романа       — Руки убери от моей сестры.       Питер поворачивается посмеиваясь, а я замираю       — Что смешного, я не понял? — Роман нахмурившись смотрит на парня, Питер платит ему недоумевающим взглядом       — Да ладно, расслабься. Я угораю — Годфри со смешком махает рукой и поворачиваясь видит меня, стоящую неподалёку.       Больной.       — Вас на машине подбросить? — спрашивает он как ни в чем не бывало, засовывает руки в карманы брюк, в жесте небрежной независимости.       Мы с Питером переглядываемся,  я поджимаю губы.       — А что так? — настороженно спрашивает оборотень, не очень дружелюбно глядя при этом на парня.       — А почему нет? — Роман пожимает плечами и смотрит на него.       В глазах Романа надежда. Он очень не хочет, чтобы мы с Питером ответили отказом, но у меня иное мнение на данный счёт       Держаться от него подальше, так долго, насколько это возможно.       — Я пас — говорю я, и обогнув Романа иду на выход из школы.       Спиной я чувствую волну напряжения и толику непонимания.       — Ты чего? Мне показалось что мы подружились.- доносится мне вслед.       — Тебе показалось — отвечаю я, не оборачиваясь — я по-прежнему не езжу со всякими.Я не дожидаюсь окончания диалога и наконец выхожу за дверь.       Нет, я определенно поеду на Хэллоуин. Мне нужно расслабиться.       Домой я прихожу закономерно позже Питера.       -Покатался? — грубо спрашиваю я, моим взглядом можно было бы прожечь дыру, если бы я была Скоттом Саммерсом (1). Цыган отвечает мне задумчивым выражением лица и салютует бутылкой.       Линда сидит в кресле-качалке, и смотрит альбом для рисований своего сына. Я тоже однажды туда заглянула и нашла, что у Руманчека очень мрачная фантазия. А ещё он зациклен на одном и том же символе из мифологии севера — змей кусающий свой хвост. Наверное, это что-то значит для заморочного на знаках цыгана.              — Ты сегодня с нами на вечер фильмов, или тусить? — спрашивает меня непривычно задумчивый оборотень. В последнее время, по тем же причинам что мучают и меня, у него как правило вздернутое состояние. А сейчас спокоен. Неужели умудрился сбросить пар?       В машине с Романом Годфри?       Я почти представляю, мельком, эскизами, как в машине целуются два парня. Ладонь Романа собирает в горсть волосы на затылке оборотня, рука Питера скользит в брюки…       Меня начинает подташнивать. Когда перевозбуждаешься — это всегда одинаково.       — Пожалуй тусить — отвечаю я, и исчезаю в своей комнате.       Не закрытое с утра окно, сделало помещение свежим и прохладным. Я сажусь на кровать, и смотрю на себя в большое зеркало, прислонённое к стене. Его мне отдала Линда, сказав, что уже вышла из возраста, когда вместо проводить перед ним много времени, поэтому пусть им пользуются молодые.       Мое отражение смотрит на меня глазами голодного хищника, которого я практически чувствую под кожей. Внутри меня перекатывается мягкая шерсть, волчица помнит, что скоро луна, она чувствует ее, и скорее хочет наружу.       Но пока луна не произнесла ее имя, она сидит внутри и ждёт своего часа. Мне не сложно ее держать, просто она возбуждена перед забегом в лес. Она хочет размять лапы и гонять зайцев, пока рассвет не раскрасит небо в цвет крови разбавленной молоком.       Волчица внутри меня хочет выть на луну, и чувствовать кровь на языке, вместе с другими волками или одним волком копаясь холодным носом в тёплых внутренностях слишком медленного оленя.       Я говорю ей что ещё не время. Глажу живот, и она на время успокаивается.       Я встаю, и подхожу к зеркалу. Я невозможно худая, сколько бы не ела. При росте пять футов семь дюймов, весить сорок пять килограмм — слишком мало. Но я ничего не могу с собой поделать. Сколько бы еды я в себя не впихивала, все сжирает метаболизм.       Сколько же ест Роман, если его рост не менее шести футов?       Мне стало смешно.              Я лезу в до конца неразобранную сумку и достаю потертые джинсы, с принтом из американского флага, которые болтаются на мне достаточно свободно, грубые ботинки похожие на армейские, чёрную майку с высунутым языком и очень длинными лямками, и весеннюю кожаную куртку, которая выглядит как мотоциклетная, с косым воротом.       Она и правда облегчённая мотоциклетная, так как у меня в Детройте стоит соответствующий транспорт. Triumph tiger 800, две тысячи одиннадцатого года выпуска, выклянченный у отца на день рождения.       Мама не дала мне его забрать в Хэмлок-Гроув сейчас, но обещала, что обязательно отдаст в случае ссылки.       Я скучаю без него, без свободной дороги и адреналина, но готова потерпеть.       Поэтому я тяжело вздыхаю, встряхивая куртку чтобы она расправилась и сажусь за макияж.              Когда я выхожу обратно, Питер сидит на прежнем месте. Линда гремит на кухоньке, и поворачивается чтобы окинуть меня оценивающим взглядом, затем поднимает вверх большой палец, высказывая одобрение.       Я улыбаюсь.       Линда соглашается меня проводить, Питер желает хорошенько оттянуться.              На вечеринку я еду в виде отвязной рокерши. Другого у меня в привезённых вещах нет. Конечно, будь я чуть более мясистая я бы разжилась на оставшиеся деньги на красное платье с открытой спиной и была бы Джессикой Рэббит (2), но, природа меня немного обидела и поэтому я рыжая версия Нэнси Спэнджен (3). Наверное,       Во всяком случае «героиновая» худоба при мне.       