Быть его учеником

Завидовал ли я? Да, отчаянно завидовал. Особенно тому, как относился к вам Рейстлин. Вы, наверное, и не подозревали, что я сам нуждаюсь в его заботах и любви, так ведь? А я жаждал его внимания и одобрения. Да, это было так. © Маргарет Уэйс, Трэйси Хикмэн «Драконы пропавшей звезды» Он встретился с Рейстлином впервые в Вайретской башне, на очередном собрании. Эта встреча не была похожа на то, что он рисовал в своем сознании. Так всегда бывает. А уж в случае с его шалафи… Тогда, у Врат, Даламар ожидал чего угодно, но только не самопожертвования. И сейчас он представлял великого мага после двадцати лет в Бездне разгневанным, обезумевшим, озлобившимся… Но Рейстлин совершенно буднично вышел ему навстречу в коридоре. И Даламара поразил его взгляд. Он словно смотрел в тихую безмятежную воду. Эту ровную гладь не мог поколебать ни брошенный камень, ни даже рухнувшая в море гора. − Даламар, − он обратился к нему так, словно они расстались на прошлой неделе. − Думаю, мне есть, что рассказать о грядущих событиях. Ты вовремя собрал всех. Он не чувствовал в шалафи прежней магической силы, но аура его была столь же осязаема и непоколебима. Настолько, что он только и смог, что коротко кивнуть. Кивнуть и, выровняв дыхание, зашагать рядом с ним. Он попросту не знал, что можно сказать. Сообщить, как ему было нелегко сделать такой выбор? Поведать, как он скучал, ждал, надеялся, несмотря ни на что? Как он запечатал лабораторию от себя самого? Даже представить смешно. Он бы не сказал такого прежнему Рейстлину. А уж тому, что сейчас шел рядом с ним, Рейстлину, чей взгляд стал подобен спокойной воде, тем более. Он украдкой наблюдал за своим бывшим учителем. Внешне он не изменился нисколько. Прежними остались и все жесты, движения. Вот только… «Тихая гладь». Не было больше в нем того надрыва, той болезненной одержимости. Проследив за взглядом Даламара, он аккуратно стер рукавом непонятные тёмно-зелёные разводы под бровью. − Фисташковая краска. Одолжил у Тики. − Коротко пояснил он, будто и раньше имел привычку таскать косметику у жены своего брата. − Эти так называемые серые маги разбежались, когда я встретил их в Вайретском лесу. Они явно намеревались захватить башню, но их планы нарушил мертвый маг из Бездны. − Продолжил Рейстлин. − Они поспешили доложить Владычице, что я разгуливаю по миру… Глупцам невдомек, что Такхизис сейчас не до меня. − Тут он на мгновение стал самим собой, руки его сжались в кулаки, глаза сверкнули злобой. − Она не открыла мне Врата! Я предлагал ей терзать и мучить меня веками, но она не открыла их! − Ты… ты хотел вернуться в Бездну, шалафи? − опешил Даламар. Произнести это слово было одновременно и легко и непросто. Рейстлин отвернулся. − Я не хотел выходить, но мне пришлось. Ради Палина. «Ради Палина». Даламара охватил гнев. Ну конечно, ради Палина. Рейстлин Маджере вдруг вспомнил о своих родственных чувствах. Вспомнил из-за этого светлого недоучки. Которого видел всего лишь пару раз, но которому щедро даровал волшебный посох прямо с того света. «Уймись, глупец. Возможно, вскоре весь этот мир обратится в пыль. Возможно, вскоре и ты, и этот дядин любимчик будете мертвы. И тогда ничего уже не будет иметь значения». − Я навестил брата. «Поздравляю, шалафи. Уверен, что семейное воссоединение было бурным». Он представил, как Карамон сгребает хрупкое тело брата в охапку, так, что у него чуть ли не трещат ребра, сжимает изо всех сил, желая убедиться, что перед ним не призрак. В горле образовался комок. Они уже подошли к дверям зала для собраний. − Полагаю, следующей, кому вы нанесете визит вежливости, будет госпожа Крисания? − сухо уточнил Даламар. Взгляд, который бывший учитель бросил на него, был полон презрения. Раньше от такого он бы умер на месте. А теперь он испытал странное удовлетворение. По крайней мере, эта «спокойная вода» пропала, пусть всего на мгновение. Рейстлин, больше не обращая на него внимания, вошел в зал. Он сделал это так же буднично, словно все эти годы регулярно заседал в Конклаве. Проигнорировал вытянувшиеся лица магов − хотя Даламар отметил, что ему было приятно их изумление, был приятен их страх. Он кратко поклонился − никто, кроме Рейстлина, не мог сделать этот жест почтения настолько издевательским. − Это он! Он освободил своего учителя из Бездны! − выкрикнула незнакомая ему колдунья из Белой ложи, указывая пальцем на Даламара. Он рассмеялся. − Уверяю вас, госпожа… − Даламар не делал этого, − перебил Рейстлин. − Мало кому было бы столь невыгодно мое возвращение, как моему бывшему ученику. Я здесь, потому что та, кто правит в Бездне, оставила свой мир… Маги жадно внимали тому, кого столько лет считали отступником и кого так боялись и ненавидели. Впрочем, нет, теперь уже нет, ведь самопожертвование Рейстлина сыграло на руку магам всех лож. Теперь их уважали, все дороги были открыты им. В каком-то смысле он и правда стал богом, богом для каждого, кто живет магией. Только некоторые из Белых мантий по-прежнему противились, но теперь и они замерли, слушая его. А Даламар, его бывший ученик, только и мог, что стоять, подпирая стену, по старой привычке спрятав руки в рукава. За несколько минут он, уважаемый маг Черной ложи и глава Конклава, вдруг вновь обратился в зеленого новичка, который не знает, как угодить своему учителю. Даламару хотелось сделать что-нибудь, что вернет ему достоинство. Что-нибудь, что отнимет у Рейстлина власть над ним и другими. Почему-то даже отсутствие магии не смогло лишить Маджере этой власти. А потом он безропотно переместился вместе с ним в Палантас. Для этого Рейстлину пришлось крепко ухватить его за руку. Тело его по-прежнему было горячим, точно в лихорадке. Даламару стоило огромных трудов сохранить невозмутимое лицо. *** Палин − главная надежда мира. Нет, даже когда главной надеждой мира был он, темный эльф, это и то было не так смешно. Но, определенно, в этом все же был смысл. Молодой маг уже имел опыт противостояния Серой драгоценности. Он не был честолюбив. И, уж конечно, Хаос не почувствует угрозы в этом мальчишке. Все равно почему-то каждая мысль о юноше приводила его в ярость. Он вспомнил, как заботился о нем во время Испытания. Он даже согласился бы стать его наставником, будь его одежды чуть темнее, разумеется… Откуда сейчас эта черная ненависть? Столь глупая и бессмысленная. «Возможно, мы оба не доживем до утра», − регулярно напоминал он себе. Единственным способом вернуть себе достоинство было поскорее отбыть на битву. Не отодвигать более восхождение на эшафот. А Рейстлин… пусть и дальше разучивает с любимым племянником заклинания, пусть кормит его вдохновляющими речами, точно пряниками. − Мы отправимся прямо к порождениям Хаоса. Только так мы и поймем, как сражаться с ними. Как глава Конклава, я возглавлю эту операцию. − Это может быть опасным, − вдруг заметил Рейстлин. − Ты можешь не вернуться. Даламар был в секунде от того, чтобы взорваться. «Какое тебе дело?! Все это время ты смотрел сквозь меня, будто это я призрак!» − Ты же сильно не расстроишься? − хмыкнул он. − Я думаю, ты лучше объяснишь Палину его задачу, да, шалафи? Ну вот. Вырвалось все-таки опять это проклятое слово. Рейстлин тяжело вздохнул. «Тихая гладь» вновь чуть поколебалась. − Тебе больше не нужно меня так называть. Я больше не твой учитель. Рука точно во сне потянулась к воротнику, расстегнула мантию, открывая пять кровоточащих ран на груди. − Ты всегда будешь моим шалафи, − горько произнес Даламар. − Что бы ни произошло. «Тихая гладь» вновь стала неспокойной. Но то был просто сдерживаемый смех, это он будоражил ее. − Отрадно видеть, Даламар, − ответил Рейстлин, − Что ты наконец открыл для себя пуговицы.