Градус

— Интересно появится ли дырка на потолке? Не зря говорят, что взглядом можно просверлить дыру, тем более если сверлить несколько часов. Как я прям. После всего случившегося я не знаю как жить дальше. Прошла уже неделя, но такое чувство, будто произошло это вчера. Забыть — невозможно. Простить себя — не могу. Первые три дня вообще изолировалась от общества: никакой школы, никаких дополнительных, походов в магазин и школы скрипки. Ничего из этого я не посещала. Просто не могла. Не могла переносить себя, таскать свое гнусное порочное тело. Всего раз вышла на улицу, хотя едва ли это можно назвать выходом. В тот день лил дождь, оставляя на асфальте свои следы, и я не успела миновать крыльца, как в луже увидела отражение себя. Тогда меня одолело такое жуткое отвращение, что уже через минуту я заперлась в ванной комнате и раскромсала отцовскую бритву, а затем и руку… Не знаю что маленькие девочки в этом находят, но меня не впечатлило. Боль и ненависть остались, а вместе с ними и уродливая рука. Что родители? По-любому давно обо всем догадались и, к счастью, не достают с расспросами. Но и то, мама уже под конец сказала, что нужно хотя бы школу посещать, иначе отсутствие на занятиях повлечет за собой новые проблемы. А этого мне сейчас сполна хватает. Итак, оставшиеся дни я делала вид, что участвую в жизни школы, а после все повторялось: слезы уже поступали сами по себе, желание жить покидало мой разум тоже само по себе. От меня перестал быть хоть какой-то толк. За прошедшую неделю моя результативность упала, нот тут не удивительно, ведь я совсем перестала заботиться о какой-то там домашке. Зато увеличилась циферка на весах. О да, из-за нервов, стрессов я ела как не в себя. Молчу о том, что я и так не анорексичка с обложки, а теперь так вообще колобок из сказки. Единственное, что отталкивает от полнейшего гнета, так это новое увлечение. Удивительно, но мой английский сплин дал начало такому творчеству, как писательство. Если в первые дни я строчила мерзопакостные стишки, то уже сейчас начала что-то наподобие собственной книги. Депрессия питает творчество. Ладно, прости. Знаю, что совсем не этого ты ждешь и вообще до моего творчества тебе через три п*зды колена… Я просто подумала… Короче скажу как есть. Марк обо всем догадался. Не знаю как, зачем и почему, но чувствую, что ему обо всем известно, ведь он не пытается со мной связаться уже два дня… Остальные пять он повсюду преследовал меня. Бесконечные сообщения по типу «Что случилось? Почему ты игнорируешь меня? Алиса, я все равно узнаю. Я хочу увидеть тебя. Ответь на звонок. Выйди на этаж…» От его звонков мой телефон просто разрывался: первые дни мне пришлось даже отключить мобильник, а после просто вытащила симку. Парень заявлялся в дом, но я ясно дала понять маме, что не нужно его пускать. И вообще хорошо, что она сама не лезет в наши отношения и даже не дает ему возможности объясниться. Хотя по сути это я должна объясняться… Ну, как вам история моего самобичевания? Поэтому мне ничего не остается как сверлить дыры в потолке и находить причины жить хотя бы день на этом свете. Невесело, сама знаю.

<center>***

</center> " Я была в жутком замешательстве, поскольку совершенно не знала с чего начать: расслабить мужскую хватку глубоким поцелуем или пойти по хардкору и взяться в прямом смысле за член. В любом случае что-то из этого он получит только после того, как ублажит мои сексуальные потребности. Или хотя бы попробует.» Так выглядел фрагмент из той самой книги, к которой я преступила позапрошлой ночью и уже закончила пятую главу. Начало истории, а уже все сводиться к страсти. В этом вся я. Но на деле моя рукопись — не просто камасутра в словах, я лишь использую сексуальное влечение как попытку раскрытия личности. Я загну, конечно, назвав свои помои психологическими помоями, но постараюсь приложить все усилия для данного осуществления. Чувствую, что стоит надолго повозиться в этом «дерьме». А в принципе мне торопиться некуда, т.