Неделимое

      Оставаться в доме и продолжать банкет в разгромленной гостиной, залитой кровью, после произошедшего никому не хотелось. Ну, как никому. Кай, кажется, чувствовал себя совершенно спокойно, беззаботно насвистывая себе под нос какую‒то песенку и отпуская зловещие шуточки, которые сейчас мог оценить разве что Нейт, который пропустил большую часть событий и, не в силе сдержать природное любопытство, донимал всех вопросами. Тем не менее, по умолчанию было понятно, что в этом доме мы не останемся. Всем без исключения хотелось принять душ и смыть с себя кровь, а поскольку запасной одежды ни у кого с собой не было, помимо моего бежевого вечернего платья, снятого ранее, и купальника Милтон, который ей так и не пригодился, делать это не было смысла. Конечно, если ни у кого нет желания утром ехать до Портленда голым. Хотя с учетом того, как мы выглядели, даже не знаю, что лучше.       Кажется, этой ночью события доходили до моего сознания не сразу, а порционно, словно не давая невидимому стержню внутри надломиться, рассыпавшись на мелкие части. Когда я подумала, что больше никогда не увижу своего лучшего друга, волей коварных насмешек судьбы оказавшегося моим братом, единственное, что помогло мне взять себя в руки ‒ жажда. Жажда убить того, кто забрал его у меня, того, кто мог забрать еще больше, вероятно, лишив меня и второго дорогого мне человека или... не совсем человека. Остальные эмоции словно бы ушли на второй план, отключились, оставляя лишь самое темное ‒ то, чего я не чувствовала в себе никогда ранее. Впервые в жизни я с холодным рассудком решала, как убить стоящего передо мной человека, не чувствуя ничего, совсем ничего, только мягкость плоти под стальным лезвием, только тепло брызнувшей на меня крови. Говорят, что убивать, особенно в первый раз, тяжело, но в тот момент мне было совершенно легко и спокойно.       Наверное, я могла бы поступить немного иначе ‒ например, швырнув в него ножом при помощи магии, но я даже не рассматривала этого варианта ‒ мне жизненно необходимо было это почувствовать. Увидеть страх в надменных глазах, зная, что мое лицо станет последним, что он запомнит. К тому же, убийство все равно остается убийством, сколь далеко бы ты не стоял и как бы не убеждал себя, что твои руки чисты. Тогда мне было совершенно плевать, а теперь...       Теперь, когда первоначальные эмоции улеглись, когда я избежала очередных похорон в своей насыщенной жизни, мне становилось жутко от собственного отражения в зеркале. Да, Элиас заслуживал смерти, но, готова поспорить, найдется сотни две человек, которые скажут, что я втрескалась в парня, который заслуживает ее куда как больше, чем кто угодно еще. Да, у меня не было выбора, но разве раньше я не оказывалась в ситуациях, когда его было не больше? Я всегда рассматривала другие варианты, которые не привели бы ни к чьей смерти от моих рук, а сегодня других вариантов для меня не существовало в природе. Это словно была не я, а холодная и безразличная копия. И мне было не по себе от нее. От себя.       