Прокуренные лёгкие

– Может, ты, наконец, заткнёшься? Дазай с невозмутимым видом смотрит на Чую. На чертовски злого Чую, весь вид которого чётко свидетельствует о том, что он готов свернуть напарнику шею. – Может быть, – нарочито задумчиво произносит Осаму, переводя взгляд на порванный бинт на запястье, – а может, и нет... Чуечка. В следующую секунду Дазай видит перед собой лишь темноту, а резкая боль, возможно, означает то, что Накахара благополучно сломал ему нос. Осаму слушает оглушительные проклятья Чуи без особого энтузиазма, стирая струйку крови над верхней губой. «Порой забываю, что внешность обманчива», – проносится в голове. Дазай бросает взгляд на постепенно успокаивающегося напарника, бегает глазами по узким плечам, вздёрнутому носику, изящной шее. Такой хрупкий на вид, а бьёт безжалостно, быстро и точно, не задумываясь ни на секунду. – Рыжая бестия. Невольно выскользнувшие изо рта слова не остаются проигнорированными вышеупомянутой «бестией», которой такое сравнение явно не по душе. Чуя даже открывает рот и набирает побольше воздуха, собираясь послать Осаму куда-то далеко и, скорее всего, навсегда, но вместо этого лишь неловко облизывает губы и ведёт плечом. Дазай во все глаза смотрит на него, ожидая бури после эдакого «затишья», но видит лишь нечитаемое выражение лица Накахары, его угнетённый вид и незнакомую эмоцию, мелькнувшую в холодных выразительных глазах. Наконец, Чуя резковато отворачивается, кашлянув, возвращает себе напускное безразличие и язвительно осведомляется, долго ли ещё Дазай собирается стоять на месте, видимо, в ожидании того, когда смерть (наконец-то, господи) сама придёт за ним. Не дожидаясь ответа, он разворачивается и идёт вперёд, грея внезапно замёрзшие руки в карманах тонкого пальто. Осаму наблюдает за плавно удаляющейся фигурой всего несколько секунд, склонив голову набок, прежде чем последовать за напарником, с которым только что произошло нечто странное. «Он что, промолчал?» ~ Они начали курить вместе не так давно, когда Дазай притащил в подъезд какого-то заброшенного дома потерявшего сознание Накахару, у которого не задался день: он получил неслабый удар по голове вследствие собственной невнимательности, что было для него крайне нетипично. В любом случае, как следствие, они имели проваленную операцию, недовольного раненного в плечо Осаму и Чую в отключке в качестве приятного бонуса. Очнулся он, однако, довольно быстро. Дазай едва успел потушить вторую сигарету, когда ощутил на себе взгляд упрямых глаз цвета незабудок. Странно, конечно, сравнивать их с этими крошечными невинными цветами, но ведь и Чуя тоже крошечный, да? В тот день они выкурили вдвоём целую пачку, хотя сложно сказать, было ли это тем, что нужно двум растерянным пострадавшим напарникам после такого неудачного дня. С тех пор тот старый подъезд стал их негласным местом встречи. Порой приходил кто-то один из них, но обычно они оба чувствовали, когда им необходимо было просто поделить одну пачку сигарет на двоих, едва ли не соревнуясь в том, кому достанется больше. Сегодня между ними повисла та атмосфера неловкости, которая у обоих вызвала воспоминания о тех давних временах, когда они только начинали работать вместе и потихоньку «притирались» друг к другу. Теперь всё было иначе. Каждый знал о другом даже малейшие детали, которые можно было бы посчитать незначительными. Дело было совсем чуть-чуть в их заинтересованности и хорошо скрываемом любопытстве и куда больше в прошедшем времени и набранном опыте. Конечно, знать о том, что Дазай терпеть не может кофе с сахаром, а Чуя предпочитает холод жаре было не столь важно, но даже это давно было известно и, разумеется, несколько раз ехидно упомянуто. Но сейчас причина неуютной обстановки была другой. Дазай какое-то время наблюдал