к. впереди еще пол часа физкультуры. Такие как я, а именно: не спортивные, ленивые, жирные и вообще с наплевательским отношением не посещают такие уроки, как физра, основа православной культуры, информатика и подобная этому параша. Поэтому во время того как все наматывают пятый по счету круг на стадионе, я пятнаю блокнот заметками для книги, ну или как сейчас — иду к своему любимому учителю литературы за новой порцией «гранита», который я сгрызаю до последней частички. Как и предполагалось в учительской почти не было учителей, а, но и верно, ведь сейчас идет урок, и все сидят по кабинетикам и учат спиногрызов. Но не я. Я же уже отыскала нужного мне литературоведа, и состроив миловидное личико принялась упрашивать ее помочь мне с поисками. — Ольга Николаевна, мне не обойтись без вашей помощи, — начала разводить трагедию я. — Лисочка, девочка моя, что случилось? — а она не на шутку встрепенулась прям. — Мне нужны новые сведения…материалы, информация. Иначе говоря посоветуйте интересную книгу. Может которую вы когда-то читали, и она навсегда отложилась в вашей памяти. Вот мне нужно точно так же, — с трепетом изложила я. Еще с минуты Ольга Николаевна задумчиво крутила пальцами карандаш, а потом так резко вскочила, захватив меня с собой. — За мной! Мы завернули в самую глубь учительской, о которой честно говоря я даже и не подозревала. Этот кабинет напоминал маленькую библиотеку всего с тремя рядами полок с книгами. Но больше мне понравился громадный велюровый диван с целой горкой подушек. — Она должна быть где-то здесь… Пока учительница, торопясь, тревожила стопки книг, перебирая ряд за рядом, я самым внимательнейшим образом осматривала столь интересную келью. Мне было интересно прикоснуться до каждой вещички, всюду оставить свой отпечаток. Так я дошла до какой-то склянки с домашней выпечкой, различными вкусностями, да пряностями, от которых безумно вкусно пахло. Теперь мне хотелось не только почувствовать предмет на ощупь, но и на вкус. — Юную мисс так заинтересовала моя стрепня? — От столь неожиданного поворота событий я со страха пискнула и ретировалась назад в полку, откуда посыпались мне на голову книги. На шум сбежалась Ольга Николаевна и шутливо побранила меня за устроенный беспорядок, но затем сама испугалась здешнего живого обитателя. — Боже правый, Роман Алексеевич, так ведь и на тот свет отправиться можно, — пожилая дама продолжала тяжело вздыхать и обмахиваться книгой. — Прошу меня простить, я не думал, что могу быть столь страшен, раз своим видом напугал двух барышень, — о, какой галантный… — Ой, да бросьте вы… Совсем вогнали в краску, — учительница сказала это и удалилась обратно к стеллажам. Теперь все мое внимание украл загадочный молодой человек. Если к нему обращаются по имени, отчеству, значит это новый учитель. Только вот какого предмета.? Я больше отдаю предпочтение уроку биологии или химии, потому что мужчина выглядит ну уж очень собранным, обходительным. Несмотря на не совсем полное соответствие с дресс-кодом, одет он очень престижно: темно-коричневые брюки, такие же туфли и, о черт…клетчатая рубашка. Прям лондонский денди! Да по-любому историк какой-нибудь: вот он и сидит среди книг. Книжный червь… О да-а-а… Возможно даже, что его предмет — литература! Все сходится: кабинет с книгами, шикарные очки с черной оправой, культурная манера речи… — Лисочка, я вспомнила где может быть эта книга. Я быстренько сбегаю гляну, но ты все равно еще раз пересмотри, — поток мыслей прервала еще нынешняя учительница литературы, — если что книга называется " Наглядное пособие как выжить», — мне уже нравится! Я покорно пошла проверять стеллажи, но уже скоро мой покой нарушили. — Какой класс? — 11 «А». Минутное молчание. — Не припомню тебя в своем классе.Несмотря на то, что в школе я всего месяц преподаю — тебя не наблюдал на своих уроках. Я хорошо слышала каждое его слово, хотя вид делала обратного: продолжала, не спеша, перебирать книги. — Как тебя звать? — продолжил новоиспеченный преподаватель. — Алиса… Болконская, — как и следовало было ожидать после моей фамилии следовала усмешка. Так всегда бывает. Зато это лучший способ определить читал ли человек «Войну и мир». — Во-первых, я, конечно, не убитый Андрей, занятия которого можно было бы не посещать, — не посещать…что? про какие занятия он говорит? — А во-вторых, Болконская, вы тоже не мертвы, как оказалось.Поэтому раз уж я вас застал, будьте любезны посетить завтра мой урок, — кажется мужчина говорит серьезно. Я даже на себе испытала внеплановый захват мурашек от такого-то баса. — Как скажите. Нет желания ему перечить, поэтому я продолжила свое дело, только вот ушла в самую глушь, подальше от этого типа. Ой, так какой предмет я не посещаю? — Извините, — все же мне пришлось выползти из своего убежища, чтобы спросить, — какой предмет вы ведете? Молодой денди отбросил мышку компьютера и самым наглым видом уставился на меня. — Вот скажи, почему я знаю что Алиса Болконская кандидат на золотую медаль, похвальное письмо, призер краевых олимпиад, победитель тройки научных проектов, а еще прогульщица и бестактная девица? Почему мне известно про тебя, хотя я один знаю почти пол школы таких же учеников, а ты не в состоянии поинтересоваться именем своего учителя? — Вряд ли таких же. Сначала я не поняла