До школы меня довозит мама Питера, потому что сам Руманчек успел принять три бутылки пива, прежде чем я собралась и вышла обратно.       За этим я вижу лишь дикое нежелание посещать хоть даже косвенно этот праздник жизни, где все веселятся.       Приблизившись к школе на достаточное расстояние чтобы слышать басы, я тоже малодушно хочу попросить развернуться, но вовремя справляюсь с собой.       Машина останавливается у украшенной школы, я смотрю на неё и понимаю, что я круглая идиотка. Зачем было говорить Роману что я не поеду? Он то точно не пропустит повода покрасоваться. Идея приехать сюда уже не кажется мне такой классной. Я даже друзей тут завести не успела. С кем я буду развлекаться?       — Мы можем вернуться назад — предлагает Линда с тёплой улыбкой глядя на меня.       Я встряхиваю копной тугих рыжих кудряшек, одновременно набираясь решимости выйти из автомобиля и показать, что ее предложение не имеет под собой ничего, что могло меня заинтересовать.       — Нет, все хорошо — отвечаю я и мимолетно улыбаюсь — Спасибо что довезли.       Женщина кладёт тёплую ладонь мне на колено.       — Давай. Оторвись там хорошенько — говорит она — во сколько тебя забрать?       Я неопределенно дергаю плечом, действительно не зная, во сколько планирую закончить.       — Я позвоню Вам — говорю я и выхожу из машины — Спасибо и хорошего вечера       Руманчек машет на прощание мне рукой и уезжает домой к сыну и телевизору       Я поворачиваюсь к школе, глядя как туда заходят разнообразно одетые ребята. Вот выскакивают из машины близняшки, дочки шерифа в белых пачках и чокнутая Кристина, с прикидом относительно напоминавшим фею Динь-Динь (4). Она и сама весьма динь-динь головушкой, что соответствует выбранному образу. Кристина у меня вызывает отвращение пополам с недоумением. Если ее пустая голова все ещё будет держать крепкую связь с языком, то Питера ждут большие проблемы.       В маленьких городках в периоды паники очень любят охотиться на «ведьм» и линчевать всех, кто не нравится. И ради сохранения видимости порядка, господин шериф скорее всего закроет глаза на многие вещи.       Смешно будет, если я до суда попаду под раздачу, просто потому что живу с цыганом, на которого и так смотрят уже как на корень проблем.       Я захожу в школу, которая сейчас гудит музыкой, смеющимися детьми и неким смятением, наверное. Люди ещё не решили, стоит ли веселиться после страшной гибели Брук Блюбелл, или они ещё не имеют на это никакого права. Но, на данный момент смерть была всего одна и окружающие оправдывали себя тем, что это было слишком неожиданно и таинственно, чтобы была возможность по-настоящему скорбеть и посыпать голову пеплом. Паники ещё не было, до неё были ещё далеко. Но насторожённость уже прорывалась наружу.       Подростки переносят все это особенно спокойно, потому что в ещё не слишком долгой жизни, смерть — это пока не про них, слишком короткий и дурацкий эпизод.       Я останавливаюсь перед школьной партой, за которой сидят мужчина и женщина полицейские, и рядом — пара преподавателей. Они контролируют детей на пронос запрещённого на территорию праздника, но у меня в кармане кроме мобильника, сотенной купюры и помады нет ничего.       Даже поддельное удостоверение я оставляю дома, не планируя шляться сегодня по злачным заведениям, хотя, возможно, зря не планируя.       Меня пропускают дальше, в спину я слышу негодующий комментарий преподавательницы астрономии, про отсутствие у меня нижнего белья.       Я захожу в зал, немного довольная своей дерзкой выходкой, и вступаю в толпу подростков       среди всего этого слышен звонкий смех и чувствуется лёгкий аромат алкоголя, витающий в воздухе, который на вечеринку было не пронести, но самые предусмотрительные выпили перед танцами.Все беззаботные, радостные, извиваются кто как умеет под попсовые треки.       Кажется, сейчасиграет Somebody That i Used to Know. Очень неоднозначная песня, наверное, именно сейчас, только вот отношений не было.       И Годфри тут. Стоит с какой-то азиаткой, великолепный и подтянутый в своём смокинге, притягивающий взгляд и казавшийся дивно неприступным. Я сразу нахожу его тут, хотя совершенно не планировала этого делать. Досада на себя глухо заворочалась где-то у самого горла.Он дико смотрится в этом маскараде, под этот трек, в своём костюме.       На меня бросают заинтересованные взгляды, и те, кто сейчас не танцует по тем или иным причинам тихонько шепчутся по углам.Видимо я тоже попала под раздачу хреновой популярности Питера. Да и про кровь растерзанной бедняжки стоило промолчать.       В косухе в зале где бесновались подростки жарковато, поэтому я снимаю куртку мило улыбаюсь и кладу ее у полицейского с цепким взглядом. Не думаю, что тут ее сопрут, но она мне дорога как память и поэтому я предпочитаю оставить ее под чутким надзором стража порядка.       И моей одежды.       Зато, мой вызов очевиден. Чёрная футболка с языком из секса пистолз, с неприлично длинными лямками, и если я подниму руки выше, то все увидят, что я без лифчика.       На чем мне его носить, спрашивается?       Джинсы с дырами на коленях и тяжелые ботинки обязательные атрибуты, и я надеюсь оттоптать ими пару ног.       