Погрузившись во все эти мысли, я уже минут десять стояла в ванной комнате у белоснежного умывальника, упорно пытаясь смыть с лица и рук кровь, словно въевшуюся под кожу и в волосы, которые местами склеились и приобрели бурый оттенок, а на одежду даже смотреть не хотелось. Доносящиеся с первого этажа голоса, принадлежащие Каю и Нейту, говорили о том, что они таки вернулись с улицы, где избавлялись от четырех окровавленных тел, во время перетаскивания которых Брэдли несколько раз заявил, что его скоро стошнит. Не знаю, случилось ли это на самом деле. Не знаю, куда именно они девали тела. Не знаю, что все это время делала Одри, глаза которой при взгляде на меня начинали нервно бегать и, зная ее впечатлительность, я без понятия даже, о чем она думала. Сейчас мне было плевать на все, кроме того, что мои мысли раз за разом возвращались к моменту брызнувшей на меня крови того ведьмака и моей холодной усмешке. Почему я вообще должна думать об этом? Я сделала то, что сделал бы каждый. Это не делает меня каким‒то чудовищем. Я успокоюсь. Я. Успокоюсь.       ‒ Черт, ‒ бормочу я, стряхивая с рук воду, бледно‒алые теперь брызги которой разлетаются по стене, зеркалу, белоснежной поверхности раковины. ‒ Да что же это...       Хватаю с сушилки полотенце, спешно вытирая разлетевшиеся повсюду злополучные капли. Зачем? Без понятия. Будто бы вся гостиная этого дома не залита кровью, будто нет никаких мертвых тел на заднем дворе. Кажется, я просто зациклилась.       Позади меня почти бесшумно открывается дверь и на пороге ванной появляется Паркер, несколько секунд молча наблюдая за тем, что я делаю. Надо сказать, что выглядит он еще похуже меня ‒ слипшиеся от крови волосы торчат причудливым ежиком, бордовые потеки по лицу, шее, рукам, местами порванная футболка прилипла к телу. Ладно, стоит признать очевидную истину ‒ не в первый раз я Кая Паркера в таком виде вижу и, зуб даю, не в последний.       ‒ Что ты делаешь? ‒ парень непонимающе сводит брови, наблюдая за тем, как я оттираю разводы на зеркале.       ‒ Убираюсь, ‒ хмыкаю я, не поворачиваясь и по‒прежнему чувствуя заинтересованный взгляд мне в лопатки.       ‒ А что с лицом? ‒ продолжает донимать меня он, сложив руки на груди и расслабленно прислонившись спиной к кафельной плитке. Теперь и там бордовые разводы останутся. Замечательно.       Вздохнув, отбрасываю полотенце в сторону, вновь поворачивая кран и включая теплую воду.       ‒ Мне кажется, он повсюду.       ‒ Кто? ‒ Кай вопросительно изгибает одну бровь.       ‒ Элиас, ‒ как‒то тихо, безразлично отзываюсь я, снова намыливая свои руки. ‒ Под кожей, в моих волосах, в голове. Мне кажется, я им пропиталась.       Паркер сводит брови, отчего между ними пролегает маленькая милая складочка, и пару секунд сосредоточенно что‒то обдумывает.       ‒ Яяясно, ‒ наконец протягивает он, слегка усмехнувшись уголками губ, и, лениво оттолкнувшись от стены, подходит ко мне со спины, обвивая руками мою талию. ‒ Мелочь, с тобой все нормально?       ‒ Конечно, почему нет? ‒ испускаю короткий смешок, повернувшись к нему. ‒ Мы все едва не погибли, я всадила кухонный нож в глотку какому‒то парню, а вы с Нейтом закопали четыре трупа на заднем дворе. Все замечательно, Кай. Совершенно обычная ситуация.       ‒ Вообще не закопали, а сожгли. Охота была лопату искать, ‒ уточняет он, взяв в ладони мое лицо и заглядывая в глаза с каким‒то хитрым прищуром. ‒ Но тебя же волнует совершенно не это, да? Что ты почувствовала, когда убила его?       До меня даже не сразу доходит вопрос, а после того, как доходит, я слегка морщусь, отрицательно покачав головой и глядя в плечо ведьмака.       ‒ Ничего. Не хочу это обсуждать, ‒ я ведь сама не знаю ответа на этот вопрос, а если и знаю, то не хочу его принимать.       ‒ Да ладно тебе, ‒ Кай путается пальцами в моих волосах, игриво касаясь губами тонкой кожи за ушком. ‒ Мне‒то можно сказать.       