***
На продолжение оперы Кейт уже не осталась. Из студии она вышла ближе к вечеру, удивившись так быстро пролетевшему времени. Дома снова было пусто и как-то печально. Такую жизнь нельзя было назвать полным одиночеством, но Кейт все же скучала, с утра до вечера не видя друзей, редко выбираясь куда-нибудь дальше двора. В деревню ходить смысла не было никакого, а все окрестные красоты она уже обошла с имитированными пленэрами. Как бы Кейт не наслаждалась тишиной и спокойствием в первое время, теперь все это начинало давить и ощутимо нервировать. Сейчас решено было заняться рисованием. Процесс подходил на такие случаи просто идеально, потому что убивал все свободное время подчистую, требуя при этом полной сосредоточенности и отключения от некоторых проблем. К тому же Кейт до безумия любила рисовать, ощущая любимое дело как глоток свежего воздуха в такой приевшейся деревенской скуке. Сегодня рука потянулась к пеналу с простыми карандашами, а воображение вернулось в недавнее веселье. На полотне сразу же вырисовывались еще пока не узнаваемые, но уже живые фигуры Фредди, сгорбившегося перед пультом управления, Брайана и Роя на стульях рядом с ним, Джона в своем кресле, и главной иконы этого представления — Роджера, в позе величественной оперной певицы. Кейт невольно рассмеялась, живо вспоминая утреннюю забаву. Барабанщик сегодня по обыкновению вернулся поздним вечером. Он вошел в комнату, тихо напевая фрагменты Рапсодии, которые во время записи приходилось прослушивать по многу раз. Он молча ушел в душ, затем вернулся снова в одних штанах и подошел к кровати. Кейт в упор его не замечала, не желая отрываться от работы лишний раз. То уже была привычная ситуация, нужно было дать ей время закончить. Но Роджеру сегодня не хотелось ждать. Он едва ощутимо коснулся плеча девушки, заставляя ее вздрогнуть и едва не выронить карандаш. Губы растянулись в усмешке от этого неловкого движения. Он сел на кровать совсем рядом, грудью прижимаясь к сгорбленной спине, заглядывая девушке через плечо, крепко обнимая. — Подожди немного, — сосредоточенно хмурясь, попросила Кейт, упорно стараясь не обращать внимания на разливавшийся по всему телу жар от прикосновений. — Я устал, — жаловался Роджер, прижимаясь щекой к узкому плечу девушки, — хочу расслабиться. — Пару минут, и спать, — заверила его Кейт, наивно надеясь, что он хочет именно этого. — Не хочу спать, — упрямо заявил барабанщик, в момент опровергая самое безобидное предположение. Он весьма красноречиво намекал, чего он в конце концов хочет, нежно целуя чувствительную шею. Напряжение возрастало до сумасшедших масштабов, накаляя воздух. Кейт уже с минуту с остервенением обводила одну и туже линию, рискуя вспороть бумагу карандашом. На новые линии сил попросту не хватало, они выходили неуверенными и кривыми, повторяя дрожь в руке. Звенящую тишину прервал треск сломавшегося грифеля. Этот звук казался оглушительным, он как сигнальный выстрел оповещал о начале игры. Стягивая тонкую лямку с плеча, рука Роджера скользнула ниже по предплечью, заставляя кожу покрыться мурашками. Он мягко забрал из рук девушки бумагу и сломанный карандаш, убирая эти мешавшие сейчас вещи куда подальше. Кейт не сильно сопротивлялась, она дышала часто и порывисто, прикрывая глаза от удовольствия. Но все это было лишь обманкой. Она старательно имитировала, надеясь, что все же сможет получить удовольствие от прикосновений в полной мере. Отчего-то сегодня все шло не так. В тот день, сидя у Роджера на коленях в студии, она уж было поверила, что все налаживалось, но сейчас снова выходило плохо. Кейт не сразу поняла причину, усиленно рассуждая остатками разума, утопавшими в концентрированных чувствах. Все встало на свои места, когда она протянула руку к его лицу, развернула голову за поцелуем. Роджер ответил, но потом легко отстранил ее руку, и от губ снова спустился к шее и ключицам, полностью контролируя положение. Словно проверяя свою догадку, Кейт взяла его руку, переплетая пальцы, отнимая от собственной груди, но Роджер лишь нежно поцеловал ее запястье и снова вернул свою руку на прежнее место. Кейт раздосадованно выдохнула, болезненно морщась от безысходности. Сейчас она не контролировала абсолютно ничего, полностью отдаваясь на попечение мужчины, который хоть и осторожничал, но всё равно держался уже с