Наверное, я бы не прошла фейс-контроль, но сейчас людей беспокоило не это. Вот если бы кто-то пришёл в костюме оборотня, это было бы определённо неуместным вызовом ситуации в которой оказался город. Так же в чёрном списке оказались любые костюмы с тематикой крови, смерти и прочего.       Хэллоуин построенный на пугающих одеяниях сделали рождественским маскарадом.       — Дерзко — слышу я комментарий позади. Кожа тут же покрывается мурашками, и в душном помещении мне становится необъяснимо холодно. Как он меня так тихо обошёл?       Я не хочу вообще разговаривать с ним сегодня. Лучше бы он не заметил меня и стоял дальше со своей спутницей, чьего имени я не знаю.       Но запах лакрицы, тьмы и сладости заполняет мои ноздри. Кожа снова горит пожаром, и мне тошно от самой себя, и тех чувств, которые во мне вызывает упырь.       Я оборачиваюсь, чтобы зацепиться взглядом за безупречную линию шеи, уходящей под тугой воротничок белоснежной рубашки, которая в свете неона стала инопланетно-голубой.       — Благодарю. — делая усилие и стараясь дышать через раз, говорю я — Ты же вроде сюда приходил с такой узкоглазой цыпочкой? — я разговариваю с его шеей или подбородком, и хочу, чтобы он отошёл. Но как это грамотно объяснить — не знаю.       Черта с два, Годфри, я подниму глаза выше. Это выглядит странно, но одного единственного момента мне хватило чтобы понять на что способны эти зеленые глаза.       Хотя, попробуй он применить на мне свой чертов гипноз, я, наверное, успею разбить ему хорошенький нос.       — Ну я не мог обойти тебя вниманием. — в голосе парня я слышу лёгкую насмешку. — потанцуем?       Как по заказу, я слышу set fire to the rain. Я готова орать от злости и сжигающего меня желания, и только благодаря, наверное, гремучему коктейлю в моей крови, с которым я не смогла справится, я вкладываю ладонь в его протянутую руку.       Я с обреченностью приговорённого на смертную казнь иду с ним дальше, на танцпол, в самый центр толпы, чувствуя его тёплые пальцы сжимающие ладонь.Он мягко разворачивается, убирая руку за спину и старомодно кланяется, глядя мне в глаза.       Как это со стороны выглядит? Зуб даю, нелепо.       Роман распрямляется, и привлекает меня к себе, и мне ничего не остаётся кроме как практически вплотную прижаться к тёплому телу и уже ощутить фактически на языке столь притягательный для меня, особенно сейчас, вкус.              Было темно, и я была истощена       До твоего спасительного поцелуя.       — Не ожидал тебя тут увидеть. Я думал ты более асоциальная чем Питер — тихо говорит он. Случайно или специально, но его пальцы явно промахиваются. Вместо того чтобы положить мне вторую руку на спину или на талию, он скользит тёплыми, почти горячими пальцами по коже враз обретший чувствительность, уверенно останавливая кончики пальцев на позвонках, протянув невидимую струну между своим прикосновением и местом между моих ног.       Хорошо, что музыка достаточно громкая, я сейчас опустила голову поэтому он не может слышать воздуха, который шипением меж зажатых зубов выходит наружу, и не может видеть моей напряженной челюсти.       Волчица внутри трется шерстью, как загулявшая кошка, и хочет лизнуть его в нос — предательница.       Я абсолютно теряюсь, над ее поведением, ранее считая, что она должна была за меня вступиться.       Но когда его пальцы поглаживают косточки позвонков, от чего у меня кружится голова, я усилием воли прихожу в себя.       Но я подожгла потоки дождя,       Касаясь твоего лица, смотрела, как он льётся,       Он обжигал, пока я плакала,       Потому что слышала твоё имя в нем       Нельзя было сюда идти, когда до полнолуния осталось всего ничего. Я должна что-то делать.       — Годфри, убери руку на ткань — цежу я, делая над собой титаническое усилие — лапать меня необязательно.       Я слышу хмыканье, мягким голосом       — Ты очаровательно грубая — Роман убирает руку, но теперь он берет меня за подбородок и пытается поднять  мое лицо, видимо за тем, чтобы заглянуть мне в глаза.       Это невозможно, нет, я не поддамся.       Я жмурюсь, сглатываю, намертво держу голову, не желая ни на миллиметр поддаваться ему.       Или он оставит эту дурацкую попытку, или сломает мне челюсть.       — Почему ты не хочешь на меня смотреть, Астор? — спросил он, все же сдавшись.       Ты и я, вместе… но ничего не меняется к лучшему,       Потому что в тебе есть черта,       О которой я никогда не знала:       Всё, что ты говорил       Было неправдой, было неправдой,       И в каких бы играх ты ни участвовал,       Ты всегда выходил победителем.       Рука ложится на ткань поверх майки, и черт возьми, жжёт мою кожу сквозь неё. Боже, сделай так, чтобы он больше никогда не подходил — молюсь я мысленно.       — Потому что ты мне не нравишься — я вскидываю голову и встречаюсь взглядом с его кошачьими глазами. Никакого воздействия, ничего лишнего.       Я почти честна с ним, и мне от этого немного больно, потому что я хочу совершенно иного, это противоестественно.       О нет, и это определенно не любовь и не влюбленность и не что-то такое, это я понимаю именно сейчас, когда грубые слова вылетают из моего рта. Это жестокая химия, которая решила сейчас сыграть надо мной злую шутку.       Роман замирает, бросает взгляд поверх моей головы, желваки на челюсти завораживающе играют, выдавая его раздражение. И говорит точно не то, что имеет хоть какое-то отношение к моим словам. Наверное.       — Пора расшевелить этот гадюшник — цедит он — Спасибо за… честность. — он издевательски кланяется, и резко развернувшись уходит.прочь, из зала, толкнув перед собой двери.       Люблю я собирать взгляды, судя по всему.       Адель заканчивает выворачивать всем душу, я ухожу с танцпола, не имея совершенно никакого желания танцевать. С ним, или без него.       Меня лихорадит, кожа, горевшая до этого от прикосновений, от близости, от запаха, сейчас покрылась мурашками от холода.       — Если ты хотела его обидеть, то зря. Мой кузен удивительно дотошен — ко мне подходит Лита Годфри, в образе дамы из 50-х годов прошлого века. Брюнеткой ей идёт.       Из очаровательной куклы она превратилась в изящную красотку, не смотря на дурацкие пайетки, в которых она выглядит совершенно не глупо, и очень органично.       Платье уже чуть-чуть только прикрывает слегка округлившийся живот.       Такие залетают? Поразительно — думаю я, лениво изучая ее.       — Спасибо за предупреждение — я улыбаюсь только губами, больше выражая вежливость, чем желание действительно кому-то улыбаться.       — Если ты хотела его оттолкнуть, нужно было просто дать ему чего он хочет — девушка подмигивает и хихикает       Я поднимаю бровь, на это замечание. Но, наверное она знает своего кузена сильно лучше чем я, и стоит поверить ей на слово.       Возможно, потрахайся я с ним тогда после бара, возможно там же на парковке, то в первый школьный день он прошёл бы мимо, записав меня в очередную победу.       Относилась бы я к нему так же, сходя с ума, когда он стоит рядом со мной? А может я так же отношусь и к Питеру?       — Он бывает слишком навязчив — замечаю я, в рамках поддержания разговора.В голове зреет план, что когда я приеду домой, рискну и посижу максимально тесно к Питеру.       — Он на самом деле хороший — Лита смотрит необычайно серьезно — просто Тетя Оливия к нему строга. Вот и развлекается — девушка улыбается немного виновато, словно извиняясь за брата.       Я внимательно смотрю на девушку.       Лита Годфри такая хорошая и светлая в отличие от своего брата, что я невольно хочу все же ей улыбаться. От неё идут волны спокойствия, тепла, уюта свойственные всем беременным, которые ждут ребёнка и уже мысленно готовы к материнству от начала и до конца. От неё идёт Чистый светлый запах с оттенком сахара, снега и ванили. Наверное, так должны пахнуть ангелы. И я хочу ей верить. Она настолько искренне верит в хорошую сторону Романа, что я не могу ее игнорировать.       Особенно легко это, когда его тут нет.       — Это не даёт ему права вести себя так, словно весь мир готов упасть у его ног. — я качаю головой.       Лита смотрит себе под ноги.       — Тут многие хотят хорошей и богатой жизни. Только не понимают, что тётя Оливия будет беречь сына и точно не отдаст его никому из — она делает неопределенный жест рукой, подбирая слова и наконец найдя — местных. Хотя я искренне хочу, чтобы он встретил наконец хорошую девушку и был счастлив.       Я выдавливаю ещё одну вежливую улыбку, наблюдая за тем, как Роман выходит обратно в зал. Лицо его напряжено.       Найдя глазами кузину, он стремительно сокращает расстояние между нами и хватает ее за руку, чуть грубее чем позволяют приличия.       Я морщусь, думая, что завтра у неё точно будут синяки.       — Поехали домой — говорит он, не глядя на меня.       — Но мы только приехали — надувает губы Лита, как обиженный ребёнок       — А теперь уезжаем. — говорит он и тянет ее на себя.       Я задумчиво провожаю парочку глазами до выхода, до тех пор, пока две спины не скрываются за дверьми.       Вечеринка продолжается ровно до того, пока кто-то не кричит истошно:       — Змея!       И подростки, визжа и толкаясь несутся на выход.       — Мелочно и глупо — говорю я себе под нос, забирая со стула куртку, пережидая пока спадёт паника и рассосётся толкучка.       Я не сомневаюсь, кто автор шутки. Питонов я не боюсь точно. А вот упыри…       Я пишу Линде смс, что хочу прогуляться и дойду сама. Закинула телефон в карман куртки и иду к лесу.       Погода в октябре ещё ничего, снова подскочившая температура позволяет мне идти в майке и не мерзнуть.       Я иду, скрестив руки на груди, пинаю желтую листву под ногами и думаю.       Мне интересно, что вызывает мое влечение к парню противоположного вида? Он отталкивает меня своим поведением, он богатенький упырь и о влюбленности речи точно не идёт.       В конце концов, по словам Питера он ради пропитания…       Нет. Не хочу даже думать об этом.       И резко поменявший мнение Питер. Может его загипнотизировали? Других выводов у меня нет       Но меня не успели.       Так я и иду до дома, мучая себя дурацкими домыслами, пытаясь разобраться хоть немного в ситуации.       Не разберусь никогда — тогда, я этого ещё не знаю.       Дома, Питер ещё не спит. Я подхожу к трейлеру как раз тогда, когда он стоит, прислонившись плечом и курит. Недалёко стоит палка, с надетой на неё резиновой маской оборотня.       — Кто-то развлекся тут ночью? — хмыкаю я, подходя ближе и доставая пачку из кармана джинс.       Питер молча пожимает плечами, и смотрит на меня.       — Как развлеклась? — спрашивает он, делая затяжку.       