История Келебримбора, сына Куруфина из рода Феанора

Всю свою жизнь он был Келебримбором, сыном Куруфина из рода Феанора. Хотя большую часть его жизни это, конечно, звучало как "Тьелперинквар, сын Куруфинвэ из рода Феанаро". Но смысл не менялся. Имя всегда означало принадлежность к роду. Не просто родство, а судьбу. Действительно, почти все в судьбе Келебримбора родом и определялось. Включая места, которые он называл или не называл своим домом. Куда приходил, откуда уходил, где оставался. Всегда. Ровно до того момента, пока однажды в ответ на резкое, отрывистое: — Идем. Надо убираться отсюда. Скорее. Он не сказал: — Нет. Я остаюсь здесь. У Куруфина в первое мгновение было такое удивленное лицо, как будто его кубок вдруг ожил и влепил ему пощечину. А у Келебримбора было чувство, как будто он дернулся неловко, и теперь почему-то весь мир трещит по швам, как кусок старого полотна. Жутко. Если бы в тот момент отец хоть чем-то показал, что нуждается в нем, Келебримбор пошел бы на попятный, сразу же. Уехал бы с отцом и дядей на восток, никогда ни словом не вспомнил бы всю эту историю. Вообще забыл бы ее. Все забыл бы. Короля Финрода и свою с ним дружбу, и как Финрод — уже не король — уходил из города, словно бродяга, который попросил разрешения погреться у костра, а ему кинули в голову поленом... и потом... — Ты пожалеешь, — сказал Келебримбору Куруфин. — Ты еще будешь умолять меня о прощении. После этого пути назад для Келебримбора уже не стало. Он был сыном Куруфина из рода Феанаро, и мольбы о прощении не то, что он начал бы делать, даже если бы чувствовал всю вину мира на своих плечах. Так Келебримбор остался в Нароготронде. Больше его не называли сыном Куруфина. Его вообще редко называли как-нибудь в ту пору. Из-за этого Келебримбор никак не мог понять, кем был теперь. Мастером? Да, пожалуй. Умения остались при нем, и в кузнице он проводил почти все свое время, но ничто, сделанное в те годы, по-настоящему не стоило упоминания. Так кем же он стал? Кем-то неопределенным. Неудобным для других и для себя. Как каждый в Нарготронде. Город так и не оправился ото всего, что произошло, хотя Ородрет старался помочь делу, как мог. Все чувствовали себя странно. Как будто их проглотил огромный дракон, и они медленно перевариваются в его брюхе: темно и душно, и иногда кислота прожигает до костей. Келебримбору даже снилось это несколько раз, и он просыпался от ужаса и желания выбраться. Снились ли похожие сны другим, Келебримбор не знал. Он ни с кем не был достаточно близок, чтобы обсуждать такое без риска прослыть безумцем, а потому предпочитал не рисковать. Но, наверное, снились. Если судить по тому, сколько добровольцев набрал в свой отряд Гвиндор Гуилинион, как только объявил, что хочет присоединиться к войскам короля Фингона в готовящейся атаке на Ангбанд. Келебримбор тоже не долго думал, прежде чем решил стать одним из таких добровольцев. Гвиндора, правда, эта перспектива не обрадовала, и он поначалу отказался брать Келебримбора в свой отряд. — Не годится тебе быть простым мечником под моим началом, — сказал Гвиндор, ухитряясь и при этом никак не назвать Келебримбора. — Вполне годится, раз я сам этого хочу, — возразил Келебримбор. — А если ты боишься, что я посягну на твое место командира, не бойся, не посягну. — Государь Ородрет этого не одобрит, — продолжал отказываться Гвиндор. — Государь Ородрет сказал, что не станет препятствовать кому бы то ни было вступить в твой отряд, — напомнил в ответ Келебримбор. — Я не понимаю, зачем тебе это, — Гвиндор потряс головой, то ли снова отказываясь, то ли надеясь таким образом прояснить мысли. — Ты мог бы собрать свой собственный отряд, если желаешь, за тобой точно пошли бы некоторые из тех, кто не идет за мной... — Собрать и повести его в бой под какими знаменами? — спросил Келебримбор и сразу же сам ответил: — Не под знаменами короля Фингона уж точно. И вот этого государь Ородрет не одобрит наверняка. Они еще некоторое время беседовали в том же духе. Но Гвиндор, несмотря на всю свою отвагу, по сравнению с Келебримбором был нетверд, как песчаник по сравнению с гранитом, так что в конце концов Келебримбор стал мечником его отряда. С этим отрядом Келебримбор и дожидался у стен Барад Эйтель сигнала от Маэдроса, которого все не было, и вокруг уже начали болтать, что Маэдрос, похоже, раздумал участвовать в союзе имени самого себя. Это была глупость, конечно. Келебримбор прекрасно знал Маэдроса и знал, что удержать его от участия в этой битве могла бы только смерть. Тем не менее сигнала не было, и Келебримбор как раз обдумывал, не мог ли Маэдрос действительно быть убит, когда у стен Барад Эйтель появился один из воплощенных майяр Моргота с отрядом орков и пленником, на чье изуродованное, с пустыми глазницами, лицо невозможно было взирать без ужаса. Но ужас только начинался. К тому моменту как отрубленная голова этого страдальца наконец упала на землю, у каждого, кто видел жуткую пытку, кровь кипела от жажды мести. Но каждый сдерживался ради большего отмщения в будущем. До Келебримбора со всех сторон доносился шепот: — Если уж сам Фингон может стерпеть такое, стерпим и мы, а после Враг с лихвой за все заплатит. Но Гвиндор вдруг закричал: — Гельмир!!! И ринулся вперед. Теперь, когда сорвался один, другим стало совсем уж нестерпимо оставаться на месте, и все эльдар отряда Гвиндора кинулись следом. Дальше Келебримбор рубил и колол, колол и рубил, рубил и колол, и колол, и рубил снова. Под стенами Барад Эйтель, прорываясь к Ангбанду, под стенами Ангбанда, за стенами Ангбанда, на ступенях Ангбанда... Рубил, колол, рубил, колол, рубил... Не замечая, что они вырвались слишком далеко вперед, что врагов слишком много, что он ранен, что шлем его подевался куда-то... Рубил и колол. Пока свет в глазах не померк, и ноги не перестали держать его.