Сказание о тёмной Ночи.

      Под покровом ночи легче спрятать свое лицо.       Под покровом ночи легче спрятать свою сущность.       Под покровом ночи легче забыть, кто ты есть.       Поэтому я всегда любил это время суток. Когда лишь звезды и Луна видят и знают, кто я. Разве можно разглядеть в этом простолюдине великого Таура Трандуила? Крестьянская одежда и тёмно-зеленый плащ умело скрывают Короля Лихолесья от посторонних глаз. Позволяют хоть на мгновение расслабить мышцы и слегка сгорбить спину.       Хоть на мгновение почувствовать себя живым.       И ночь была для меня этим мгновением.       Несколько раз в месяц, когда мои королевские дела позволяли освободиться раньше, чем Луна дойдёт до середины неба, я запирался в своей комнате под предлогом смертельной усталости. На самом деле же, смертельная скука, а не усталость торопили меня снять царский расписной халат, казалось сросшуюся со мной корону, золотые перстни. И стоя перед большим зеркалом совершенно обнаженным, я покрывал рельеф своих плеч холщовым крестьянским платьем, прятал белоснежные волосы под шерстяным зеленым плащом.       Озерный городок всегда встречал меня весельем, танцами и реками эля, что пузырился в рыбацких кружках. Вкусу этого пойла было далеко до вина, какое хранилось в моих бочках, что я сам раз в год лично закатывал. Но именно этот горьковато-кислый привкус позволял моему разуму слегка затуманиться. Туман врывался в мои уставшие вены и гнал меня танцевать, чувствовать пальцами мягкие талии рыбачек, а позже их нежные губы у себя под подбородком. Их молодость проникала мне под кожу, выгоняя мою душевную старость и впуская некое подобие легкости.       Пару раз я видел в таких тавернах своего сына. Леголас сидел за барной стойкой и пил явно что покрепче эля, смотря в одну точку, куда-то левее красивых плеч рыжеволосой дочки трактирщика. Я чувствовал, как тоска рвет моего сына на части, но помочь не мог. Никто не может вылечить боль утраты. Никто и ничто.       Кроме времени.       Я знал, что такое терять любимых. Его мать до сих пор приходит в моих снах, улыбается так жемчужно.       Так любимо.       Так шелково гладит меня по лицу, окутанная белоснежным светом. И я прижимаю ее хрупкую спину к себе, пытаясь прижать так сильно, чтобы она слилась со мной навсегда. Чтобы я забрал ее из этого дурманящего сна в реальность. Чтобы проснувшись с утра, я так же нежно касался губами ее виска и медленно умирал каждый раз, когда она целует мои ключицы.       Да, сын, ты думаешь, что я не замечаю. Ты думаешь, что никто не замечает твоей боли. Как поздно я понял, что с уходом дочери Луны, часть души Леголаса направилась за ней в бессмертные дали.       И где-то на краешке моего сердца я чувствовал вину.       Но в ту ночь, что перевернула всего меня, Леголаса в таверне не было. Я был единственный из эллонов, что устало прислонившись к барной стойке лениво попивал вот уже третью массивную кружку хмельного пойла. Задорная музыка, слегка фальшивя, казалось, сотрясала брусчатые стены таверны. Пара-тройка красавиц, слегка приподняв юбки, то дело пускались в пляс, оголяя щиколотки. Сегодня я не хотел танцевать с ними, ибо коротал ночи с каждой из красавиц уже не один раз. Поэтому, когда незнакомый девичий голос обратился ко мне, я тут же обернулся в сторону полутемного угла.       Этот голос был звонкий и одновременно тихий. Казалось, что он буквально пропевал каждое сказанное слово и эта песня приглушила фальшивую музыку.       