трудом. Это расстройство отбивало всякое желание и возвращало такие мешавшие всегда опасения. Но это все же не самое страшное. Роджер тем временем с громким придыханием сжал руками живот Кейт, а затем и вовсе переместился ниже, пальцами забираясь под ткань мягких домашних шортов. Подумать в ту секунду Кейт точно не успела. Она резко сжала ноги, сильно дернувшись, широко распахнув глаза. — Да что опять? — возмутился Роджер, доведенный уже до предела подобными выходками. — Ничего, — как обычно соврала Кейт, извиваясь в крепких объятиях, надеясь вырваться. — Просто не в настроении сегодня. — Ты всегда не в настроении, — резонно подметил Роджер, только крепче сжимая руки. — В чем дело? — Да ничего, просто… — недовольно ответила девушка, стараясь контролировать срывающийся голос, — отпусти! Раньше такое срабатывало. Боялся Роджер или просто после первого случая стал прислушиваться, но всегда ее отказ принимался с молчаливым раздражением, но не сейчас. Надоело быть в вечном неведении и жить в сплошных догадках. — Нет, — строго отрезал он, падая на кровать, утягивая Кейт за собой. — Не отпущу, пока не расскажешь. — Что я должна тебе рассказать? — обиженно, или уже испуганно, спросила Кейт, искренне полагая, что Роджер не догадается никогда. — Да хватит, — протянул барабанщик, — и сама прекрасно понимаешь. — Нет, я понятия не имею, что ты хочешь от меня услышать! — не оставляя попыток вырваться, недовольно отвечала Кейт. — Просто отпусти меня наконец! Роджер слегка ослабил хватку, приподнявшись на локте, но попрежнему удерживая Кейт рядом с собой. Теперь он заглядывал ей в глаза, неприклонно заявив: — Я слушаю. Кейт умело строила недоумевающее выражение лица, делая вид, что абсолютно не понимает, о чем идет речь. Она даже не рассматривала такого варианта, что просто возьмет и все выложит. Нет, никогда и никому она этого не расскажет, просто потому что не сможет. — Я все сказала, — твердо сопротивлялась Кейт. — Просто нет настроения. Роджет недовольно закатил глаза, коротко кивая, а затем снова скользнул рукой по телу девушки вниз. Ее реакция стоила всяких слов. Кейт быстро перехватила его запястье и отвела в сторону, при этом буквально вжимаясь в мягкий матрас, словно прячась. — Нет настроения? — переспросил Роджер, глядя на нее в упор. Пользуясь случаем, Кейт откинула его руку, садясь на кровати. Уходить смысла не было, а так хотя бы можно было укрыться он проницательного взгляда зеленых глаз. Все это слишком… просто слишком. Роджер тоже поднялся, садясь напротив. Он молчал, ожидая, что Кейт все же расскажет ему хоть что-нибудь, но она не говорила, молча глядя куда-то в сторону, напряженно закусывая губу. Эта ситуация была неприятна до тошноты. Кейт многое отдала бы, чтобы неизбежный разговор не начинался никогда. Теперь она понимала, что не отвертится. Роджер слишком упрям, чтобы оставить эту очевидную недосказанность. И его можно понять, но кому от этого легче? Уж точно не Кейт. Обстановка накалялась, передавая Роджеру какое-то непонятное волнение и тревогу. Напрочь забыв, что любое неосторожное движение может ранить, он мягко коснулся ее колена, надеясь если не выбить на откровения, то хотя бы успокоить, но сделал только хуже. — Не трогай! — неожиданно для самой себя прикрикнула Кейт, тут же сбрасывая его руку. — Кейт, в чем дело? — он уже откровенно допытывался, но иначе было нельзя. Она молчала, обнимая себя за колени, сжимаясь, словно прячась от всего мира. — Я когда-то обидел тебя? — барабанщик начал предполагать. — Нет, — тихо ответила Кейт, с волнением думая, найдет ли он таким перебором истинную причину. — Это из-за того случая в баре? — осторожно спросил он, вспоминая злополучный вечер первого нервного срыва. — Нет, — еще тише отвечала Кейт, чувствуя, как неприятно защипало в глазах. — У тебя были другие мужчины до меня? — пугаясь от одного только предположения, спросил Роджер. Кейт молчала, отвернувшись, пряча от него лицо, по которому уже тихо струились слезы. — Я первый? — наконец спросил Роджер, подозревая, что мыслит в нужном направлении. — Нет, Роджер, ты не первый! — вскрикнула она, наконец повернувшись. Барабанщик испуганно вздрогнул. Кейт выглядела действительно плохо. Она тяжело дышала, уже начала тихо всхлипывать, глаза покраснели, снова и снова заполняясь слезами. Губы подрагивали, как у испуганного ребенка, отчего она выглядела еще более жалко и разбито. — Роджер, меня… — Кейт замолчала, открывая рот, каждый раз надеясь, что сможет произнести это вслух, и каждый раз бессильно замолкая, — меня… Она много раз представляла, как рассказывает это, наивно полагая, что это совсем не сложно, что хоть спустя столько лет получится. Но она не могла сказать, казалось, произнести одно это слово просто невозможно. Губы отказывались подчиняться, лишь бессильно подрагивая в сбитом дыхании. Тогда Кейт поняла, что еще ни разу не говорила этого вслух. Эмма догадалась сама, выбив у подруги в тот день лишь короткий кивок. Кейт словно вернулась на пять лет назад, как сейчас ощущая свое тогдашнее состояние. Только сейчас она осознавала свою огромную ошибку — нельзя смириться с таким потрясением, не приняв его до конца. Оно будет гложить всю жизнь, всплывая тяжелым напоминанием в любой неоднозначной ситуации. Только сейчас становилось очевидно — годы, за которые она якобы забывала, училась справляться и жить заново, были проведены впустую. Кейт не справилась в одиночку, теперь она чувствовала это ясно как никогда. Все это читалось на ее лице, сильно пугая Роджера, который начал догадываться о самом страшном. Он долго отметал это ужасное предположения, искренне не веря, что такое вообще могло произойти. Но все было уже понятно и без слов. Он взял Кейт за руку, крепко сжав, с опаской поглядывая на нее. Она затаила дыхание, глядя на его руку, чувствуя теплую ладонь, физически ощущая поддержку, которая так много значила. Она прекрасно понимала, что он догадывается, но все равно нуждается в объяснении. Она и сама в этом нуждалась даже больше. — Меня… — снова попыталась выдавить из себя злосчастное слово Кейт, опять болезненно замолкая. — Меня изнасиловали… Кажется, сердце перестало биться. Какое-то новое, неизвестное доселе чувство медленно разливалось по телу, порождая сильную дрожь. Это короткое признание словно открыло что-то необыкновенное, обнажило другую сторону. Воспоминания вспыхнули ярче, вызывая отвращение и ужасную тошноту, но не страх. Это первобытное ужасающее чувство медленно растворялось, оставаясь лишь маленьким тлеющим огоньком в душе. Теперь Кейт терзала обида, боль и отвращение, и еще много других мерзких чувств, но страх словно испарился. Одно короткое признание открывало глаза, позволяя видеть причины и бороться с проблемой, а не слепо прятаться и зарываться глубже в ворох давящих рассуждений. Роджер тоже был ощутимо поражен. До этого он все равно не верил полностью, до последнего надеясь, что не произошло самое страшное. Теперь же все встало на свои места, словно пазл складывая воедино все неясные выходки Кейт, да и в целом ее поведение. Барабанщик почувствовал вину, беря на себя долю ответственности, отчасти он тоже виноват, по незнанию лишь подпитывая страхи Кейт. Он отдернул руку, только сейчас в полной мере осознав, насколько губительными могут быть прикосновения. Этот короткий жест не укрылся от Кейт. Она подняла на него непонимающий тревожный взгляд. — Не убирай, — тихо попросила она, снова сжимая его руку. — Ты можешь не говорить, если не хочешь, — произнес Роджер, с тревогой глядя на девушку. — Я хочу, — с кривой неестественной улыбкой призналась она и снова замолчала. — Ты кому-нибудь рассказывала? — сам издалека начал расспрашивать Роджер. — Только Эмме. — Давно это произошло? — он задал самый волновавший его вопрос, боясь услышать ближайшие даты. — В 70-м, — ответила Кейт, бездумно глядя прямо перед собой, — мне тогда было 19. Она закрыла глаза, откидывая голову назад, погружаясь в воспоминания. Воображение запросто рисовало события тех дней, отзываясь тупой болью в груди. — Тогда я была совсем другой, — словно через силу начала Кейт, подходя к истории осторожно, — какое-то время жила в общежитии. Мне хотелось свободы и самостоятельности, я практически сбежала от родителей, — грустно усмехнулась она. — Мы с Эммой отрывались по полной. Каждый вечер ошивались в барах, пили, знакомились с парнями. Нам просто было хорошо и весело, и мысль не промелькнула, что может случиться что-то нехорошее. С кем угодно, но точно не с нами. Кейт сокрушенно закрыла лицо руками, тяжело выдыхая, до сих пор укоряя себя за глупость и беспечность. — Однажды я познакомилась с парнем, — продолжала она, — мы были