Вера.
Вера — это то, что заложено в каждом из нас, как мне кажется, с самого рождения. Я знаю, что существует множество разных религий и множество разных людей, и порою дело даже не в том или ином вероисповедании, а во внутренней вере, которую должны выработать в себе люди.
Я смотрела перед собой мутными глазами, мучительно пытаясь понять, где я, и что произошло. Мысли проносились короткие, бессвязные, одним словом, безумные: «Я умерла!», «Как это случилось?!», потом «Что будет с тётушками?». Со мной нечасто случаются такие ситуации — непонятные и совершенно не логичные. Поэтому на меня накатила паника. Как с точки зрения рационализма такое могло произойти? Как я смогла очутиться не пойми где, всего лишь открыв несчастную книжку? Как, мать её?! Но факт в том, что в этой кромешной тьме я чувствовала себя ужасно — воздуха не хватало, притом пахло отвратительно, холодно, и ещё, на беду, живот урчит — как всегда не вовремя. Из моего рта посыпалась ругань — то, что я бы никогда не применила в обычной жизни. Я проклинала всё. Проклинала сегодняшний день, проклинала вчерашний день, проклинала себя, выкрикивая бессмысленные слова, рыдала и снова проклинала то, что приходило на ум. Но в следующее мгновение мою брань прервал оглушающий громкий голос: — Э-эй, Спеллман! Спеллман! Я напряглась, рукавом вытерла слезы с лица и попыталась заткнуть уши, но он становился громче с каждым словом. — …она надо мной издевается что ли?! Если ты здесь умрешь, я тебя собственными руками придушу. Меня передернуло. Я попятилась назад, обхватив себя руками, пока не споткнулась и не упала навзничь. В полном бреду; ну вот серьезно?! Кто так будет делать? Я попыталась ухватиться за что-нибудь руками. Повернувшись на бок и подтянув под себя ноги, я начала рыдать, выдавливая из себя слова: — Тётушки Хильда, Зельда… простите меня за то, что н-не послушала вас, когда пекла свои пер-рвые пирожные, честное слово, сжигать кух-хню не входило в мои планы, — шептала я. — Саймон, котик, мой лучший друг, — горячие слёзы брызнули из моих глаз, — ты тоже… прости меня, если сможешь, я случайно спалила твой Рождественский костюмчик и лоток, и резиновую Баффи, если быть честной. Я… Я хотела принести извинения своей семье, раскаяться перед девочками, которым испортила волосы в средней школе, перед моей подругой Катарин за то, что отказалась идти с ней в кино, сославшись на болезнь; хотя в реальности смотрела Netflix, лежа в кровати, и ещё перед многими людьми, которых игнорировала на протяжении многих месяцев — но не успела. Почувствовав мертвенный холод, я поднялась на ноги. Подул ветер, такой сильный и холодный, что слёзы на моем лице покрылись корочкой. Всё, что находилось в помещении, поднялось в воздух, лишь я осталась твёрдо стоять на ногах. Но потом и меня начало колотить, раскачивая из стороны в сторону, в глазах помутилось, а мои внутренности скрутило… В следующее мгновение меня будто начала поглощать воронка. Тело сначала медленно и мучительно больно, словно ломая на части, засасывало в безмерное пространство, образовавшееся в стене в долю секунды. Я и понять не смогла, как меня понесло куда-то с неудержимой силой, оставив мой отчаянный крик позади… Когда я очнулась, первой, кого я перед собой увидела, была Агата. Впервые я была рада увидеть кого-то, кроме тётушек и Саллема.***