Ее фигуру скрывала тень, и я видел лишь контур округлых плеч и покатые бедра, которые облегало легкое приталенное платье. — Что же вы сидите здесь один, господин эльф? — обратилась ко мне девушка и ее звонкий голос схватил меня за плечи и развернул корпусом к ней. — Отдыхаю после тяжелого дня, очевидно, — протянул я по своему обыкновению. Тысячи лет живу, но не могу отделаться от этой ужасной привычки растягивать слова. — А разве в Лесном королевстве нельзя отдохнуть, господин? — она, качнув бедрами, сделала шаг вперед. Свет упал на складки темно-синего платья, расшитого черным кружевом по кругу подола. Чуть выше поднимался узор из мелкого речного жемчуга, напоминавший небольшую паутинку.       Кружева и речной жемчуг дали понять, что девица достаточно знатного происхождения. Ведь дочери рыбаков редко могли позволить себе такие роскошества. — «Почему она называет меня господин?» — подумал я. — «Неужто узнала. Если она из знати, то, очевидно, видела меня на различных приемах». — В Эрин-Галене нынче скучно, миледи, — я мягко улыбнулся, ожидая, что она выйдет из тени на мою улыбку. — Наш король слишком стар и уныл. Веселье покинуло Темный лес вот уже много лет назад. — Как грустно, — она сделала еще один шаг к свету, и я увидел тонкие запястья, украшенные серебряными браслетами-кольцами и такие же тонкие длинные пальцы. — А Вы? — обратился я к ней, все еще слыша ее звонкий тембр голоса в своих ушах. — Что такая благородная леди делает ночью в таком… сомнительном заведении?       Девушка тихо засмеялась и еще немного приблизилась, являя на свет тонкую талию с обвивающем ее жемчужным пояском и зону декольте, что дразняще была расшита кружевами. Я на мгновение оторвал взгляд от кружев, переведя его на ложбинку пухлых грудей, что была чуть выше. Выйди же на свет, ну выйди же.       Покажи лицо.       Но девушка не спешила, явно играя со мной. Точно зная, что безумно красива.       А я уже в этом и не сомневался. — Пусть это будет мой маленький секрет, — тихий смешок. — Не только в Лесном Королевстве безумно скучно, господин.       И она театрально вздохнула. Кружева в зоне декольте слегка всколыхнулись, заставив мое горло пересохнуть. Я смотрел на тонкую фигуру, чье лицо скрывала тень, не смея оторвать взгляд. Жажда заскреблась в моем горле, и тело, немного не слушаясь меня, подалось вперед. Не раздумывая, я шагнул в тень, сталкиваясь с девушкой вплотную.       Чувствуя тепло ее тела и легкий запах хвои.       От девушки пахло хвоей и свежестью ночного леса. И столь необычный запах вскружил голову еще сильнее. Обычно от благородных леди пахло розами или же жасмином. Я часто чувствовал эти приторные ароматы на своей одежде, проснувшись поутру после долгой сладкой ночи. На втором месте был шоколад или же жженый сахар. Чуть реже от красавиц пахло цветками ванили. И еще реже я мог встретить аромат лесных ягод, что нравился мне более других.       Но хвоя.       Никогда еще от девушки не пахло хвоей. Даже от эллет, что пахли луговыми цветами, ягодами, орехами или же просто свежестью раннего утра, я не чувствовал такого аромата. — От вас пахнет хмелем, — снова тихий смешок, но уже в районе моего уха. Мое тело сотрясла дрожь и волна желания, пронеслась по венам. Ее дыхание на моей шее.       Сводит с ума. — А от вас пахнет хвоей, миледи, — выдохнул я, чувствуя, как легкие сдавливает, казалось бы, в мгновение выросшее в размерах сердце. Что пропускало удар за ударом.       Я не спеша, смакуя удовольствие, коснулся бархатной слегка прохладной кожи и, взяв за руку повел, в танце, все же, заставляя выйти на свет. Черная как ночь кудрявая копна волос, рассыпалась по плечам и спадала волной чуть ниже пояса. Бледное лицо с тонким чуть вздернутым носом, большие глаза, в которых будто бы отражалось безлунное ночное небо. Малиновые губы — верхняя чуть полнее нижней, что придавало девушке еще большего отличия от других.       От всех вокруг.       И да, она была безумно красива.       Пугающе красива.       