Сучьи дети

— Меня зовут Олег. Андреев Олег. — Он даже под воздействием нейрошокера не смог бы сказать, сколько раз отвечал на эти стандартные вопросы. — