Черти тихого омута

Джи Ху заходит в комнату, чтобы чуть привести себя в порядок, мог бы и уборной воспользоваться где поближе, но счёл не самым подходящим местом. Ему на глаза попадается Мин, спокойно играющий в приставку. Джи Ху не задаёт вопросов, откуда она тут взялась вместе с телевизором, на который Мин вывел изображение, и почему он сам здесь расселся. Джи Ху следует к зеркалу и, встретившись взглядом со своим отражением, замечает, что помимо едва заметной рассечённой раны на его губе, чуть ниже неё вскоре проявится синяк. Лэй слабо бьёт, и, если бы не создавшийся эффект неожиданности, пришедшийся на его удачу… Лэй бы сейчас обнимал кушетку в травмпункте. Ведь Джи Ху не остался бы в долгу за подобную выходку. То «привет, я тебе друг», то «не спи с моим парнем». В смысле «не спи»? А так хочется! Чем дольше Джи Ху прокручивает сложившуюся ситуацию в голове, тем менее ему смешно и более грустно. Лэй боится потерять Мина, но и Джи Ху этого боится, как бы ни хотел не признавать. Всему тому, что произошло, Джи Ху позволил произойти. Он отступал, разрешая нападения, он запрещал себе приближаться, но не торопился отходить, он оттаскивал себя в противоположную сторону, когда начинал осознавать, что мозг перестаёт слушаться, уступая «место у руля» не самому логичному органу. Предпочитал считать Мина чем-то вирусным, но плохо-то без него, а не с ним. И чёрт возьми, да, он не оставил Лэю возможности оправдывать Мина, потому что не хотел её оставлять. Не прямо, так косвенно заставил Лэя убедиться в его же догадках, он напросился. А на душе… на душе теперь слаще. Если они поругаются — Мину не всё равно. Это не надо доказывать, но и чувствовать мало. Надо так, чтобы именно ему всегда было не всё равно, по-другому непривычно и не пойдёт. А уж если у Лэя проблемы с контролем гнева (которые Мин ранее приписывал Джи Ху), то это к врачу. Вступать в открытый конфликт, распуская руки в общественном месте, минимум нелогично. Джи Ху бы во всём и обвинили ещё, мол, на мальца несмышлёного замахнулся. А оно ему надо? Проблемы эти. Нет, ни к чему. Может, оно и странно довольно, поступать так, как он, но Джи Ху единственный, кто видел во взгляде Лэя все те эмоции, что его переполняли. Бегающие глаза, полные горечи, униженности и досады, слабость в каждом движении; то, что он произнёс, его убивало. Джи Ху добавил. Это ли не чистая, ненужная победа? Никто не знает, как сильно Джи Ху желал размазать Лэя по стене. А когда он упомянул предполагаемо произошедший у них с Мином акт, это и вовсе вывело Джи Ху из себя. Мин, когда из-за его «просьбы» гордость Джи Ху десятикратно сломилась — пренебрёг. Веская причина, чтобы его ненавидеть, но не ненавидится. Зато Лэя вполне. На него разом выплеснулось то, что Джи Ху долго пытался или обуздать, или закопать внутри себя. Пытался, но не так-то это просто. Удивительно, как руки сами не потянулись сжать горло Лэя, с целью услышать хриплый звук сдавленного дыхания. Воскрешаться и умирать вместе с ним. То, что он сказал, было меньшим из того, на что способен. Если бы дело было только лишь в ревности… Если бы только в Мине… Джи Ху всячески отгораживался от преследующих его навязчивых идей. Надеялся, что новое увлечение поможет с самоконтролем. Отчасти это так. Первое время помогало, пока он не начал дорожить Мином. Страх потери усилился с появлением Лэя, а позволив себе приблизиться к Мину, Джи Ху ощутил временное заполнение внутренней пустоты, и отказаться от него не может. Трудно даже представить, как Лэй будет изучать Мина, узнавать, каков он, начнёт считать своим. Уже считает. Наивный. Мин позволит знать о себе только то, что сочтёт необходимым. Он кажется открытым человеком, но скелетов у него в шкафу больше, чем в камерах хранения у патологоанатома после чрезвычайного происшествия, отшумевшего по всем новостям. И за сохранностью он может следить лучше (учитывая сколько им уже лет). Даже Джи Ху не в курсе всех его тайн, но предпочитает не спрашивать. Ни почему в доме Мина была только лишь мать, ни в каких отношениях он с отцом, ни уж тем более почему так бесится при упоминании его бывшего, по всей видимости, единственного, что вообще странно. Он может улыбаться всё время, острить на любые темы и при этом не проявлять свои слабости. Джи