почему учитель так строго посмотрел на меня, но потом пожалела о том, что сказала. — Ой… — По моим предположениям все отличницы — скромницы, но к тебе это явно не относиться, — сколько гнева в этих серых глазах, а как четко он выделил каждое слово. Да уж, знал бы учитель, что это лишь комплимент сейчас был в мою сторону. Я подумала, что пора кончать эти бои без правил, поэтому не стала что-либо возражать и продолжила тревожить пыль столетней давности. Для себя нашла еще парочку увлекательных книженций и отложила их стопку на диван. На самом деле подобное занятие мне очень к стате. Люблю я копаться в огромных трудах человечества, тогда начинаешь верить, что и сам можешь что-то из себя представлять. Но поскольку позволить Алисе затеряться во вселенной своих мыслей идея невоплотимая, то так уж и быть я отвечу на вопрос учителя X, который как раз и прервал мои раздумья. — Зачем тебе понадобились книги под надзором? — с подозрением спросил Роман…как его там… — Что значит под надзором? — эти сведения сбили с толку даже меня. Теперь я вдвойне заинтересована своим делом. — Их не найти на форумах интернета, ни в государственных библиотеках, да и у простых смертных вряд ли найдется хотя бы одна такая книга, — мужчина с минуты помолчал, а потом тише продолжил, — эту коллекцию я с другом собирал всю свою сознательную жизнь… — Так это ваши?! — сказать что я была удивлена — это просто звук в воздух. — Только половина. Ольга Николаевна была моим педагогом в университете. Я любил литературу больше жизни. У меня не было ни работы, ни девушки, ни семьи, потому что моей возлюбленной была литература. Но когда я думал, что полюбил еще кого-то также и решился сделать предложение своей девушке…она отказала. Аргументом послужило то, что я не уделял ей внимание, вечно писал свои книги, — на этом моменте я вздрогнула. Теперь я была уверена: он учитель литературы. Из-за этого все оставшееся время я слушала с улыбкой до ушей, — Тогда было покончено с карьерой писателя… О случившемся знают лишь единицы, и в их числе Ольга Николаевна. Она устроила меня в эту школу, а эта тайная библиотека — наш общий секрет, — в конце рассказала мужчина улыбнулся, и это было так по-детски, так задорно, что не ответить взаимностью было просто невозможно. — Не знаю как долго я еще буду отходить от состояния полного шока и вообще смогу ли перестать наконец улыбаться. Столько невероятных событий, — почему-то новости действительно выбили меня из строя, и я дико начала смеяться. Затем прыгать…от счастья? Что происходит., — Чему мне больше радоваться, что вы писали книги или будете моим новым учителем литературы, а может, что посоветуете мне как начать писать собственную книгу, или вообще… Неожиданно учитель схватил меня за плечи и стал медленно потряхивать. — Ты в порядке? Алиса, что случилось? Как себя чувствуешь? Меня все трясли и закидывали вопросами, а я все никак не понимала почему. Мне понадобилось какое-то время, чтобы разобраться. Сначала я только улыбалась, но улыбка переросла в смех, но оказывается он был истерический… Мне не было смешно настолько, на деле мне хотелось беспрерывно ныть, залиться слезами и в них жу утонуть. Дальше это и произошло. Смех быстро сменился на слезы. Поначалу тяжело было разобрать смеюсь я или плачу, но мокрые щеки не оставили этот вопрос без ответа. Я рыдала. Долго и громко. Мне было больно, так больно, что будь сейчас под рукой револьвер я без задней мысли избавила себя бы от такой боли. Так прошли десять минут моей жизни. Да избавит вас судьба от подобных мук… Еще фоном я слышала свои всхлипы, черная завеса сменялась на то, что я видела. А видела наконец тот небольшой загадочный кабинетик с засекреченными книгами и лондонским денди в подарок. Когда все самое ужасное осталось в прошлом, я вернулась в настоящее. В моем настоящем я сидела на диване, зажатая денди, который беспрерывно все это время гладил меня по голове в попытках успокоить мое состоявшееся расстройство. — Ты как? — тихо шепнул он на ушко. Я поспешила вытереть слезы об рукав школьной блузки, а другим собрала скопившиеся сопли. Очень романтично. — Лучше спасибо, — тихо пробубнила я. Учитель робко поднялся с места, а уже через некоторое время протянул мне чашку воды и горку салфеток. — Спасибо., — еще более тихо сказала я, — извините, что так вышло… Стыдно. Стыдно за то, что случилось. — Ты меня так напугала, — он присел передо мной на корточки, а затем склонил голову мне на колени, — я чуть коньки не двинул. Не каждый день знаешь ли застаю юных мисс во время панической атаки, — какое-то время мы оба смолчали, но потом Роман продолжил, — И часто у тебя такое? — Это