Жить вопреки

Мужчина лет сорока, с поблёскивающими в длинных густых волосах седыми прядками, особенно заметными на висках, устало сидел за несколько грубо сколоченным деревянным столом. В сумраке, разбитом светом нескольких свечей, стоявших на всё том же столе, пещеры играли резкие тени. Этот мужчина, повидавший за свою жизнь намного больше, чем иные старцы, потерявший всех, кого любил, всё, ради чего жил, но обретший всё это вновь, и многое вновь потерявший, изливал свою душу бумаге. Неизвестные его некогда родному племени символы ложились один за другим на бумагу, наносимые с помощью гусиного пера чернилами, купленными у торговцев на одном из северных рынков… Чем дольше я живу, тем больше я хочу узнать ответ на один-единственный вопрос — кто такие люди? Кто эти странные, диковатые создания, считающие себя вершиной мира, думающие, что имеют право подчинять себе природу и других живых созданий? Они вырубают леса для строительства собственных домов, а, порою, они те же леса и вовсе сжигают, чтобы освободить под поля, которые они потом засевают хлебом. Впрочем, я, кажется, уже ответил на этот вопрос… Люди… Эти странные животные, ходящие на двух ногах, думающие, что только они способны мыслить, хотя иной раз Жуткая Жуть оказывается смышлёнее… С другой стороны, можно ли винить их в том, что они такие? И да, и нет. Люди с самого рождения растут среди себе подобных, привыкая, что нет иной истины, кроме как истина общепринятая, что нельзя мыслить иначе. Точнее, они просто не знают, как можно думать не так, как все. Любые крамольные мысли надолго не задерживаются в их головах — силой ли, разными доводами ли, но вытравливают из умов любое инакомыслие. Все, кто мыслил по-другому, кто совершал нечто необычное, непривычное, разбивающее привычный уклад жизни народа, считался или гением, или безумцем. Чаще всего, естественно, второе. Ибо «они действовали не на благо людей!». Но что есть это благо?! Сами люди привыкли, что есть только два мнения — их и неправильное. Одним из главных пороков людей является их вечная жажда противостояния. Люди не могут жить мирно, им нужно действие, им постоянно нужно больше и больше. Больше территорий, больше власти, больше вкусной еды и тех, кто будет тебе верно служить, выполнять твои прихоти. Каждый мечтает прорваться к власти, свергает предыдущего лидера, а в итоге, сам оказывается свержен своей же тенью, своими же последователями. Замкнутый круг. Глупо. Глупо! И нелепо. Именно это слово подходит больше всего. Чем дольше я живу, тем сильнее и отчаянее, безнадежнее моя жалость к этим нелепым созданиям, тем больше мне нравятся драконы… Впрочем, люди и драконы слишком похожи во многих моментах, чтобы жить мирно, это я понял ещё во времена своей далёкой юности. Но можно ли обвинять детей в том, что они выросли в навязываемых истинах и не могут видеть ничего, кроме преданности своим корням. Это в какой-то степени даже достойно уважения. Преданность… Вот только люди забывают, кем они были в самом начале, кто правил миром до их появления. Люди сами убивают других людей, делясь на племена, народы, расы… Глупцы. Все они — дети одного неба! Они же сами себя уничтожают… Даже если я не буду защищаться, даже если я не буду отстаивать свои земли, проливая людскую кровь, люди вымрут. Даже когда у них не останется арбалетов, секир, катапульт, мечей и прочих изобретений, несущих смерть себе подобным да невинным зверушкам, и громадным драконам, просто желающим жить, они будут сражаться камнями и палками, а если и их отнимут у них, то будут просто грызть друг другу глотки, пока не убьют друг друга. Что же, пытаться внушить им новые истины, посеять дружелюбие, любовь ко всему живому, совершенно бесполезно. Людей не изменить. Они продолжат причинять добро и наносить справедливость в их собственном