Ху, конечно, тоже не перед всеми душу выворачивает, но о нём и так понаписано немало. И о том, что сирота, и о том, что воспитывался якобы прислугой, которая менялась со скоростью света. Поисковики выдают это сразу же, стоит ввести его имя. Больше всего Джи Ху нравится статья «Детский дом не для богатенького отпрыска». Столько желчи он ни разу не встречал. Хорошо хоть там не называли его «малыш». Это он ненавидит, и не только из-за Со Хён, он не хочет ни жалости к себе, ни давления с целью подчинить мнимой заботой — «ох, бедный малыш, ему так тяжело, остался совсем один». Лучше быть одному, чем с кем попало. Одиночество учит самостоятельности. А уж сколько желающих было подать документы на его усыновление, и вспомнить жутко. Сдаётся ему, не без участия деда урегулировали. «Опекун», который не является ни на один день рождения. Но речь сейчас не о нём. Не случилось бы ровным счётом ничего, если бы Мин со своей гаденькой похабной улыбкой в то утро не появился перед самым носом Джи Ху, весь такой «вот он — я». Если кто в него и влюбляется, то точно не с первого взгляда. А Лэй так вообще на оба глаза слеп. Джи Ху бы ещё раз плюнул, настолько ему отвратителен Лэй. «А хотя бы потому, что он есть» — не аргумент, и что в нём конкретно такого бесючего, Джи Ху не ответить. За всё ответит Мин, не Джи Ху это начинал. Парень не придаёт значения своей обиде настолько глубоко, насколько она сидит в нём. Лэй перед Мином и разложит, и разденется, и расстелится, и расслабится, всё по первому же требованию. Чего ему не хватает? Зачем ещё и Джи Ху в это втягивать? Что, если вся та поездка плюсом к недавно произошедшему только лишь для того, чтобы посмотреть реакцию Лэя? Не долго же он заставил себя ждать. Видимо, для него быть с Мином — это как сидеть на пороховой бочке: не знать, какой миг станет последним. Ярость, с которой Джи Ху смотрел на Мина буквально вчера, будто испарилась. Вместо неё в груди что-то иное. Джи Ху выключает кран и снова поднимает глаза к зеркалу: намочил ещё и чёлку, по-видимому, а как долго простоял, не помнит. По ощущениям влаги на лице, даже после обтирания полотенцем, делает вывод, что вообще уже не высохнет. Усмехается, будто это имеет значение, и выходит, чтобы найти мазь, которая, видимо, и была куплена для чего-то подобного. Мин, встретившись взглядом с Джи Ху, одними глазами «спрашивает»: «от кого схлопотал?» Джи Ху так же, одними глазами, «отвечает» ему: «идиот твой неуравнобешенный постарался». И снова молчание. Джи Ху наносит мазь на нижнюю губу и немного под ней, тщательно вминает пальцами, а Мин, периодически искоса посматривая, уже не может дождаться, когда Джи Ху «намазюкиваться» закончит аки принцесса Вэньчэн, которой после «соревнования» жениха предоставят. Мин самостоятельный, он если предоставится — уже не вытуришь. Джи Ху собирается на выход, закончив процедуры по возвращению лицу не целостности, конечно, а хоть вида поздоровее, но у самой двери, не дав обуться, ему в коленку рукой тычет Мин, протягивая второй джойстик. Джи Ху принимает его и садится рядом с Мином на кровать, укрывая босые ноги. Да пошло оно всё. И учёба, и инцидент с Лэем, и тот факт, что они с Мином вроде как «по углам» разбежались. Мин выбирает для Джи Ху одного из футболистов принадлежащей ему же и в реальной жизни команды, а сам играет за противоположную. Иногда ему хочется выкрикнуть что-то при победе, а в иной раз он замечает, что Джи Ху поддаётся. Сыграв в ничью после трёх часов, проведённых в близком молчании, Мин собирается сменить футбол на бокс и хоть там, возможно, не только на пальцах, показать, как его колотит изнутри, на персонаже Джи Ху. Но «Лэечка» умеет напоминать о себе не вовремя. — Я вещи собрал. Да, скоро буду. — Мин кладет джойстик на одеяло, сжимает в руке телефон и вздыхает расстроенно, думая, что Джи Ху не заметил. И, забрав сумку, уходит. «Ни тебе здрасте, ни до свидания», — думает Джи Ху и откидывается на его кровати. Одному тоже неплохо. Пока здесь ещё пахнет по-родному… Джи Ху выключает аппаратуру, собираясь на этой же кровати и провалиться в сон, проводит по матрасу пальцами до самой подушки, утыкается в неё носом и горько произносит: — Я совсем свихнулся… на нём… — сглатывает и добавляет: — Завтра же найду себе девушку.