одного возраста, оба беззаботные и глупые. Но я, видимо, совсем не соображала, если после первой же недели общения решила, что влюбилась. Да я и не встречалась ни с кем прежде, поэтому легко повелась. Ошибка. Огромная ошибка. Она снова замолчала. Сейчас Кейт, кажется, уже чувствовала себя лучше. Слезы высохли, дыхание выровнялось, она тихо рассказывала, глядя прямо перед собой пустым взглядом. — У него уехали родители, и он позвал меня к себе домой на ночь. Конечно, я согласилась, уверенная, что ничего плохого просто не могло случиться. Действительно, а что могло пойти не так? — с лёгкой самоиронией спросила она. — Мы выпили и пошли в его комнату. Чем дальше она рассказывала, тем больше пауз делала между словами, тем сильнее ухудшалось дыхание и менялся взгляд. Ее тёмные глаза отражали горечь и обиду, она словно отчитывала саму себя, молодую и беспечную, так глупо доверившуюся практически незнакомому человеку. — Все было хорошо, пока он не попросился отойти, — Кейт заговорила совсем тихо, болезненно морщась, сильнее сжимая руку Роджера. — Вернулся он не один. Кейт замолчала, стирая слезы с щек, снова стыдливо отворачиваясь и тихо всхлипывая. — Оказалось, всё это время дома был его друг. Они спрашивали согласия, подбивали на это. Я испугалась, но отказ мой уже никто не слышал. Так все и произошло. Тяжёлая давящая тишина заполнила комнату. Лишь гулким эхом учащенно билось сердце и тихо струились по щекам слезы. Большего рассказывать просто не поворачивался язык, но мысли так просто не остановишь. Воспоминания в любом случае вырисовывались, заставляя до крови кусать губы и с силой сжимать кулаки. Такое невозможно забыть. На запястьях словно снова железными тисками сжимали чужие руки, кожа покрывалась синяками, голос срывался от бесконечного крика, который никто так и не услышал. А внутри буря эмоций. Бурлящая, ранящая, выжигающая. Редко испытываешь столько чувств разом. Боль, страх, обида, бессильная злоба, отвращение к самой себе, полное разочарование в двух мерзавцах и во всех людях разом, ненависть к себе и собственному изуродованному телу. Такое не передать словами. Это можно лишь ощутить на себе или увидеть в глазах несчастного человека этот яркий отпечаток — вечное клеймо. Кейт снова открыла глаза, когда на плечо легла слегка подрагивающая ладонь, от которой по телу разливалось тепло. Конечно же Роджер не понимал всего того, что она сейчас чувствовала, но он действительно старался помочь. Неумело, неуверенно, но старался. И этого было достаточно. Именно эта простая человеческая поддержка спасает в такой ситуации. — Они сейчас на свободе? — охрипшим голосом спросил Роджер. — Через пол года их обоих посадили за торговлю наркотиками, кажется, — поморщилась Кейт. — Да мне все равно. Легче от этого не становится. — Ясно, — протянул Роджер, не зная, что сказать. — Спасибо, что выслушал, — через силу улыбнулась Кейт, с благодарностью глядя на него. Она чувствовала ужасную усталость. Сильно разболелась голова, слипались глаза. Это признание стоило ей титанических усилий, но теперь, как в конце тяжелого рабочего дня, полегчало. Что-то в затвердевшем и напряженном до предела сознание распускалось и освобождалось, позволяя вздохнуть спокойнее. — Не знаю даже, что сказать, — сконфуженно выдавил барабанщик, виновато глядя на девушку. — Ничего не надо говорить, — ответила она, — просто теперь ты наконец-то все понимаешь. Они молча легли спать, прижавшись друг к другу, долгое не решаясь сказать что-то. Слова казались лишними, только мешавшими в этот момент. — Кейт, — наконец решившись, прошептал Роджер, — я бы никогда не сделал такого с тобой, или с кем-то еще. — Я знаю, — тихо ответила она, обнимая его еще крепче, вкладывая в эти простые слова все свои чувства и бесконечную благодарность.Spare him his life from this monstrosity
29 марта 2019 г. в 00:37
Примечания:
Вот и оно. Надеюсь, сильно долбанет, потому что меня действительно серьёзно подкосило. Я много чего смотрела и читала по этой проблеме, и все рассказывают и признаются абсолютно по-разному, поэтому у меня получилось что-то своё. Долго не могла взяться за вторую часть главы, но в итоге написала все разом за один день. Хотя эти несчастные несколько страниц пока что будут считаться сложнейшими в моей жизни. Я просто сейчас свалюсь замертво от перенапряжения.