видении. Значит, я буду просто наблюдателем, защитником своих территорий, своего народа. Однако есть у людей одно достаточно светлое свойство — все они живут ради чего-то, у многих есть своя цель, своя мечта. Даже самая незначительная мелочь, даже самая приземлённая мечта может стать смыслом жизни. Кто-то грезит о богатстве, о высоком положении в обществе, кто-то мечтает выиграть как можно больше войн, кто-то, всё-таки, старается, чтобы войн никогда не было. Кто-то хочет жениться на красавице, ну, или выйти замуж за храброго воина, кто-то посвящает себя поискам новых земель, кто-то вечно странствует, ища ответы на столь же вечные вопросы… Словом, у каждого есть то, во имя чего он живёт. Не всегда это «что-то» есть нечто правильное в моём понимании, но для другого его цель свята и праведна. Не буду им мешать, ведь, в конце концов, не факт, что в данной ситуации прав я. Вообще правых нет. Есть сторона, развязавшая конфликт, есть та, что ответила на агрессию, даже не подумав её предотвратить, как-то договориться… У всех был этот смысл, кроме меня. Меня лишили его. Ведь я один из тех отвергнутых людьми «безумцев»… Конечно, я дал повод, я, фактически, нарушил древнейшие законы всех племён, подружился с врагом, повинным в смерти сотен людей… Я подружился с драконом. Но всё же, люди тоже виноваты — они не пожелали меняться, не пожелали принять новые истины, до конца отстаивая старую. И теперь те, кого я любил, предали меня, бросили, одарили презреньем… Единственный, кто меня понял, мой лучший друг, мой дракон, был убит. Родные отреклись от меня. А я отрёкся от них. И от собственного имени, а вместе с ним и прошлого. Если бы я тогда знал, во что это выльется… А началось всё больше, чем двадцать пять лет назад. На острове, где сейчас остался лишь пепел от когда-то процветающей деревни, где уже столько лет не слышно людских голосов, где шумит сейчас только вековой лес, да перекрикиваются чайки. Всё началось на острове Олух. Мужчина горько вздохнул. Ему было больно вспоминать события такой давности. Собственную глупость, жестокость, свойственную всем юнцам. Собственный максимализм, и то, как он всё возводил в абсолют, делил мир на друзей и врагов. Но если он не расскажет всё сам себе, если не разложит всё по полочкам, то точно сойдет с ума. Или уже сошёл? Сколько он уже живёт в одиночестве, разбавленном компанией его такой дорогой сердцу семьи? Сколько не видел новых людских лиц, наполненных не злобой и ненавистью? Сколько он уже живёт отшельником, перешедшим на сторону тех, кого когда-то вместе со всеми искренне ненавидел. Или не ненавидел? Или всё это сон, бессвязный бред? Или он в самом деле уже давно сошел с ума? Впрочем, сейчас это не так важно. Мужчина ещё раз вздохнул и продолжил незаконченную строчку. Возможно, он потом сожжёт эту рукопись, дабы никто не увидел её. Хотя… Кто её может найти? Кому он нужен, раньше времени состарившийся, поседевший?! Кому он нужен, кроме драконов, коим посвятил свою жизнь?! Его возлюбленная предала его много лет назад, многие товарищи погибли в этой бессмысленной войне… Отец, все те, кого он любил когда-то, его одноплеменники убиты взмахом его руки… Остались лишь дети, сын и дочь, которые, впрочем, ещё малы, ничего не понимают. Хотя, почему малы? Ему тоже было пятнадцать, когда он сбежал с драконами, потерял одного и обрёл нового друга. Дети и братья с сестрою… И жена. И Ученики. Хм, а он не так одинок, как придумал себе! Но все они знают эту историю — многие из них даже её непосредственные участники. У того, кем я был тогда, было такое глупое имя… Иккинг Хеддок. Столько лет прошло, а люди всё те же… И реагируют на это имя всегда одинаково — с недоумением, понятия не имея, сколько всего за ним скрывается. Хотя в этом мире настанет равновесие, прекратятся все войны