Я пожимаю плечами, не уверенная что хочу ему рассказывать. Да он и сам может считать, если будет желание.       Что он и делает, видимо, когда я подхожу ближе.       — От тебя пахнет Романом? — Питер поднимает бровь, выражая недоумение.       Я качаю головой       -Просто танцевали, а потом поругались — говорю я и закусываю губу.       Экспериментировать или нет?       Я поднимаюсь по лестнице, становясь вплотную к оборотню, ожидая практически всего что угодно.       Вдыхаю его запах, дезодорант, пиво, травка. Он недавно ходил в душ, и от него пахнет мылом и свежестью.       Низ живота начинает тянуть, но не так остро, как с упырем. Контролировать себя рядом с Питером чуть проще, и я ощущаю разочарование.       — И что это значит? — лицо Руманчека каменеет, он смотрит мимо меня.       — Эксперимент- коротко отвечаю я, — дай я пройду       Питер отходит, предоставляя мне возможность открыть дверь, я захожу внутрь трейлера. Линда уже спит, судя по всему и я, следуя ее примеру иду в свою комнату и раздевшись падаю спать, игнорируя необходимость смыть макияж.              В школе мы сидим на уроке английской литературы, пока нам читают отрывок из грозового перевала, и я вижу, как Роман кидает сидящему рядом Питеру комочек бумаги.       Упырь игнорирует мое присутствие, хотя я периодически ловлю на себе его задумчивый взгляд.       — Мистер Годфри, неужели вы обмениваетесь записочками? — пренебрежение в голосе преподавателя можно пощупать руками, и мне становится смешно.       — Нет, вам показалось — с долей веселья в голосе отвечает ей парень — пожалуйста, продолжайте.       Видимо случившиеся слишком странно, поэтому преподавательница продолжает читать.       — Что там? — фактически одними губами спрашиваю я у парня, заинтересовавшись что за острая необходимость у Романа кидать записки.       Руманчек разворачивает бумагу, я подаюсь в его сторону.       Можно я посмотрю?       Я непонимающе хмурюсь, а Питер комкает обратно лист бумаги.       Он напряжен, и это видно.              — Что он хочет посмотреть? — спрашиваю я на перемене, глядя как Годфри упаковывает учебники в шкафчик.       — А ты как думаешь? — Питер устало смотрит на меня — уж точно не то как я дрочу.       Я закатываю глаза, раздражённая выводом, гормонами, запахом вездесущего Годфри, который сейчас проходит мимо нас, окидывая Питера странным взглядом.       — Откуда он мог узнать? — спрашиваю я — и так четко подгадать перед полнолунием?       Питер пожимает плечами.       — Ты же не собираешься согласиться? — спрашиваю я, чувствуя подступающую панику.       Питер смотрит на меня, ничего не говоря.       — Блять! — я ударяю по своему шкафчику и резко развернувшись ухожу из школы.       Дома я оказываюсь чуть раньше.              — Роман придёт сегодня посмотреть — огорошил меня Питер, заходя в дом и бросая сумку на диван.вот и ответы, мать их       — Да ну нахрен — я роняю пачку сигарет, которую взяла чтобы выкурить пятую, наверное, за час — ты сдурел, блин?       Питер беззаботно пожимает плечами       — Да какая к черту разница? — спрашивает он       — А мне что предлагаешь делать? —  шиплю я, поднимая сигареты и прикуривая — голышом в лес топать? Чтобы меня не спалили       Питер смотрит на меня с каким-то ехидством       — Ты такая вся из себя смелая боишься показать сиськи упырю? — спрашивает он.       Я раздраженно щелкаю пальцем по сигарете стряхивая пепел на пол.       Что скажет Линда мне уже все равно.       — Он в первую очередь парень. А потом упырь — говорю я — парень, перед которым быть голой я абсолютно не готова.       — Ой, да брось — цыган машет рукой — я перед ним тоже член засвечу. Никто от этого не умрет. Нам то точно должно быть по барабану.       Я делаю глубокую затяжку, абсолютно с ним не согласная.       — Тем более, что скорее всего он увидит твоё тело и точно потеряет интерес — припечатывает последним аргументом Питер, садясь в кресло       Я на это только рот открыла       — Ты намекаешь что я страшная? — интересуюсь я, с неким интересом ожидая ответа от наглого соседа по дому.       Цыган пожимает плечами, с улыбкой глядя на меня       — Нет конечно. За этими мешковатыми свитерами конечно можно создать впечатление нормальной фигуры, но мужики обычно на кости не бросаются. Упыри так точно, в костях нет крови. — подмигивает он.       Я бросаю в Питера бычком, потушенным об край пепельницы во время его пламенной речи       — Ублюдок — рычу я, распахиваю дверь и впечатываюсь в грудь Романа, который автоматически обхватывает меня рукой, удерживает равновесие чтобы не покатиться назад по лесенке.       — Вы тут убить друг друга решили? — спрашивает он, буквально внося меня обратно в помещение.       — Почти — хмыкает Питер — присаживайся.       Я с возмущённым шипением вырываюсь из руки упыря, отскакивая на достаточное расстояние от него, и вижу что-то, что совсем выбивается из общей картины.       Бумажный свёрток. От которого пахнет цветами.       Я видимо слишком пристально смотрю, пытаясь понять зачем он это притащил сюда. Если уж собирается потом на свидание, мог бы и на обратном пути купить.       — Ах да — Роман смотрит на цветы, словно они только что появились в его руках. — как и договаривались — он улыбается протягивая мне свёрток, под поражёнными взглядами вышедшей на шум Линды и сидящего в кресле Питера. Я с плохо гнущимися пальцами принимаю его, и открываю.       