Больше чем обычно буду ждать ваших отзывов, мне просто очень важно узнать все ваши мысли по поводу этой главы.
Кстати, следующая глава финальная, и да, там будет нца (надеюсь, никто не умрет от счастья). Если что, я в этом полный ноль, поэтому опять же не ждите скорого продолжения.
Приятного прочтения, и спасибо за внимание. Я вас всех очень сильно люблю ❤️
Что подразумевалось под таинственной «оперной частью», не знал никто. Кроме Фредди, который на любые расспросы загадочно посмеивался и обещал, что в итоге у них получится настоящий шедевр. Оставалось ему просто довериться. А работа над той самой Рапсодией шла полным ходом. Песня отнимала столько времени и сил, что ребята зачастую до поздней ночи записывали в студии, возвращаясь изрядно уставшими и раздраженными, но полностью удовлетворёнными результатами. Уже на ранних этапах виден был потенциал песни, и казалось, что лучше и придумать нельзя, но всех участников группы, буквально болевших своим детищем, было не остановить. Они добавляли, переписывали, доводя до совершенства, корректировали снова и снова. Потрепанная пленка с наклеенными кусками через некоторое время напоминала зебру, а позже вообще пришлось делать копию, потому что высокие частоты просто напросто пропадали с истертой поверхности.
Кейт стала чаще заглядывать в студию, заинтересовавшись песней. За творческим процессом создания было просто приятно наблюдать. Выспавшись, она тихо приходила и удобно устраивалась на диване, проводя так беззаботные часы. Но сегодняшний день был особенным. Роджер должен был записывать оперную часть. По такому случаю Кейт даже встала рано, сгорая от любопытства. Барабанщик славился фальцетом, но все же услышать от него исполнение оперы было любопытно.
На улице было сыро и пасмурно, по двору лениво разгуливали петухи. Когда Роджер и Кейт пришли в студию, работа там уже шла полным ходом. Брайан записывал свое гитарное соло, которое шло примерно перед частью Роджера. Барабанщик громко плюхнулся на диван, на ходу прикуривая сигарету. На носу неизменно красовались солнцезащитные очки, скрывавшие сонно прикрытые глаза.
— Дорогуша, ты бы не злоупотреблял сигаретами, — вместо приветствия посоветовал Фредди, — у тебя сегодня серьезная запись.
— Сам разберусь, — тихо бросил Роджер.
К раздраженному по утрам барабанщику все уже давно привыкли. Он либо долго ворчал и огрызался, или в лучшем случае сидел молча, часто зевая.
— Вот, кстати, — спохватился Фред, протягивая Роджеру текст, написанный неровным почерком на обороте телефонного справочника, — слов у тебя немного, но ты хотя бы посмотри.
Роджер даже снял очки, читая строчки песни в приглушенном свете. Кейт сидела рядом, поджав под себя ноги. Она положила голову барабанщику на плечо, с интересом заглядывая в листок.
— Галилео? — удивленно спросил барабанщик, еще раз перечитывая свои строки. — Что это значит?
Фредди загадочно улыбался, стоя в пол оборота, словно не слыша возмущений.
— Не представляю, что из этого выйдет, — уже тише сетовал Роджер, тяжело вздыхая.
— Не ворчи. — Кейт легонько толкнула его в плечо. — Разве часто Фредди предлагает что-то нехорошее?
— Нет, но… — хотел было поспорить он.
— Проснись ты на пару часов позже, и тебя бы все устраивало, — осторожно подметила Кейт.
Роджер раздраженно фыркнул, решив не отвечать. Потому что так оно и было. Девушка примирительно улыбнулась, снова устраиваясь на плече барабанщика. Брайан все еще играл, вновь перезаписывая итак уже идеальную партию. Наконец они с Фредди решили, что лучше уже некуда, и стоит взяться за следующую часть. Все взгляды устремились на Роджера.