лишь тогда, когда исчезнет полностью, будет истреблена одна из сторон конфликта. Но истребить людей мне не по силам, а погибать сам я не хочу. Человеком я себя уже двадцать лет не считаю, впрочем, это не уменьшает трагичности этой глупой ситуации. Замкнутый круг… Но я отвлёкся. Я был сыном вождя нашего племени, Стоика, прозванного за свою фигуру Обширным… Хотя его надо было назвать Стоиком Мстительным. Думаю, не надо объяснять, почему. Я… Нет, всё-таки Иккинг, ведь себя этим именем называть глупо и неправильно — я давно уже не он. Так забавно… Когда-то, лет двадцать назад, я рассказывал эту историю тому, кого признал своим братом несмотря ни на что, и вот я вновь повторяю её… Иккинг, в общем-то, был обычным ребёнком, разве что несколько более хилым и необщительным. Но он был очень любознательным, много читал, любил мастерить, изучать… Много гулял в лесу, что помогло ему научиться там выживать, помогло научиться отличать лекарственные травы от ядовитых, использовать и те, и другие по назначению, охотиться, понимать следы животных, двигаться бесшумно, незаметно. А находясь в подмастерьях у местного кузнеца, друга вождя, Иккинг научился ковать, да и вообще это способствовало физическому развитию. Годам к пятнадцати он уже мало чем отличался от своих ровесников, разве что они были более бестолковыми, зациклившимися на собственных будущих победах и подвигах, на судьбе великого воина, которая, безусловно, их ожидает… А Иккинг был всё-таки другим. Конечно, он тоже мечтал (даже вспомнить сейчас жутко!) убить дракона, прославиться среди своих сородичей… Глупо, но естественно. Как ни крути, а это было нормально для мальчика-викинга. Вот только он опирался не на грубую силу, а на ум, на хитрость. И потому всё свободное время мастерил новое оружие, которое смогло бы убить дракона, или хотя бы помочь ему с этим, пренебрегая общением со сверстниками. Вот только вышло ему это боком, ведь к моменту, когда всем юным викингам положено идти учиться сражаться, они уже смотрели на него не как на товарища, способного прикрыть в бою… Иккинг был для них белой вороной, не изгоем, но и не другом. Так, ни то ни сё… А он таки сумел сбить дракона… И не Громмеля какого-нибудь (да простят мне эти слова эти прекрасные драконы!), а саму Ночную Фурию! Самого неуловимого, самого опасного дракона. Конечно, ему никто не поверил. Только высмеяли, но к этому мальчишка привык, а потому отправился на поиски своей жертвы в одиночку. Сбить-то сбил, а добить рука не поднялась… Даже не представляю, как бы пошла моя история, если бы он тогда наплевал на собственную жалость, на страх и вырезал бы сердце, принёс бы его отцу… Он бы ведь сам стал чудовищем, таким, какими рисуют драконов в детских сказках и каких каждый раз видели при налётах. И какими были викинги там же, на поле боя, во время сражения с теми же драконами… Но кем я теперь стал? Я ведь тоже чудовище, тот, кем пугают непослушных детей, ночной кошмар тысяч людей… Возможно, даже ни в чем неповинных. Так или иначе, но Иккинг отпустил Фурию, предоставив ей свою жизнь — захочет — убьет, а побрезгует, значит, проживет ещё сколько-то лет, а может, месяцев, а может, и дней… Но и дракон Иккинга пощадил. Так и зародилась моя первая настоящая дружба. Эх, Беззубик, Беззубик… Почему мы с тобой сразу не улетели, почему ждали какого-то глупого чуда, ждали, что люди нас поймут, примут? Почему ты не бросил меня, не спасся. Тогда всё было бы намного проще. Почему ты сейчас закопан на том самом проклятом острове, на этом безумном, кровавом Олухе? Глаза Иккинга заискрились, и чистая, горькая, полная душевной боли слеза скатилась по щеке, перечёркнутой длинным шрамом, — напоминанием об одной из давних битв, когда он ещё пытался кого-то переубедить… Руки мужчины стали слегка подрагивать, буквы