за примостившемся на подоконнике Чуей, за тем, как он кусает губы, вздыхает и бросает странные взгляды в его сторону. Милый Чуя. – О чём мечтаешь, на-пар-ни-чек? – нараспев произносит Осаму, устав наблюдать за терзаниями вышеупомянутого. – Не твоё собачье дело! – зло шипит Накахара в ответ, тут же устремляя взор куда-то вдаль. «Вот это больше похоже на него», – мысленно подмечает Дазай, усмехнувшись краешком губ. ~ Проходит ещё около двух недель, в течение которых они постепенно переходят на совместное уничтожение сигаретной пачки буквально каждые два дня. Дазаю немного жаль Чую: складывается впечатление, что он курит лишь во время их «посиделок» в подъезде, и Осаму ловит себя на мысли, что ему не хотелось бы, чтобы Накахара принуждал себя к заимствованию у него этой отвратительной привычки. Сейчас около пяти утра, их совместное выполнение задания слегка затянулось, но результаты превосходные. У Чуи небольшой порез на щеке, но он, кажется, даже не заметил это несущественное повреждение. Дазай передаёт напарнику пачку и немного заворожённо наблюдает за ставшими привычными движениями Чуи. Кожаные перчатки падают на пол одна за другой, обнажая бледную кожу рук и тонкие, хрупкие пальцы. Они касаются одной из сигарет, неторопливо вытаскивая её, затем тянутся к зажигалке. В глазах Чуи отражается чуть подрагивающий огонёк, неспособный согреть этим холодным утром хоть что-то живое. Сигарета загорается, зажигалка отправляется обратно в карман пальто. Потрескавшиеся губы осторожно касаются кончика сигареты, словно пробуя её на вкус. Накахара делает затяжку, прикрывая глаза и тем самым демонстрируя пушистый веер ресниц, затем слегка откидывает голову назад, впитывая в себя обманчиво-сладковатый дым. Кончик языка пробегается по чуть посиневшим от холода губам, прежде чем Чуя выдыхает. В выражении его лица прослеживается некое облегчение со слабым привкусом отчаяния. Дазай не сразу понимает, что скользит рассеянным взглядом сначала по острым скулам, потом по рыжим вьющимся прядям волос, выбившимся из хвостика, немного женственным запястьям, узким бёдрам и стройным ногам. Можно ли назвать Накахару миниатюрным? Однозначно. А красивым? Может быть. Прекрасным до помутнения рассудка. Осаму замечает свои явные наблюдения не сразу, а вот Чуя куда быстрее. Что-то внутри него странно дрожит, когда он замечает, как на него смотрит Дазай. «Чёртов суицидник снова где-то в своих бесполезных мыслях. Может, решил выбрать меня в качестве партнёра для двойного самоубийства?» – пренебрежительно размышляет Чуя, но ощущает что-то совсем другое. Что-то новое? Он не хочет думать о подобном. Вечером того же дня у Дазая снова бессонница, но на этот раз причиной являются вовсе не полученные в ходе операции травмы и не мысли о новых способах красивого и хорошо спланированного сведения счётов с жизнью. Если бы так... Этой ночью покоя ему не дают не выходящие из головы аккуратные нежные руки и соблазнительные тонкие губы. ~ Ещё через три дня Осаму понимает, что ему нужен перерыв. Не просто нужен. Жизненно, чёрт возьми, необходим. Он не знает, почему заглядывается на человека, которого едва ли может назвать другом. Не понимает, почему собственные колкости постепенно сходят на нет, как и резкие фразы Чуи. Не понимает, почему ему так хочется видеть «рыжую бестию» каждую секунду своей бессмысленной жизни. Это одновременно раздражает, вызывает смущение и что-то ещё, что прежде не доводилось испытывать. Хватит с него. Когда он доходит до их места, почти сразу замечает знакомую макушку около окна. Судя по всему, Накахара где-то далеко в своих тревожных или, наоборот, умиротворяющих мыслях, потому как он даже не замечает, что его одиночество прервано. Дазай привык передвигаться тихо и незаметно, подобно кошке, но