Снова отрицательно качаю головой, цепляясь пальцами за его плечи и чувствуя, как сбивается дыхание от каждого прикосновения.       ‒ Ладненько, ‒ чувствую себя кощунственно ограбленной, когда Паркер отстраняется ‒ я что, правда сейчас готова была сделать это тут, на умывальнике, не обращая внимание на то, как мы выглядим? ‒ Поехали.       ‒ Куда? ‒ не поняла я, вновь выныривая в реальность и удивленно глядя на парня.       ‒ В получасе отсюда отель есть. Надеюсь, по дороге и магазинчик одежды найдется, ‒ он недовольно поморщился, разглядывая свою футболку, а после поднимая насмешливый взгляд на меня. ‒ Или ты предлагаешь сейчас трехчасовую поездку до Портленда, ммм?       ‒ Нет уж, лучше в отель, ‒ вздыхаю, чувствуя то, как я чертовски устала, как хочется в душ и в постель, где не будет всех этих бордовых капель и странного ощущения, будто весь этот пляжный домик пропах кровью и смертью. ***       Стоит ли говорить, что рассевшись по двум машинам, мы на эмоциях чуть не забыли про все еще спящего в одной из комнат Рэна, и мне едва удалось убедить Кая взять парня с нами и хотя бы подбросить до населенного пункта, где можно будет разбудить его и вызвать такси. Под парочку нецензурных ругательств, слетевших с губ Паркера, он таки затолкал спящее глубоким сном тело парня на заднее сидение своей машины, сообщив, что не положил его в багажник лишь потому, что он заполнен приобретенными в супермаркете ранее выпивкой и продуктами. Как и планировалось, мы разбудили удивленного и даже слегка напуганного парня по пути до отеля, когда мы, прикрывшись от посторонних глаз заклинанием, набрали в магазине необходимых нам шмоток, и Кай внушил ему забыть весь прошлый вечер, добавив что‒то про Билли и членовредительство ‒ подробностей я не расслышала, но, как по мне, и так все понятно. Ревнивый придурок.       Опять же благодаря внушению Кая, по началу напуганный появлением нашей четверки администратор отеля перестал обращать какое‒либо внимание на наш внешний вид и с приветливой улыбкой выдал нам ключ‒карты от двух соседних номеров. Внутри было довольно уютно ‒ не в сравнение с тем номером в мотеле "У Ронни", где мне довелось побывать с парочкой бывших друзей, но сейчас я едва ли обращала на это внимание, первым делом заняв ванную комнату, пока Паркера не было. Мне это кажется или к утру заведение не досчитается какой‒нибудь горничной, обескровленное тело которой найдется позже в корзине с бельем? Мне не слишком хотелось думать об этом, поскольку голова была забита совершенно другими вещами, но давно ли я стала так спокойно относиться к подобному? Кай раздражался каждый раз, когда ему казалось, что я меняю его, что, возможно, я делала совсем неосознанно, но не замечал того, что сам менял меня гораздо сильнее.       Когда вода в душевой кабине наконец‒то стала прозрачной, лишившись разнообразных алых оттенков, я хоть отчасти почувствовала себя человеком, несмотря на то, что в голове по‒прежнему господствовал хаос, начиная от вопроса, почему те четверо вообще решили искать нас именно в доме у озера, и заканчивая тем, что я никак не могла избавиться от этого ощущения опустошенности и безразличия, поселившихся где‒то под ребрами. Чертов Элиас, похоже, теперь начнет мне сниться ночами, как в типичных психологических триллерах. Не понимаю, как Паркер вообще засыпает со своим немалым списочком жертв. Но... Господи, сколько можно думать об этом?       