скакали, перестали быть ровными и аккуратными. Мужчина давно исстрадался, давно пережил эту утрату, нашёл достаточное утешение, но всё равно эту душевную рану не исцелить ничем — можно было только приглушить собственную боль. Дракон оказался не просто летающим зверем, он был разумен! Конечно, он не мог говорить, но ему не нужны были слова, они слишком пусты. Слова… Можно соврать, можно недоговорить, можно саму правду вывернуть наизнанку. Да порою для некоторых вещей просто нет названия, их невозможно описать словами! Но мимика, жесты, на которые порою никто не обращает внимания… Этот язык гораздо более красноречив. Эмоции… именно они не врут. Не те, что мы выставляем напоказ, а именно те, что испытываем на самом деле. Иккинг ещё в детстве научился понимать людей по их лицам, благо «прочитать» бесхитростных в этом плане викингов было просто. Беззубик же постепенно научил его понимать чужие эмоции глубже. Кажется, это называется эмпатия. Иккинг читал о подобном в дневнике одного странника, купленном мною у какого-то сбившегося с пути и наткнувшегося на наш остров торговца… Общались Иккинг с Беззубиком благодаря связи. Мен-таль-ной. Точнее дракон передавал мальчишке свои мысли-образы, а тот отвечал ему словами или такими же образами. Сначала у него не получалось, но со временем он сумел развить этот навык. Как Беззубик ему объяснил, с помощью такой связи Дракон-вожак общается с остальной стаей. Теперь возникает вопрос — кто из них вожак? Думаю, Иккинг всё-таки стая. Для драконов их стая — нечто большее, чем просто племя. Это семья, братья и сёстры, единый живой организм, где каждый важен, где каждый приносит пользу… От дракона Иккинг узнавал много нового. По словам Беззубика, раньше люди тоже могли создавать ментальные связи. Но это было до начала Великой Войны. Однако ходят легенды о Драконьих Всадниках, живущих на Краю Света, там, где восходит солнце… Наблюдая за Беззубиком, мальчишка нашел некоторые слабости драконов, которые принял на вооружение для тренировок, бывшие обязательными для всего юного поколения драконоборцев. Его соплеменники запомнили и даже стали применять эти методы. Ему было больно смотреть на это. Иккинг понял то, что они ничего не знали о них, а люди уже с поразительным упорством принялись истреблять драконов. Его способами и уловками. С одной стороны, это принесло Иккингу славу Драконоборца, помогло наконец добиться внимания и понимания соплеменников. Но с другой стороны, он чувствовал себя так, словно обманывал своего друга. Когда отец Иккинга узнал о дружбе с драконом, то, как и следовало ожидать, он отправился вместе со всеми воинами на их поиски. Но больнее всего было то, что сдала их та, которой мальчишка доверился, которую любил… Ненавижу себя за свою слабохарактерность. Ведь Иккинг тогда хотел сбежать! Уйти и больше не доставлять никому проблем. Просто не успел! Надо было убить её, и тогда она никому бы не рассказала про Беззубика… Но рука не поднялась, голос дрогнул, ком встал в горле, когда Иккинг хотел попросить своего друга выстрелить в неё… Беззубик защищал меня, мальчишку, и себя… Он сражался отчаянно, безумно, как и полагается Злобному Порождению Молнии и Самой Смерти… Нескольким викингам, мне малознакомым, он просто вспорол грудь и живот когтями, другим раскроил черепа плазменными залпами, остальных убил удар сильным хвостом с последующим полётом на острые камни… Зрелище страшное. Даже описывать не хочу. Да и не могу. Я тогда был ещё слабым, наивным, миролюбивым… Но в итоге, викинги всё же сумели схватить меня и Беззубика, потеряв несколько десятков человек. А ещё больше остались калеками — кто без руки, кто без ноги, а кто и без обеих… Мне было невыносимо больно слышать предсмертный хрип соплеменников, захлебывающихся собственной кровью… Больно было видеть глаза