Другие мужчины

Джоске возвращается домой с концерта весь зацелованный и отдохнувший, и у него кружится голова. Было так шумно, драйвово. Джотаро сначала ворчал, что всюду грохот и давка, но быстро смирился, отвлекся. Даже задумался. Он будто до сих пор не может привыкнуть к тому, что они делают: привыкнуть к тайне, которая висит между ними тенью. Для всего остального мира они — два школьных приятеля. При мысли о том, что однажды они оступятся и попадутся, Джоске чувствует, как ему под кожу вонзаются иголки. Но это лишь тень, говорит он себе. Да, скорее всего, они никогда не избавятся от неё: она всегда будет маячить на задворках их разумов, где бы они ни были и кем бы ни стали; но они не будут жить в тени. Лучше уж худо-бедно купаться в лучах солнца, прикрываться своей тонкой вуалью, и всё-таки наблюдать рассвет. Многие ребята разбрелись после концерта, чтобы затусить до утра, и Джоске в тайне хотелось остаться до утра с Джотаро. Хоть раз, один-единственный. Встретить вместе восход солнца, прямо как в кино. Но теперь они стали куда осторожнее. На часах всего лишь десять вечера. Джоске успел вернуться домой до одиннадцати, как и обещал маме, и всё равно он крадется в ночи так, словно пришел под утро: слишком напитался духом приключений. Он громко объявляет, что вернулся домой, но в ответ слышит какое-то невнятное приветствие. Может, мама чем-то занята, или задумалась о своем. Джоске не терпится помчаться в свою комнату и переодеться, но там он и застает маму. Она сидит за компьютером, во весь экран у неё развернуто фото Джозефа Джостара. Заметив Джоске, она подпрыгивает, тут же принимается яростно кликать, чтобы свернуть страницу. Страница зависает в самый ответственный момент. Вот и у Джоске всегда так же. — О, привет. А я тут, ну... — Смотришь его фотографии? Мама вздыхает. Всё равно страница не закрывается. — Ага. — Виноватая улыбка. Джоске стягивает с себя жакет и вешает его в шкаф. — Как погулял? — спрашивает она. — Всё нормально? — А? Да, круто было, ребятам тоже понравилось. — Теперь ложь дается ему легко. — Всё здорово. А... А у тебя? — Ну, вот. Сам видишь. Сижу, ерундой маюсь. Джоске понимающе кивает. Не такая уж и ерунда, но... могло быть и что-то другое. Что-то новое и существующее. Не бесплотные пиксели в тусклом свечении экрана. Он думает, что разговор окончен, но вдруг мама заговаривает вновь. Тихо, задумчиво. — Знаешь... Иногда мне кажется, что если бы сейчас он пришел сюда и сказал, что бросает всё и хочет остаться с нами, я бы без колебаний открыла ему дверь. Но потом я понимаю, что это лишь пустые фантазии вперемешку с воспоминаниями. Джоске поворачивается к ней. Браузер уже закрылся. Мама подпирает рукой подбородок и пусто смотрит на главную страницу поисковика. Скажи ей. Скажи, чтобы отпустила. — Мам... — Он неловко прокашливается. — Просто хочу, чтобы ты знала... Как бы сказать... Я не против, чтобы был кто-то ещё. Ну, у нас в доме. Может, этот Джостар и хороший человек, но что он есть, что его нет, всё одно. Он не с нами. — Джоске качает головой. Мама ведь любила Джостара. А может, любит до сих пор. — И... извини, если тебе неприятно это слышать, просто я подумал... — Нет, я понимаю. — Она поворачивается и смотрит на него. — Но хорошо, что ты мне сказал. Джоске подходит к ней, хочет опуститься на колени и взять её за руки, но она улыбается его ребячливости и встает со стула. Она усаживается на кровать, и он усаживается вместе с ней. — Мм? Что такое? — спрашивает мама. Джоске трудно смотреть ей в глаза. Она и сама знает всё, что он собирается сказать, наверняка не раз думала об этом. И всё-таки. — Ничего ведь... не воротишь, так? — Ага. — Она пожимает плечами. — И, может, — осторожно начинает он, — ты не совсем по нему тоскуешь, а по... не знаю. Университетской атмосфере, или чему-то такому. Ты говорила, что тебе нравилось учиться. — Моя тоска — это ненадолго. — Она улыбается и щиплет Джоске за щеку. — Ещё чуть-чуть, и ты сам будешь студентом. Он всё-таки не сдерживается и хватает её за руку. Пожалуйста-пожалуйста, мама, только не прозябай в прошлом. Только не цепляйся за эхо. За то, чего уже нет. — Может, сходишь на какую-нибудь открытую лекцию, а? Или пошли со мной на день открытых дверей. Хочешь? — И что я там увижу? — Всё, что тебе угодно. А я без дела не останусь. И... я буду ждать тебя. Он не уверен. Ни в чем не уверен, даже в завтрашнем дне, просто хочет сделать её счастливой. Если бы она только сказала ему, как. — Джо-о-оске, ты иногда такой смешной... — Она ласково улыбается, целует его в лоб. — Но в одном ты прав: надо выбираться из дома почаще. И так каждый день сначала запираюсь в офисе, а потом в гостиной. Хоть ты у меня не сидишь на месте, гуляешь. — Ага. — Он шмыгает носом и отпускает её руку. Лишь бы не проболтаться. — Ну, переодевайся. Компьютер весь твой. Если что, я у себя. — Хорошо, мам. Она мягко касается его плеча и выходит из комнаты. Всё опустело. Остался только легкий запах её духов. Он закрывает глаза и прислушивается: вот, сейчас всё вернется на свои места. Несколько шагов до гостиной, щелчок — включится свет, скрипнет диван. Зазвучат чужие голоса по ту сторону экрана, те же бесплотные пиксели. Она меняет эхо на эхо. Может, ей тоже хочется, чтобы всё было иначе, чтобы дома появилось что-то, кроме эха. Оно особенно гулко зарылось в стены с тех пор, как два года назад умер дедушка. Но она должна сама сделать выбор — Джоске может только предложить, и ничего более. Он будет ждать её, сколько понадобится. Джоске прислушивается и прислушивается, но не слышит ни щелчка, ни скрипа, ни чужих голосов. Вместо этого он слышит, как шаги замирают где-то в кухне и возвращаются назад, к его порогу. Мама стучит в дверь его комнаты. — Да-да? Я ещё не переодеваюсь, — говорит он. Дверь приоткрывается. — А, кхм... — Её пальцы замирают на дверном косяке. — Слушай... когда там этот твой день открытых дверей? Джоске улыбается её ребячливости, и улыбка расползается до самых ушей. Ждать пришлось недолго.