Другие мужчины

Аттестат почти выскальзывает из трясущихся рук. Неужели это и правда происходит наяву? Джотаро окончил школу, выпустился, и даже оценки у него не такие ужасные, какие могли бы быть. Наоборот, особенно хвалили за биологию. Так держать, того и гляди, разбудишь тебя средь ночи, а ты все аминокислоты перечислишь в алфавитном порядке. Или нет. Шутка, Куджо. Ещё есть, куда стремиться. Учительница биологии им попалась с юмором. Все кругом такие прихорошенные, красивые, напомаженные. Даже Джотаро пришел в обычной форме, как полагалось, без цепи и разодранной фуражки, а то пригрозили, что якобы не выдадут аттестат. Это, конечно, детская пугалка, и Джотаро сказал бы, куда им всем стоит пойти, но скандалить в последний день — сомнительное удовольствие. Хотелось постоять и перетерпеть, забрать аттестат и пулей умчаться прочь. И чтобы Джоске был рядом. Он здесь, где-то в этой толпе, но Джотаро не может подойти к нему, боится обмолвиться лишним словом. Они прячутся, как могут: здесь их матери, они высматривают и выслеживают их из разных углов. Когда мама Джотаро наблюдала за ним пристальнее всего, он слегка помаячил рядом с Джоске, помахал ей рукой — и Джоске заставил помахать, а иначе бы началось: «Джоджо, милый, а где твой друг, почему ты не с ним? Вы же не поссорились опять?» Джоске страшно сглупил, когда пришел к ним домой. Да, внешне он больше похож на маму, чем на отца: мальчик как мальчик, полукровка как полукровка, но Джотаро всё равно боялся, что его маме хватит одного только взгляда, чтобы узнать брата. На общей фотографии они встают друг от друга подальше, понезаметнее. Эти фотографии попадут к ним домой. «А это мой сын на выпускном, а вот его класс». Не дай бог в памяти всплывет нужная фамилия. Однажды мама может сложить два и два, может вспомнить Хигашикату, учившуюся по обмену вместе с её мужем. Мама Джоске может вспомнить Куджо, учившегося по обмену вместе с ней: всё-таки он уже тогда был известным в определенных кругах музыкантом. Сжечь бы, спрятать. Мам, мне очень жаль, я потерял фото. Да, я спрошу, может, удастся сделать копии. Потом. Примерно так и поступят. Только бы без подозрений. Джоске стоит в толпе, понурый и аккуратный. Задумался. А, нет, вот он завидел, как ребята фоткаются на память с учителем, улыбнулся и решил присоединиться. Это математик. На его уроке Джотаро впервые встретил Джоске. На его уроке Джотаро втихаря хватал Джоске за коленки, когда ещё не знал всей правды. На его уроках они почти не слушали, потому что всегда сидели слишком близко. Тоже, что ли, сфоткаться с ним потом, когда его облепит следующая партия детишек. На память. И с биологичкой надо бы. Единственный стоящий учитель во всей дрянной школе: объясняла на пальцах, говорила по делу, не лила воды и не тратила чужое время. Как её только сюда занесло? А вот Джоске она не так уж нравилась: вечно делала ему замечания. Хватит крутиться и отвлекаться. Хигашиката, имей совесть, у тебя экзамен на носу. Экзамены, университет. Далекое и туманное будущее. Джотаро не знает, что будет дальше, никогда не знает. Может, завтра они с Джоске поссорятся и разбегутся насовсем, каждый пойдет своей дорогой. А может, дорога будет общей, и им придется прятаться ещё не один год. Однажды кто-нибудь узнает, и остается лишь надеяться, что тогда это будет уже неважно. Они могут быть сколь угодно осторожны, но наверняка оступятся: просто потому, что ещё ни одна тайна не жила вечно. Либо исчезала вместе с хозяином. «Умру, но не скажу про тебя». Джотаро думает об этом «однажды» со страхом и странным смирением. Они с Джоске могли бы всё разрушить: и для себя, и для своих семей, но выбрали... созидательную ложь? Ему противно думать о лучшем, что есть в его жизни, как о лжи. Но когда придет время, когда оно иссякнет и загонит его в угол, он выйдет на свет с поднятыми руками и будет честен. Он надеется, что это его последняя трусость и последний побег. Не от ответственности, но от вины. Если им с Джоске повезет, и если они приложат достаточно усилий, может, даже поступят в один университет. Джотаро собрался идти в морскую биологию, Джоске — в медицину. Скорее всего, станет кардиохирургом. Он всё думал о дедушке. Думал, листал страницы анатомического атласа и зарисовывал себе схемы предсердий, сердечных клапанов и желудочков. Никогда больше. Джотаро смотрит на свой выбор проще. Безмолвное море. Безмолвные твари, простые и понятные, живущие инстинктами. Никаких измышлений, никаких хитросплетений мысли и психологических игр друг с другом. Безлюдное царство природы. Глубины более неизведанные, чем космос, колыбель жизни и смерти. Это красиво. Как там поживают в водах Малайского архипелага Chironex fleckeri, самые ядовитые медузы мира? Одноклассники Джотаро похожи на медуз. Плавают от одного скопления людей