отца, которого я всё равно любил, которого, получается, предал! А ещё страшнее, горше было слышать рыдание вдов, сестер и братьев, сирот, боевых товарищей убитых, их проклятья в мою сторону, словно я мог как-то остановить Беззубика или сам ему приказал так поступить. Убили Фурию там же, где и схватили. Нас даже не повели на Арену, откуда, впрочем, тоже побег был бы вряд ли возможен… Но Беззубика убивали медленно, мучительно, словно стараясь отомстить за пролитую кровь товарищей… Хотя, почему «словно»? Это было даже не ритуальное убийство, не жертвоприношение богам во имя процветания племени. Сначала ему отрубили крылья. Даже не так. Ему отрезали крылья тупым кинжалом, доставляя боль нам обоим — дракону физическую, а мне душевную. Меня держали несколько викингов, но я вырывался, царапался, кусался, словно взбесившийся дракон, обливая землю под собой не капавшими — брызгавшими слезами! Но до моих мук никому не было дела. Все наслаждались увлекательным зрелищем — убийством Легендарной Ночной Фурии. Скованный, сдерживаемый цепями дракон не мог сопротивляться… За крыльями ему отрезали второй элерон на хвосте, потом лапы — по фалангам пальцев, потом по суставам. Кровь лужей натекла под еле живым, жутко изуродованным телом. В моих ушах навсегда застыл хруст ломаемых костей, рвущейся плоти, никогда не выйдет из памяти вид расчленённого тела моего друга, которому, уже мёртвому, распороли, как и он своим жертвам, живот, вырезали сердце, а в конце концов отрубили голову. Никогда я не забуду этот запах крови. Конечно, я вырос в племени, для которого война — обыденность. Я не первый раз видел, как убивали людей, а уж тем более драконов, ведь ради развлечения это делали довольно часто… Но особенно запомнился мне этот полный отчаяния взгляд. Я слышал его немой крик о помощи. Потом он молил Небо о быстрой смерти… Я так и не понял, сколько прошло времени, когда я под взгляды, полные ненависти и брезгливости, оказался брошен в грязь, образовавшуюся на месте смешения крови моего друга и земли. Я не помню, что мне говорили, я словно оглох. Но зато я помню, как на миг время словно застыло и я, зарёванный, обессиленный, вымазанный своей и чужой кровью, оглянулся и понял, что нахожусь в таком родном овраге. Но вместо привычной травы только выжженная залпами земля, обагренная кровью людей и дракона… Где чья — не разобрать… Да есть ли смысл искать различия? Все мы хотим жить, и во всех нас течет одинаково алая кровь. Десятки растерзанных тел, живых и не очень… И ещё одно, перед которым я стоял на коленях. Беззубик… Брат! Мой единственный настоящий, верный друг лежал растерзанный, изуродованный предо мной… Даже его глаза цвета майской травы не уцелели — их вырезал, превратил в кровавое месиво какой-то «особо подающий надежды» мальчишка лет десяти. Когда я осознал всё, что произошло, мой громкий, отчаянный крик огласил весь остров. Это не было имя, слово или вообще что-то осмысленное, это была чистая боль, невероятная душевная боль, превратившаяся в звук. Я рухнул на землю. Я больше не плакал — слёз не осталось. Мне просто стало ясно, что я не человек. Я пошёл против правил, предал их. Люди не способны меняться, но я смог. Я не человек. Я не достоин, по мнению викингов, жить… Я лежал ничком. Ко мне подошла пара солдат, ткнула меня сапогом в бок. Я не пошевелился. Сил не было на это. Да и смысла не было. Но меня не добили. Просто бросили в этой луже крови. Просто вычеркнули из своей истории и оставили умирать там. Просто ушли. Люди не пожалели меня. Мне больше не нужна эта унижающая жалость. Они сломали меня. Они духовно убили меня. Они убили Иккинга. Так же, как Беззубик — их друзей, товарищей. Нанесли ему смертельную рану, агония от которой длилась несколько дней. Меня зовут Аран Талик, и всё, что я расскажу, чистейшая правда.