Красные розы.       Гребаный букет красных роз.       — Я не был уверен, что они похожи цветом на кровь Брук Блюбелл, к сожалению мое влияние не позволило достать фотографии с места преступления из полицейского архива — он смотрит на меня с хитринкой и легким превосходством. — а мама была слишком занята, чтобы помочь мне.       А я стою столбом напротив, и ощущаю себя полнейшей дурой.       — Но, — продолжает он, с лицом полным сосредоточенного самодовольства, и театральщины — видит бог, я старался. Ах, да — он лезет в карман пальто и протягивает мне листок, который я принимаю на автомате. Заглядываю внутрь, вижу вереницу названий на латыни       — Ч-что это? — интересуюсь я, пока не понимая, как себя вести. Слишком шокированная всей ситуацией.       — Анализы — Роман пожимает плечами, мельком глядя на Линду с Питером — Я чист.       Гомерический хохот Питера разбивает тишину, царившую до этого в трейлере. Я все ещё в замешательстве поворачиваю к нему, и вижу, как цыган согнувшись пополам ржёт как ненормальный.       В данный момент на меня напало отупение. Иным образом объяснить то, что я не отхлестала Романа букетом, я не могу.       Да и, наверное, не смогла бы. Не смотря на переменчивость характера, нестабильную раздражительность, я чувствую себя виноватой в этой ситуации.       Сама ведь ему сказала, что нужно делать. Молодец, что ещё сказать.       Линда, на которую я перевожу растерянный взгляд, надутая от сдерживаемого смеха, забирает у меня цветы и лист бумаги. Розы отправляются в банку, которая выполняет роль вазы, а анализы ложатся на стол рядом с ними.       Я же, сохраняя молчание под искрящимся самодовольством взглядом Романа, выхожу из трейлера, чувствуя совсем уже невыносимый зуд под кожей.       И там, чувствуя ярость, отчаяние, глубокую ненависть — бью кулаком по обшивке трейлера, оставив в нем хорошую вмятину.       Прежде чем они выйдут я должна успокоиться. Я сама загнала себя в угол, и понятие чести, привитое мне заботливой мамой, теперь не давало сдать назад.       Дура. Клиническая дура.       Что теперь? Принципиально потрахаться с Романом? Закрыть уже эту страницу?       Господи, как я надеюсь, что если ему дам что он хочет, то он от меня отвалит.       Я сажусь на корточки у крыльца, пряча горящее лицо в ладонях. Считаю до десяти — не помогает. Считаю до сотни — немного становится легче, но все равно недостаточно.       Как же я его ненавижу. Самодовольный, напыщенный, сладко пахнущий индюк.              Они выходят во двор, дав мне целых пять минут на успокоиться, и принять нелегкое решение.       Линда и Роман по одну сторону, я встаю и подходу к Питеру — по другую. Хотите шоу? Будет вам шоу, господин Упырь. Зная, как вы любите качественных девочек, я ничего не скрою, надеясь вызвать отвращение своим видом до, во время, и после обращения.       Я стою лицом к ним, резко раздеваясь. Через голову стаскиваю свитер, кинув его в лицо Роману.       — Ты тоже что ли? — спрашивает он, глядя на нас, очень удивленным взглядом. Судя по всему, во мне он оборотня не подозревал вообще.       Надеюсь, это пойдёт в копилочку отрицательных чувств.       — Нет. Это сеанс стриптиза в поддержку малых кочевых народов — язвлю я, расстёгивая ремень и спуская джинсы сразу с трусами. На этом Роман смотрит на меня с неким замешательством, словно, не ожидая подобных жестов, и прикрывает глаза. Линия челюсти заметно напрягается.       Я закрыта для восприятия, чтобы не сгореть со стыда. Но возясь с застежкой лифчика слегка приоткрываюсь.       Любопытство ведёт меня — насколько мое шоу благотворно повлияло на восприятие Годфри       И получаю совсем не тот ответ, на который рассчитываю явно, но который греет мою душу тайно.       Роман слегка возбуждён.       Ситуация — он готовился увидеть что-то однозначно необычное, голая девушка — тут у него все было нормально. Точнее не совсем — я ждала другого. Ну что ему может понравится в тощей рыжей девчонке?       Меня накрывает новой пряной волной, от которой я чувствую томление внизу живота, и залившись краской захлопываюсь обратно.       Съел, Питер? Кто убеждал меня, что упыри на кости не падки?       Мне мучительно стыдно и неприятно. Не смотря на свои иногда весьма странные чувства к упырю, я не хочу, чтобы он рассматривал меня как сексуальный объект. Тем более сейчас, после того, как он унизил меня перед Питером и Линдой.              — А что значит буква «Г» на твоих рёбрах? — спрашивает Роман, разглядывая уже       Питера, явно намеренно отвлекаясь от меня.       — Гуляй Говнюк — спокойно отвечает парень, нисколько не смущаясь ни наготы, ни волосатости.       Он обрезан. Не знаю, зачем мне эта информация, которую я удосужилась осознать только сейчас.       Питер ловит мой взгляд, я показываю ему средний палец.       Боже, быстрее бы обернуться.       Роман окидывает нас смеющимся взглядом, немного неуместным как мне кажется в такой ситуации, хотя я знать не хочу какие мысли у него в голове при виде двух голых оборотней. на его лицо набегает тень озабоченности.       — Бля — расстроенно выдаёт он       — Что такое? — спрашивает Линда обеспокоенно, беря его под локоть.       — Фрисби забыл — с обезоруживающим расстройством сообщает ей упырь.       