было впервые. На мой ответ учитель поднял голову. — Есть причина, ведь так? — Угу… — Насколько все серьезно? В мои гнусные похождения уж явно я не собиралась кого-то просвещать, но в этот момент мне показалось, что так надо. Просто надо. Это не объяснить на словах…это надо почувствовать. — Только потому что вы проявили великодушие ко мне и поделились своей историей. А еще я могу на вас рассчитывать? — Несомненно, — абсолютно серьезно ответил Роман… — Я пишу сейчас книгу. Хочу хоть чего-то стоящего добиться в своей жизни. В ней будет про все… Хочу поднять все человеческие проблемы, максимально вскрыть личность, хочу заставить человека пройти через семь кругов ада, подарить ему любовь, а затем отнять у него ее… Хочу чтобы над моей книгой смеялись и плакали. Эмоции — лучшая награда. И за эти эмоции нужно уметь отвечать, — я слегка помедлила, а затем наконец начала, — Писатель родился во мне из горя, полного отчаяния. Из такого пестрого букета ненависти, презрения и отвращения к себе, что счеты с жизнью казалось бы были сведены. Как не странно в такое самое худшее время я нашла нечто волшебное для себя. Писательство стало для меня рукой помощи из этого гадкого болота депрессии. — Так это же прекрасно! — Оу, назвав причину, породившую новое увлечение, вы заберете свои слова обратно., — я совсем поникла. — Эй, лучик… Обещаю тебе, что и в мыслях не стану держать о тебе чего-то плохого, — не знаю почему, но я поверила ему. Короче будь что будет! — Пару дней назад я хотела признаться одному парню во взаимной любви и начать свои первые отношения, — чтобы озвучить следующее мне понадобилось немало усилий. Я не смогла сказать это, глядя учителю в глаза, поэтому отвернулась и закрыла лицо руками. В последующем своей позы я не меняла, — в тот же день я изменила ему с его другом… Я исповедовалась. Рассказала все в детальных подробностях и сделала это словно на одном дыхании. Ни выражение лица, ни голос не меняли своего безразличия. Даже рассказав учителю про свой минет и так себе куни я не встрепенулась ни на секундочку. Мне просто было отвратно это вспоминать. Это сильное чувство затмевало все рамки приличия и дозволенного. — Теперь когда вы все знаете, я попрошу вас оставить это без комментария, — это была завершающая нотка моего убогого существования. Под собой я почувствовала как диван немного приподнялся: с него кто-то встал. Я почувствовала, как этот кто-то обогнул меня и присел рядом только уже с другой стороны. — Даш мне почитать, что ты сочинила? — Роман…отодвинул мои ладошки и со всем теплом и трепетной добротой заглянул в мои глазки, с которых стекала лишь одна единственная скупая слеза. Теперь уже я искренне и без истерики засмеялась. — Дам. В этот момент скрипучая дверь в кабинет открылась, на пороге стояла Ольга Николаевна с какой-то цветастой книженцией. — Что это вы такого смешного рассказываете? А ну поделитесь, — не без улыбки протянула пожилая мадам. Мы с Романом…переглянулись, одарив друг друга испуганным взглядом, но после еще больше понеслись хохотать. — Я рассказывал Алисе, как забавно вы подшучивали надо мной в университете, — произнес молодой мужчина, подмигнув мне. -Ах! ты про это! Было дело. Ромочка такой хулиганистый был в юности, что не стекла битые, то — он, — с улыбкой сказала учительница. Она наконец поделилась со мной своей любимой книгой и попросила по возможности сберечь ее в том же виде, еще добавила, что я могу брать любые приглядевшиеся мне книги. Правда выносить за пределы этого кабинета дозволенности нет, а это значит, что тут я еще задержусь какое-то время. Прозвенел звонок, а это значит, что всем пора на урок. У каждого он свой: у меня сейчас по расписанию ненавистная алгебра, Ольге Николаевне нужно бежать проповедовать какого-нибудь Достоевского или Чехова, а может и самого Пушкина, но вот только я по-прежнему не знаю что именно преподает лондонский денди. Поэтому, уходя, я напоследок спросила последний интересующий меня вопрос. — Роман… — Алексеевич, Алиса, — он потрудился показать недовольство, что я до сих пор не выучила его отчество. — Да-да, так какой предмет вы ведете? — с особым любопытством и каким-то странным появившимся кокетством спросила я. — Ты все еще не поняла? — А вы давали знак? — Нет. — Поэтому какой предмет вы ведете? — переспросила я. — Завтра сама все узнаешь, Болконская, — это что издевка? — Тогда до завтра, Ромочка! — передразнила я его, так еще и произнесла в точности, как это сделала Ольга Николаевна. Уголок губ стремительно поднялся наверх. Это было последнее, что я видела, а после наконец удалилась из кабинета в лучшем за прошедшую неделю расположении духа.