к другому, тянут свои щупальца, жалят по щелчку фотоаппарата, но он больше не чувствует к ним ненависти. Разве их есть, за что ненавидеть? Пожалуй, люди скорее забавные и любопытные. Ходят по свету сотнями, тысячами, едва ли замечают кого-то, кроме самих себя: уж точно не друг друга. А потом один из них поднимает голову к свету. Джоске стоял на лестнице и смотрел на Джотаро сверху вниз, смотрел и видел. Солнце било ему в глаза, но он не отвернулся. Позолота любви и мира застыла на его груди. Эти полумедузы в школьной форме тоже хотят любви и мира, тоже борются за выживание. Щелчок за щелчком, фотография за фотографией, воспоминание за воспоминанием. Заново и снова: они не могут просто уйти, забрав свои аттестаты. Не могут уйти, не создав. Следующим апрелем всё забудется. Неважно, с кем ты поссорился в том году, неважно, обо что разбил руки в кровь, какой там был скандал, и чьи неживые глаза, чья растерзанная плоть совсем недавно перестали сниться тебе по ночам. Этого уже нет. Джотаро хотел, чтобы тот сладостный, химический запах, липнувший к одежде, сгинул под сигаретным дымом, но в итоге это его ненависть сгинула в позолоте, сгорела на солнце. Одноклассники крутятся, вертятся, болтают. Кто-то сказал слово, подал идею, и теперь все фоткаются с родителями. Может, тоже надо бы. У Джотаро здесь только один родитель, хотя и у большинства ребят пришел кто-то один. На его выпускной мама приходит с другим мужчиной, не с его отцом. Не хотела звать, стыдилась. Что люди скажут: твоя мать и какой-то незнакомец. А Джотаро всё равно. Зови, к черту людей. Ты же хотела, чтобы мы с ним подружились. Где-то там, вдалеке, отец наверняка наслаждается компанией какой-то женщины и никого не стесняется. Разве что журналистов. Скандал в мире джаза: Садао Куджо изменяет жене. Хороший вышел бы заголовок. И «незнакомец» ведь не отказался от приглашения. Странный человек: не такое уж и грандиозное событие, но он просто взял и пришел на выпускной к ребёнку женщины, которая ему небезразлична, пришел вместо отца, которого никогда не было и не будет рядом. Отчасти Джотаро хочется быть таким же странным. Незнакомца зовут Арата, и мама почти сразу рассказала ему о том, что у неё есть сын. И муж... был. Арата и глазом не моргнул. Он — нейрохирург в какой-то крутой поликлинике, человек, который многое повидал и многого навидался. А в свободное время расхаживал по джаз-клубам. Человек, который думает головой и посвящает жизнь врачеванию голов, против Садао Куджо, бездумно дудящего в трубу по велению сердца. Вольный музыкант, у которого оказалась каменная душа, и закостенелый хирург, у которого оказались живой ум и отменное чувство юмора. Арата уже знаком с Джотаро. Мама долго прятала их друг от друга, бегала по вечерам на свидания, а вернувшись домой, упорно молчала, но потом ещё с час сидела на кухне и прятала счастливую улыбку за кружкой с чаем. Тайна на весь дом. Она сама заговорила об этом, когда пришло время. Джоджо, милый, есть один мужчина. Он, наверное, знает про меня всё, а я знаю всё про него. Я сказала ему про тебя. И он настроен серьёзно. Джотаро всегда уважал серьёзных людей, а Арата именно такой, хотя Джотаро всё ещё не побрезгует набить ему морду, если он заставит маму плакать. Никогда больше. Только не из-за мужчин, которые бросают. Есть другие мужчины. С ними плачут и смеются, с ними плачут от радости, и перед ними не стыдятся заплакать от горя, потому что они готовы делить его на двоих. Хотел бы он подойти к Джоске, взять его за руку, но нельзя. Потом. Мам, я гулять. Выпускной, свобода, отдыхаем. Жди к вечеру. Хорошо, если и мама Джоске его отпустит. Она стоит неподалеку. Вроде бы не интересовалась, что это за парень маячил рядом с её сыном — не видела их вместе. И хорошо. Очень хорошо. Она пришла одна, и видно, что она очень рада за Джоске — почти не сводит с него глаз, но когда сводит, то проверяет сообщения в сотовом телефоне. Может, это по рабо... Смутилась, улыбнулась во весь рот и тут же принялась строчить ответ. Не работа. Что-то замечательное и постыдное. Или кто-то. Джоске рассказывал, как они ходили с ней вместе на день открытых дверей, — он бы и один пошел, но уж очень хотел, чтобы мама в кои-то веки вылезла из дома, да и она была не против. В итоге она разболталась с каким-то солидным профессором, любителем искрометных шуток и изящных фразочек. Может, он самый. Джотаро не хочет спрашивать, но он хотел бы, чтобы Джоске рассказал о ней побольше. Красивая, бойкая. Женщина, покорившая сердце Джозефа Джостара. «Вот бы мой брак был похож на ваш», говорила мама Джотаро бабушке. Теперь это ничего не значит. Просто строчка, которую можно вычеркнуть и переписать. Не-сыновья своих отцов — что он, что Джоске. Они больше не отвечают за чужие ошибки: всего лишь стараются не наделать своих.