Уголки губ Питера, за которым я следила, ожидая своего тайного имени дёрнулись, он расслаблено показал Годфри средний палец. Так, словно они были лучшими друзьями, хотя со времени на поляне ночью — вряд ли перекинулись хотя бы парой слов.       Ах да, они вместе проехались в машине. Сильный жест на сближение и будущую дружбу.       Лифчик, немного помявшись, я кладу на стопку своей одежды, которая выросла уже на руках Романа       Он окидывает меня взглядом: «я не вижу ничего необычного мисс Хоран» от которого я хочу вцепится зубами ему в лицо, чуть позже, но весьма определенно.       — На крыльцо, пожалуйста. — говорю я, ровным голосом, возвращая ему взгляд: «я тоже так считаю, мистер Годфри. Нехуй пялится», возвращаюсь обратно к Питеру       Я надеюсь, что этот хлыщ рассмотрит все сразу и в подробностях, и не захочет потом к нам присоединяться. Оставался последний шанс, на не слишком эстетическую картину оборота.       Это было всегда мучительно. Наверное сбей меня машина при этом, я бы даже не заметила, но машина меня ещё ни разу не сбивала, поэтому сравнить было не с чем.Хрустят кости, меняя свой размер. Череп изменяет структуру, кости смещаются, перетекая в нечто другое. Внутренности разрывает, скручивает, изменяет, ставит на другие места.       Это становится привычно, после одиннадцати лет ежемесячных мучений. Каждая женщина бы меня, наверное, сейчас поняла, но я не о том, и это совсем не аналогия тяжелой женской доли.Но, каждый раз неприятно. Хоть убейте, но боль, когда изменяется все снаружи и внутри немного не то, к чему ты мог бы привыкнуть.       Выпадают глаза, на мгновения делая меня слепой к восприятию. Уши сформировались уже внутри человеческой оболочки, и сейчас я все слышу как сквозь толщу воды.       Там, где были мои человеческие уши — пусто. Следующим этапом — вылезти из потерявшей истинное наполнение человеческой оболочки, которая уже не чувствует и является нелепым чехлом на моей рыжеватой шерсти.       Я поднимаю новые глаза, глядя на упыря в ином цветовом спектре. Теперь, и без того высокий Роман просто огромен.       Через старую уже пустую кожу с влажным хрустом выхожу другая я.       В нос и уши бьют наотмашь совсем другие звуки и запахи, приглушённые, когда я была человеком и максимально обостренные сейчас, когда поменялась форма и расположение ушей, и носа.       Рядом завершал оборот Питер — от него пахнет знакомо и успокаивающе. Свой, стая.       Его мама воспринимается почти как своя, но не так явственно. Плоть от плоти, не более. Годфри пахнет очень странно, даже тут… Пугающе, будоражащие. От его запаха одновременно рот заполнялся слюной, губы ползут вверх, обнажая зубы в угрозе, а шерсть по хребту встаёт дыбом. Из моей груди рвётся глухой рык.       Я хочу прыгнуть на него и попробовать уже на вкус какой он. Чтобы отвлечься от зудящих внутри инстинктов, я погружаю морду в то что сбросила и начинаю съедать.       Это не только чтобы отвлечься от Романа, но и не оставить следов. Главное правило социального оборотня — не оставляй шкуру.       Люди вообще очень трепетно относятся к пустым человеческим оболочкам без какого-либо естественного наполнения. Иногда я думаю, что Эд Гейн просто был не понятым художником, который жил рядом с общиной. Такие слухи действительно ходили, но следствие считает иначе.       Закончив с тем, чем я являлась до этого, я поднимаю морду на Романа, который смотрит на нас с Питером с восхищением. Я вижу протянутую к моей морде ладонь, и хочу сказать ему что с учетом того, как от него пахнет, это не самая удачная идея, но вместо этого закономерно рычу.       Роман поднимает руки в примиряющем жесте, и даже чуть отступает назад, выказывая мне то, что не угрожает мне никоим образом. Мне этого хватает вполне.       Все хорошо, лишь бы сейчас подальше.Я разворачиваюсь и перемахнув вместе с Питером огромное бревно, едва отталкиваясь лапами от мягкой земли убегаю в лес.              Утром мы пошатываясь выходим к трейлеру поддерживая друг друга. Наготы уже никто не опасается, я безумно хочу спать. Голод утолили пойманные нами в лесу дикие зайцы, поэтому на сытый желудок я хочу только отключиться от реальности, пока организм не восстановится, и Питер осоловело моргающий глазами, со мной солидарен.       — Не нужно было так далеко убегать — душераздирающе зеваю я — сейчас бы были уже дома. Хорошо, что в такую рань наша полиция не ходит на прогулки по территории.       На крыльце моей одежды нет. Я кладу на полочку мысль, что я обязательно отомщу.       Нужно только придумать как именно       Питер, сверкая голым задом, тоже заросшим темными волосами, берет с гамака плед и кидает его мне. Я заворачиваюсь в него, буркнув не слишком дружелюбные слова благодарности.       — Не стоит того — пожимает он плечами, потирая лицо — я вообще не понимаю, чего ты паришься       — Я не жила с цыганами, которые более свободны в своём менталитете — отвечаю я, открывая дверь и заходя внутрь.       Я хочу только спать. Окружающая реальность тоже воспринимается мной как один длинный-длинный сон, и я хочу, чтобы он прошел более плодотворно, восстановив мой организм как положено. Поэтому, увидев Романа, сонно потирающего глаза жестом показываю, чтобы выметался и дал мне место.       Даже пережитый мной позор, с цветами и анализами уходит на задний план.       