Завернувшись в отельное махровое полотенце и натянув одеяло почти что до носа, уже минут пятнадцать лежу на кровати, бесцельно ковыряя ногтем дырку в обоях. Я почти не заметила, когда Кай вернулся, не вслушивалась в его болтовню и только вздрогнула, когда закрылась дверь ванной комнаты. Несмотря на общую усталость, заснуть у меня не получалось, а потому дырка на светло‒зеленых обоях моими стараниями становилась все больше.       Наконец, не выдержав этого оцепенения, поднимаюсь с кровати, достав из сумки пачку сигарет. Вытянув оттуда одну и придерживая на себе полотенце, выхожу на балкон, чувствуя приятный ночной ветерок, обдувающий кожу. Город внизу кажется сонным и необитаемым, в отличии от постоянно живущего густонаселенного Портленда ‒ это захолустье, находящееся в паре часов езды до него, скорее походило на ночной Мистик‒Фоллс. Хотя о чем это я? Насколько я помню, там такого отеля даже не сыщешь.       Только успев прикурить сигарету, едва не подпрыгиваю от неожиданности, когда появившаяся над моим плечом мужская рука с парой кожаных браслетов вырывает ее из моих губ и выбрасывает через перегородку балкона. Ну приехали, он что, фанат здорового образа жизни? Кай обходит меня, склонив голову набок и с удивлением разглядывая мое лицо.       ‒ Мне казалось, ты бросила, ‒ замечает он, вызывая мой тихий смешок.       ‒ Видимо, ты за эту неделю многое пропустил. Тебя что, так волнуют мои легкие?       ‒ Вообще нет, но мне нравится, когда ты пахнешь пособлазнительнее, ‒ насмешливо замечает он, окинув меня хитрым, заинтересованным взглядом. ‒ Я все еще жду ответа на свой вопрос, Билли. Что ты почувствовала?       Кто бы сомневался, что он просто так не отстанет. Неужели так хочется покопаться в моей голове?       ‒ Я же сказала, что не хочу это обсуждать, ‒ устало вздыхаю, собираясь уже покинуть балкон, но Кай резко останавливает меня, вжимая в кирпичную стену.       ‒ А придется, ‒ выдыхает он в мои еще влажные волосы, прижимаясь ко мне всем телом, на котором из одежды, равно как и на мне, лишь полотенце.       ‒ Зачем? ‒ нервно закусываю губу, избегая пронзительного взгляда голубых глаз и глядя на капельки воды,скользящие по плечу парня. Разве можно в такие моменты думать о чем‒то помимо того, как хочется коснуться разгоряченной кожи губами, слизнув с нее прохладные капельки, особенно когда тебя так жарко прижимают к стене?       ‒ Затем, что я хочу это слышать. Ну и еще потому, что пока ты не признаешься себе в том, что ты чувствуешь, так и будешь ходить с этим унылым лицом, ‒ хмыкает он, заговорщицки прижавшись губами к моему уху. ‒ Ну же, признай это.       ‒ Что признать? ‒ тяжело выдыхаю в его плечо, чувствуя горячее дыхание парня на своей шее, как обычно плавясь в его руках талой снежинкой. ‒ Я просто сделала то, что должна была и не более. Я не в восторге от этого, ясно? Я не такая, это... не я. Это ты, не я.       Кай раскатисто смеется, закинув голову и чуть отстранившись.       ‒ Это ты, Билли. Это твои действия, твои эмоции, не мои. И ты врешь самой себе, хотя не хуже меня знаешь правду. Признай, что на самом деле тебе даже понравилось.       ‒ Что?! ‒ психую я, пытаясь выпутаться из мужских рук, но меня не выпускают, снова вжимая в прохладную стену так резко, что перехватывает дыхание.       ‒ Тшшш, тише, малышка, ‒ одна рука парня ложится на мое бедро, поверх полотенца, другая обхватывает длинными пальцами шею, легонько сжимая. ‒ Вспомни. Вспомни, как спустилась по лестнице и увидела Нейта в луже крови. Вспомни, как боль постепенно переросла в злость на человека, стоящего прямо перед тобой. Ты ощутила ее прямо вооот здесь, ‒ его рука переместилась мне на грудную клетку, на уровень бешено колотящегося под ней сердца. ‒ Это чувство буквально переполняло тебя, не давало дышать, да? Ты испытала облегчение, убив того, кто пробудил в тебе эти эмоции? ‒ губы Кая находились в миллиметре от моих губ, обдавая их теплым, мятным дыханием. ‒ Тебе это понравилось, верно? Ты злишься не из‒за чувства вины, а потому, что в глубине души ее не испытываешь, я прав?       ‒ Нет, нет, ‒ отчаянно мотаю головой, пытаясь не поддаваться на провокацию, но, кажется, в этот момент он знает меня лучше меня самой, а я упорно продолжаю отрицать истину, все это время не дающую мне покоя. ‒ Нет, это не так.       ‒ Билли, ‒ раздражается парень, когда я, таки выпутавшись из его рук, отступаю на пару шагов. ‒ Почему ты так упорно не хочешь признать правду? Почему ты...       ‒ Потому, что ты прав, ясно? ‒ закипаю я, едва не срываясь на крик. ‒ Да, я разозлилась. Да, я испытала облегчение, когда убила его. И да, черт возьми, мне это понравилось. Ты это хотел услышать?       Кай пару секунд молча смотрит на меня, а после вопросительно приподнимает бровь, неспешно направляясь ко мне.       ‒ Ну? Тебе полегчало?       Не сразу понимаю, что он имеет ввиду, а после прислушиваюсь к своим ощущениям, чувствуя, как захватившие мое сознание щупальца страха принять для себя неправильную, не похожую на меня истину, чуть слабеют, отпуская меня. Наверное, мне просто нужно было высказаться, зная, что Кай ‒ последний человек на планете, кто стал бы меня осуждать. К тому же, хватит уже добивать себя. Что бы я не испытывала в тот момент, это не делает меня чудовищем, ведь иначе нас всех сейчас бы, возможно, здесь не было.       ‒ Да, наверное полегчало. Немножечко.       ‒ Ну вот видишь! ‒ восклицает Кай, довольно ухмыльнувшись и вновь притягивая меня к себе за талию, отчего мне кажется, стоит ему отстраниться, и мое полотенце уже не удержится. ‒ Конечно, стоит еще выяснить, кто это были такие хитросделанные и как они там оказались, но сейчас мы можем найти себе занятие поинтереснее и поприятнее, а ты забиваешь свою голову совсем не нужными вещами. К тому же, пока ты, обнимаясь со мной, думаешь о каком‒то ушлепке, у меня такое ощущение, что мы здесь втроем, ‒ нет, он явно не знает, когда нужно остановиться.       ‒ У тебя рот закрывается? ‒ насмешливо интересуюсь, приподняв одну бровь.       ‒ Нет. Ты знаешь, это сильнее меня, хотя иногда оно очень даже...       Не дав парню договорить очередную, наверняка очень вместительную и полезную речь, привстаю на мысочки и накрываю его губы своими, игриво втягивая в рот пухлую нижнюю, отчего никогда не могу удержаться. Кай расплывается в самодовольной белозубой улыбке, намеренно не участвуя в поцелуе, и даже не двигается, лишь придерживая меня руками за талию.       ‒ Не поняла, ты вообще собираешься меня целовать? ‒ возмущаюсь я, чуть отстранившись.       ‒ Нет. Хочу, чтобы ты меня целовала, ‒ все еще ухмыляется он, положив ладонь мне на затылок и так резко притянув к себе, что при встрече стукнулись наши зубы.       ‒ Как ты иногда бесишь, ‒ бормочу я, вновь возвращаясь к своему занятию, чувствуя, как дыхание парня становится глубже, когда его ладони спускаются с талии на мои бедра, ощутимо сжимая их поверх полотенца. Могла бы не сомневаться, что его терпения надолго не хватит, а потому испускаю приглушенный стон в его рот, когда Кай таки углубляет поцелуй, жадно и жарко впиваясь в мои губы своими.       