Мой взгляд упал на настенные часы, висящие над барной стойкой. Почти пять часов утра, следовательно, я не спала уже целые сутки. Прокручивая сегодняшний инцидент в голове, я задумалась и не заметила, как рядом со мной опустилась Агата. — Ты как? — нарочито заботливо спросила она, крутя соломинку в пустом стакане. — В порядке. Спасибо, — ответила я довольно сухо человеку, который по видимому спас мне жизнь. — Сколько времени я провела в… «обмороке»? — Около полутора часа. — Вот оно как, — я выгнула бровь. — Ага. — И ты называешь это обмороком? — А как иначе? — сказала Агата, зачем-то подмигнув мне. — Неважно. Мне в любом случае придётся пойти домой, — печально выдохнула я, вставая на ноги. — Лучше тебе не знать, что со мной будет, если меня не обнаружат утром в кровати. — Всё так плохо? — Не спрашивай. Конечно, я до сих пор чувствовала слабость и недомогание, но продолжала утешать себя тем, что это всего лишь недосып. Переобув удобные сандалии на кроссовки и накинув сверху клетчатое пальто, я взяла свою холщовую сумку, кивнула Агате и вышла из кафе. В Гриндэйле погода была лучше, чем там, где я побывала. Подставив лицо под освежающую прохладу, я зашагала по кварталу, ни о чём не думая. Фонари хорошо освещали весь путь, и никаких страхов натолкнуться на маньяка-извращенца у меня не было. Гриндейл маленький городок, и все жители его хорошо знакомы, в крайнем случае, хотя бы знают друг друга на лицо. — Isn't it lovely, all alone, heart made of glass, my mind of stone… — Tear me to pieces, skin and bone. Hello, welcome home, — неожиданно раздался позади меня приятный голос. Я повернулась к незнакомцу, до чертиков напугавшему меня, и, должна сказать, удивилась. Передо мной стоял Харви Кинкл. Не знаете, кто такой этот Харви? Не беда, я расскажу. Харви Кинкл — выпускник, один из лучших учеников нашей школы и, по совместительству, мой сосед. Что я о нём знаю… отличный игрок в бейсбол, хороший сын, «лучший брат на планете», задира-сосед. Насколько я знаю, в этом году ему исполнилось восемнадцать. Я знаю это не потому, что интересуюсь его жизнью, а лишь по одной единственной причине — вечеринка. На которую я не была приглашена, однако смогла лицезреть и слышать вволю. Соседи — вообще очень тонкая, я бы даже сказала, опасная сфера нашей жизни. Вы или становитесь с ними очень дружными и приветливыми, как тётушки с его родителями, либо тихими врагами, как мы с Харви. Никакой открытой войны и ссор, лишь тихая ненависть и презрение. — У тебя приятный голос, Сабрина. Я пристально поглядела на него. Пьяный что ли? — С-спасибо. — Почему ты ходишь одна в такое позднее время суток? Не боишься, — он подался вперёд и посмотрел мне в глаза, — извращенцев, которые промышляют здесь? Я странно вздрогнула. Но не подала виду, списав это на холодную дрожь, и спокойно ответила: — Меня никто не тронет, Харви. Так что продолжай идти куда шёл. Харви кивнул головой. — Разумеется. Воцарилось молчание. Я искренне надеялась, что он повернёт в противоположную сторону, а я пойду в гордом одиночестве дальше, но нет. Он продолжал идти рядом, не пытаясь даже заговорить. Я аккуратно повернула голову и посмотрела на Харви. Да, можно с уверенностью сказать, что он чертовски красив. У него очень красивые черты лица и улыбка, такая, что хочется улыбаться в ответ. Его каштановые волосы, аккуратно уложенные набок, выглядят очень мягкими и пушистыми, так и хочется зарыться в них руками. Но ничто в его внешности не вызывает большего умиления, чем его глаза — кристально чистые, голубые. Часто говорят, что глаза — зеркало души, но не в этом случае. Глаза Харви — противоположность его душе. К сожалению он относился к тому типу парней, которые представлены во многих подростковых сериалах — высокомерные, неблагодарные и, как это обычно бывает, бабники. — Так и будешь смотреть на меня? — Что? — я с большим удивлением посмотрела на него. Харви медленно проговорил: — Так и будешь смотреть на меня?.. Мне пришлось прервать его: — Я не смотрела на тебя. Каждый видит то, что хочет видеть, Кинкл. — Я уверен… — Не будь так уверен. В любом случае мы пришли, и тебе пора. — Я указала на противоположную сторону, где стоял его дом. Оказалось, что незаметно для нас обоих, он проводил меня аж до дома. — Да, точно. Но, Сабрина, это ведь и тебя касается. — Он мимолетно подмигнул мне и, махнув рукой, перебежал дорогу. — Спокойной ночи, Харви… — сконфуженно сказала я убежавшему парню. — Сабрина?! «Ох, чёрт! Тётушки!»