До комнаты я бы уже не добралась. Питер проявляет солидарность, падая в кресло.       Я проваливаюсьлицом в подушку, которая хранит запах Годфри, и перед тем как окончательно провалиться, отмечаю, что кто-то, даже, плотнее подоткнул мне плед и заботливо накрыл ноги тёплым одеялом.       На периферии гудит голос Романа и звонко отвечает Линда.       Но разбираться в диалоге желания нет, я просто проваливаюсь в благодарственную тьму без сновидений.       Оборот жрал слишком много сил, как и ночные забеги по лесу при полной луне.       Мы просыпаемся ближе к вечеру. Точнее Питер проснулся раньше, а меня выдергивает из сна скольжение пледа по телу. Я открываю глаза, ещё не слишком понимая что происходит, так как всю жизнь в кровати сплю одна, и покушений на плед в моей практике еще не было.       — Скоро возможно придёт Роман, а я помню, как ты трепетно относишься к обнажению себя — поясняет Питер, его лицо я вижу склоненным над собой слишком близко, и внутри ворочается сопротивление такому вопиющему нарушению личностного пространства       — Это не имеет особого смысла — отвечаю я, с наслаждением потягиваясь — он уже все разглядел, и я уже проснулась. Принеси одежду.       — Ага — отвечает он, уходя дальше в дом. Мою одежду убрали в комнату? Интересно кто.       Упаси Боги, мне даже думать не хочется, что Роман мог быть в моей комнате и рыться у меня в одежде. Если я учую там его запах, я убью его. Определенно.       — Заканчивай эти качели — Питер приносит мне мои вещи, и кидает на кровать не скрывая раздражения.       — М? — интересуюсь я, отыскивая трусы и определившись с передней и задней частью, натягиваю их под одеялом.       — Да это невыносимо, нахрен! — высказывается он — меня укачивает от твоего разгона от умиротворения к дикому бешенству и обратно.       — Ничем не могу помочь — пожимаю я плечами, игнорируя лифчик и сразу влезая в майку. — пока это чудовище активно трется рядом со мной, изволь терпеть перепады настроения.       Питер закрывает глаза, пытаясь успокоиться. Я чувствую от него исходящее раздражение, но не хочу облегчать ему жизнь.       Он сам затеял дружить с упырем, и теперь удивляется, что я так бешусь       — Да потрахайся ты с ним, и успокойся, а? — предлагает он, скрестив руки на груди.       Этого я уже стерпеть не могу.       Резким прыжком, отталкиваясь всем телом от пола и дивана, я сваливаю на пол Питера, который хоть и сканировал меня на чувства, но такой прыти от меня точно не ожидал.       Мы падаем на пол, я больно бьюськоленями, но, первое что делаю, это бью Питера кулаком в лицо, вкладывая в удар все накопившееся бешенство, и так, чтобы он не успел перехватить мою руку       Ударить второй раз мне не дают. Худощавый с виду оборотень, хватает меня за обе руки, и переворачивает, подминая под себя, прижимая к полу мое отчаянно рвущееся тело.       Спасибо хоть он меня не хочет, тесно прижимаясь ко мне. Убить — весьма вероятно. Заняться со мной сексом — точно нет. Я наконец вывела из себя беззаботного цыгана, и волну бешенства можно осязать в узком пространстве трейлера. Она как волна воздуха, обдает мне лицо, и я почти наслаждаюсь ее вкусом, не слишком думая, что это совершенно неправильно. Безумием наслаждаются Варгульфы, злобой, бешенством. Нормальным оборотням не свойственно получать кайф от того, что оппонент злится.       Питер смотрит на меня, пытаясь справится с собой и не вправить мне мозги на место парой ударов, силу которых он бы вряд ли рассчитал. Глаза Руманчека желтеют, я замираю под ним уже боясь пошевелиться, чувствуя волну силы, которая подавляет меня. Кровь из разбитого носа капает мне на лицо, подбородок, шею.       Дверь трейлера открывается.       — Я не вовремя? — на пороге замирает не весть что подумавшая Линда, у которой в руках бумажный пакет, откуда отчетливо пахнет мясной вырезкой и овощами, заставляя мой рот наполнится слюной.       — Все нормально, мам — наконец говорит Питер, поднимаясь, отпуская меня.       Я тру свои руки со следами его пальцев. Мы сверлим друг друга взглядом, потом парень уходи, вытирая лицо, размазывая по нему кровь из разбитого носа. Его глаза снова стали обычными, но он зол на меня.       Я встаю и иду к дивану, чтобы надеть джинсы и носки, под взглядом Линды, молча выкладывающей еду на стол. У неё нет сомнений о том, кто начал первым. Это задевает меня, и я чувствую, что поддержки от неё я не дождусь. Мать Питера справедлива во всем, пока не обижают ее чадо.              Через некоторое время возвращается сам виновник драки, с влажными волосами и остановленным кровотечением. Нос немного опух и покраснел. Парень молча садится за стол, под моим настороженным взглядом, и не посмотрев на меня ни разу так же молча берет кружку с кофе, которую поставила перед ним мать, и делает хороший глоток.       — Итак, детишки — Линда стоит над столом уперев руки в столешницу, глядя на нас со всей строгостью, которой раньше никогда не было — чтобы это была последняя драка в моем доме. Ясно?       Мы мельком переглянулись и сухо кивнули.       — Нет, вы не поняли — Линда подается вперёд — вы решаете свои разногласия Мирным, мать его, путём. Разговором, а не мордобоем. Я ясно выражаюсь?       — Ясно — хмуро бурчим мы оба не глядя друг на друга       Роман к моему облегчению так и не появился.