Она заглянула в мои, как мне казалось бесцветные глаза и улыбнулась, обнажая белоснежные ровные зубы. — Пойдемте, господин, — она слегка потянула меня за рукав и направилась к выходу, оставляя начавшую уже кошмарно фальшивить музыку за спиной.       Ночная прохлада тут же растрепала кудрявую копну, стоило нам выйти из таверны. Девушка, то и дело оглядываясь, вела меня вдоль засыпающих рыбацких хижин. Я видел, как на ее пухлых губах замерла легкая улыбка.       Луна тускло светила сквозь рваные облака. «Наверное, ты все еще оплакиваешь свою дочь», — обратился я к ней, подняв глаза. — Время почти пришло… Лесной Король… — шепнула она мне в ответ.       И я лишь зябко повел плечами, откидывая мысли о грядущем. Я и так уже достаточно знал о том, что было, что будет и о, том, чему еще не дано совершиться. Зеркало Нерданель открыло мне достаточно, чтобы я знал, как уберечь Лихолесье от беды. Поэтому в эту ночь, я решил не раздумывать о том, что шепнула мне на ухо Луна. — Мы пришли, милорд, — девушка, опустилась на деревянный подмосток, что открывал вид на застывшую гладь Долгого Озера. Россыпь звезд и Луна слегка расплываясь отражались на водяной глади. — Умиротворяет, не так ли? — она подставила лицо легкому ночному ветерку и закрыла глаза. — Я люблю приходить сюда по ночам и смотреть, как лес на том берегу, сливается с ночным небом в отражении озера. Всегда хотелось узнать, что будет дальше… — Что будет если лес сольется с ночью воедино? — усмехнулся я. — Получится Лихолесье. Вы, видимо, никогда не бывали по ту сторону озера, раз не знаете об этом.       В ответ на это девушка лишь развернула ко мне свое тонкое лицо. В Лунном свете ее кожа казалась совсем прозрачной. Точно сам дух ночи пожаловал ко мне. — Да, Вы правы, конечно же, я не была там, — она задумчиво посмотрела в сторону Лихолесья и почему-то снова усмехнулась, зябко поведя плечами.       Скинув с себя плащ, я рискуя быть опознанным, набросил его ей на плечи. Девушка благодарно улыбнулась и закуталась в него посильнее.       Чтобы он пропах хвоей как можно сильнее.       Чтобы, каждый раз, когда я надевал его — вспоминал эти глаза-колодцы в которых не видно дна. — Мы увидимся с вами завтра? — сам того не ожидая спросил я. Слова вырвались вперед моих мыслей, чтобы я не успел остановить себя. — Нет, — мне показалось или в ее голосе промелькнула нотка грусти. — Нет, не увидимся…       Она снова развернулась ко мне и наши лица оказались слишком близко друг к другу. Слишком близко, чтобы я смог удержаться.       Я ворвался в ее пространство поцелуем, содрогаясь от нахлынувшей страсти. Чувствуя, как низ живота сводит разгорающимся огнем, что разбежался по телу в одно мгновение. Она послушно подалась мне навстречу, встречая мои жесткие губы своими мягкими молочными губами. Даря мне такой молочно-сливочный поцелуй.       Мои руки пропали в ее вороных кудрях, а тело прижалось к ее кружевному платью вплотную. Пожар внизу живота превратился в бушующее пламя, и я, практически зарычав, со всей страстью прильнул к ее шее, впившись в ее молочную кожу. Вдыхая аромат елового леса.       Девушка, слегка вскрикнув, откинула голову назад, закрывая глаза, погружаясь в рваное дыхание и безудержную дрожь. Я чувствовал, как ее пламя тоже разгорается, готовясь поглотить мое.       Но вдруг она оттолкнула меня и заглянула в мои удивленно расширившиеся глаза.       Быстро коснулась моих все еще влажных губ.       Легко и невесомо.       И тьма скрыла ее от меня, оставив лишь легкий запах хвои и жемчужины, отпечатавшиеся на моих ладонях. — Хотя бы скажи свое имя! — крикнул я в отчаянии. И мой крик, отскочив от водяной глади, разнесся эхом по всей округе. И лишь ночной ветерок игриво шепнул мне на ухо: — Лилит…