Обвив руками шею парня и не разрывая поцелуя, чувствую, как полотенце повисает между нами, удерживаемое лишь нашими телами и рискуя попросту сползти вниз, а мы, смею напомнить, все еще на балконе второго этажа, пусть и не на многолюдной улице, но из нас двоих здесь только одного не заботят социальные нормы морали. Именно поэтому я медленно, но верно отступаю назад, в сторону комнаты, продолжая прижиматься к нему, и со стороны это, наверное, выглядит так, будто мне не терпится затащить парня в постель. Ладно, сказать честно, мне и правда не терпится, но... В общем, вы поняли.       Не знаю, что за порыв нашел на Кая той ночью, как, в принципе, и на меня тоже,но он был таким сильным, голодным, нуждающимся и неудержимым, за эту чертову ночь, да и неделю в целом, став для меня чем‒то подобным необходимому глотку живительного, свежего воздуха. И он был прав ‒ я действительно перестала думать обо всем остальном, в этот момент, как обычно, ставшим совершенно неважным и несущественным, почти постоянно балансируя между едва терпимой болью и удовольствием, сливающимися для меня в единое целое. По другому с этим парнем и быть не могло, к чему я привыкла, но сегодня казалось, будто Кай вообще забыл, что я все еще человек или, скорее, просто на это забил, поддаваясь собственным нестабильным инстинктам, порывам.       Я не хотела его останавливать, стараясь принимать его таким несдержанным и напористым, как он есть, только временами упиралась ладонями в напряженные плечи парня, дабы он немного сбавил обороты, иначе я просто не выдержу. С каждым глубоким выпадом вниз живота мои ногти впивались в разгоряченную кожу, оставляя на спине Кая маленькие кровоточащие ранки, которые тут же затягивались, в то время, как он, от того распаляясь лишь больше, путался пальцами в моих волосах, болезненно сжимая их и привычно оттягивая, тем самым открывая мою шею для горячих, требовательных поцелуев.       Кай с какой‒то особой жадностью ловил каждый мой вздох, каждый стон под ним своими губами, отчего эти сладкие звуки смешивались с его собственным шепотом. И этот хриплый, сбивчивый, как и его дыхание, шепот сводил меня с ума так же сильно, как прикосновения его рук к моей коже, в которую он вцеплялся пальцами так, словно хотел добраться до самих нервов, заполучить меня всю, без остатка, как будто больше, чем уже есть, это возможно. Наверняка утром я буду в бешенстве, найдя на себе очередные следы нашей близости, включая цепочку багровых кругов и укусов на своей шее, на что Кай лишь как всегда самодовольно ухмыльнется, предложив повторить, но это будет лишь утром.       ‒ Ты успокоилась? ‒ слышится глухой, хриплый голос Паркера, на груди которого я разместила свою голову, слушая сердцебиение парня, которое только сейчас начало приходить в норму.       ‒ Интересный вопрос от того, кто пару часов подряд вытягивал из меня все жилы, ‒ бормочу я, чувствуя, что даже пошевелиться сил нет.       ‒ Хмм... Да я не о том, хотя я бы, пожалуй, продолжил, но боюсь, ты не выдержишь, ‒ насмешливо замечает он, лениво вырисовывая на моей обнаженной спине какие‒то узоры теплыми пальцами. ‒ Но я про Элиаса. Тебя попустило? Не хочу начинать утро с лицезрения очередной порции твоих самокопаний, малявка.       ‒ Ох, ты такой понимающий, охренеть можно, ‒ испускаю нервный смешок.       ‒ Я серьезно. Ты же, вроде как, свою жизнь спасала. Хотя, вспоминая некоторые моменты нашего совместного прошлого, ‒ он цокнул языком, ухмыльнувшись. ‒ Мне начало казаться, что это мотивация так себе.       ‒ Ты о том, как похитил меня, запер в подвале, подверг пыткам магией странников, а потом подначивал меня вонзить в твою шею кухонный нож? ‒ насмешливо язвлю я, думая о том, как давно это было.       ‒ Ага, в том числе.       ‒ Элиас разозлил меня больше.       ‒ Ауч, это звучало, как оскорбление, ‒ нарочито возмущается Паркер.       ‒ А если серьезно, признай уж, что я спасала не свою жизнь, а твою.       ‒ Да какая разница, если мы связаны, ‒ отмахнулся ведьмак.       ‒ Расскажи это кому‒нибудь другому, ‒ хмыкаю я, чувствуя, как пальцы парня на моей спине замирают.       ‒ В каком смысле?       ‒ Да в таком, что ты врешь, ‒ неохотно поднимаю голову с груди паркера и, приподнявшись на локте, заглядываю парню в глаза. ‒ Мы, как и прежде, связаны магией, но не жизнями. Так было до того, как ты умер и обратился в вампира, намеренно разорвав связь ранее, чтобы и остальные не отправились на тот свет за тобой, а потом сказал, что вновь ее восстановил. Но когда неделю назад я собирала свои вещи в твоей комнате, случайно наткнулась на твой блокнот. Не то, чтобы я там кополась, но эта страница сама как‒то открылась и, судя по тому, что я там увидела, на самом деле ты не смог восстановить связь. Я не права? ‒ вопросительно приподнимаю бровь. ‒ Природа не позволяет привязать смертные жизни к вампирской, а ты просто сделал вид, что все получилось, ради собственной безопасности. Кому захочется строить козни против того, от кого зависит их жизнь.       ‒ Любопытство тебя до добра не доведет, мелкая, ‒ спустя короткую паузу хмыкает Кай, перевернувшись и вжимая меня горячим телом в поверхность кровати. ‒ И с кем еще ты поделилась этими интересными знаниями?       ‒ Ни с кем, ‒ пожимаю плечами.       ‒ Почему?       ‒ Странный вопрос, ‒ закатываю глаза, шумно выдохнув. ‒ Мне казалось, что мы уже разобрались в вопросах доверия, а ты опять за свое.       ‒ Разобрались... наверное, но на этот вопрос ты так и не ответила, ‒ слегка усмехнувшись, замечает он. ‒ Тебя это удивит, но ты первый человек, который остается со мной, несмотря ни на что, и мне нужно знать почему. Только не говори опять, что...       ‒ Потому, что люблю, ‒ раздражаюсь я тем, что это, вроде, и так очевидно, только потом понимая, что произнесла это вслух. ‒ То есть... Да нет, именно так. Я люблю тебя, Кай, ‒ вздыхаю, заметив на его лице замешательство, какого я раньше не видела. ‒ Я знаю, что для тебя это сложно, поэтому если не хочешь или... не чувствуешь того же, можешь не отвечать. Мне просто давно хотелось это сказать, поэтому...       Осекаюсь, когда парень зажимает мой рот ладонью, насмешливо фыркнув.       ‒ А еще говоришь, что это меня никак не заткнуть, ‒ бормочет он, убирая ладонь от моих губ и едва ощутимо касаясь их своими. ‒ Кажется, я тоже тебя люблю, мелочь.       Наверное хорошо, что я не видела со стороны собственное лицо, которое даже вытянулось в недоумении. Эээ... Что?       ‒ Но, ‒ продолжает Кай, недовольно скривившись ‒ чудесно, еще и "но" есть. ‒ Это все равно звучало сопливо. Прямо в горле застряло, ‒ он нарочито высунул язык, прокашлявшись. ‒ Еще можно взять свои слова назад и... Ты чего хихикаешь?       ‒ Кааай, ‒ наконец смеюсь я, уткнувшись лбом в его плечо и не в силах остановитьсЯ. ‒Ты все таки неисправимый засранец.