— Твой выход, дорогуша, — в предвкушении улыбнулся Фред.
— Я еще не распелся, — бросил барабанщик, недовольно хмурясь, под всеобщий раздраженный вздох.
— Ну так чего ты ждешь? — возмутился фронтмен. — Давай распевайся и бегом петь!
Роджер прокашлялся, глубоко вздохнул и начал. Неизвестно, что смешного было в обыкновенной распевке, но всех словно подкосило. Кейт прыснула, лицом уткнувшись барабанщику в плечо, чтобы не рассмеяться в голос. Джон закусил губу и смешно зажмурился, растекаясь в своем кресле. Брайан и Рой Бейкер, сидевшие за панелью управления, синхронно согнулись пополам, в приступе беззвучного смеха. Фредди же просто широко улыбался, удовлетворенно кивая.
— Что смешного? — возмутился Роджер, обиженно оглядывая всех присутствующих.
— Ничего-ничего, — выдохнув, заверил его Джон.
— И ты туда же? — обиженно спросил барабанщик, скидывая Кейт с плеча.
Она отодвинулась, закрывая лицо руками.
— Да все отлично, — отмахивалась девушка, садясь подальше от раздраженного Роджера.
— Не слушай их, — попросил Фредди, взглядом намекая друзьям, что пора бы заткнуться, — иди пой.
Роджера действительно нежелательно было лишний раз злить. Рассерженный по утрам, он мог просто обидеться и уйти, чего сейчас просто нельзя было допускать. Барабанщик надел наушники.
— Включай, — сказал он, настроившись.
Заиграла музыка и песня на фоне, а затем Роджер запел злополучное «Галилео». Если с распевки все просто тихо посмеивались, то сейчас студия взорвалась громким хохотом. Кейт упала на мягкие подушки, закрывая лицо руками, часто вздрагивая от смеха. Брайан развернулся на стуле, словно прячась от барабанщика, стоявшего перед ним за стеклом. Джон откинулся на спинку кресла, тоже смеясь в голос. Кажется, даже Фредди нашел эту своеобразную оперу забавной.
— Что вы смеетесь? — обиженно кричал в микрофон Роджер, смешно вскидывая брови.
— Родж, это просто шикарно! — все еще посмеиваясь, то ли в шутку, то ли серьезно восхищался Брайан.
— Да хватит! — барабанщик беспомощно огрызался. — Не заткнетесь, и я ничего больше петь не буду!
— Так, тихо! — Фредди прикрикнул, видимо, восприняв угрозу всерьез.
Все с трудом умолкли, изо всех сил стараясь держаться.
— Давай еще, — попросил в микрофон Фред.
Со следующими «Галилео» все повторялось снова, и всеобщая истерика только усиливалась. Роджер по-прежнему возникал, но уходить всё-таки не спешил. Кроме шуток, получалось у него и правда замечательно, но Фредди этого было мало. Он непреклонно просил петь выше. Рой сбивался со счета, уже в который раз перезаписывая фрагмент.
— Ну как? — спрашивал Роджер, в очередной раз спев пресловутое «Галилео».
Он наконец полностью проснулся и, кажется, вошел во вкус. Барабанщик пел уже с бо́льшим энтузиазмом, размахивая руками, словно настоящая оперная певица. Смех в студии подутих, потому что у всех уже болели щеки, и слезились глаза.
— Выше, — настаивал на своем Фредди, каждый раз сосредоточенно вслушиваясь.
— Можешь еще выше? — уточнил Джон.
— Могу, но тогда меня услышат только собаки, — ответил Роджер. — Ладно, врубай.
От бесконечных «Галилео» уже звенело в ушах. Про время все забыли, начав серьезно вслушиваться в голос. Казалось, что каждый раз Роджер пел практически одинаково, но Фредди все равно требовал выше. Видно было, что барабанщик старался изо всех сил, принципиально стремясь довести пение до идеала, ну или хотя бы до того момента, пока удовлетворен не будет фронтмен.
— У меня яйца уже в горле стоят, — не выдержав, выругался Роджер, — мы закончили?
— Дорогуша, я тебя обожаю! — наконец удовлетворенно воскликнул Фредди. — Идеально получилось.
— Ну наконец-то, — облегченно вздохнул Роджер, собираясь уже уходить.
— Не так быстро, — остановил его Фред, — у тебя там еще пара строк…