Чуя научился различать каждый его вздох и неуловимый для слуха остальных шаг. Осаму почти никогда не удаётся застать его врасплох. Дазай осторожно касается плеча напарника, возвращая его к реальности. Накахара даже не смотрит в его сторону, чуть хрипло и язвительно спрашивая о том, где же всё-таки его носило. Осаму делает немного прерывистый вдох, прежде чем отозваться ледяным, режущим тоном, который вызывает мурашки у Чуи: – Мне некогда прохлаждаться здесь сегодня. Можешь расслабиться. Вот только эмоции Накахары далеко не такие. Он поджимает губы, устремив немного непонимающий взгляд на Дазая, но не издав не единого звука в ответ на почему-то задевшие слова. Осаму ведёт плечом – ему же лучше. В последующий час чувства Чуи меняются от ненависти до неизвестно откуда взявшейся обиды. Нет, он не собирается впадать в депрессию из-за подобного — слишком глупо для человека, жизнь которого связана с каждодневными спланированными убийствами. Но ощущение предательства никуда не уходит. «Может, это и к лучшему», – Чуя заставляет себя думать так. Уходит он лишь тогда, когда жуткий холод добирается до самых костей, а подоконник буквально превращается в ледышку. Возможно, источник холода где-то внутри Накахары. ~ Дазаю не стоило приходить. По крайней мере, всё существо Чуи буквально кричало об этом. Накахара снова ёжится, стоя к нему спиной, хотя сегодня погодные условия не столь безжалостны к нему. «Мёрзнет от недосыпа», – думает Осаму, подавляя желание подойти и обнять напарника, чтобы передать ему хоть немного сомнительного тепла. Чуя не видит Дазая, но прекрасно чувствует его присутствие. Однако, когда чужая ладонь касается спины, медленно спускаясь вниз, от лопаток к талии, Накахара оказывается застигнут врасплох. А Осаму и сам не знает, почему он это делает и главное, почему не останавливается. Он видит, как Накахара прерывисто вздыхает, но не делает ровным счётом ничего, чтобы прекратить всё это. Пальцы с многочисленными маленькими шрамами пробегаются по бедру «рыжей бестии», вызывая лёгкую секундную дрожь у обоих. Чуя жмурится, разрываясь между желанием развернуться и дать напарнику пощёчину и позволить себе полностью прекратить думать о чём-то, теряться в сомнениях и просто сделать то, чего хочется сейчас до дрожи в коленях – расслабиться в тёплых руках, забивая на всевозможные последствия. Плевать. Так плевать на весь пропащий мир, день за днём неотвратимо скатывающийся в бездну. Не плевать лишь на одного человека, чьи незамысловатые прикосновения сейчас опьяняют лучше любимого вина. Накахара тянет носом воздух, чувствуя в нём смесь сигаретного дыма с кровью, а ещё с чем-то манящим и странно знакомым. Вдруг Чуя отчётливо понимает, что краешек тонкого свитера ползёт вверх, обнажая нежную, почти нетронутую кожу под ним. Накахара вздрагивает. Безумный коктейль мыслей и чувств оказывает соответствующий эффект: он дёргается, едва Дазай успевает коснуться оголённого участка тела кончиками пальцев. В эту секунду в головах у обоих всё внезапно проясняется. Чуя молниеносно тянет ткань обратно вниз, слегка краснея, но не позволяет заметить этого напарнику – у него ещё есть остатки слегка утерянной на эту долгую минуту гордости. Осаму делает шаг назад, часто моргая и хмурясь. «Всё зашло слишком далеко». Последнее, что слышит Чуя перед тем, как снова остаться в одиночестве – тихое «извини» около самого уха. Он убеждает себя в том, что ему наплевать, что это всё лишь нелепая ошибка, оправдывает накатившие эмоции минутной слабостью вследствие усталости. Говорит себе, что Осаму ему никем не приходится, что, в сущности, правда. «Между нами ничего нет и не будет, – твёрдо произносит Накахара. – Я даже не чувствую к нему малейшей симпатии». «Но почему тогда так чертовски сильно бьётся сердце?»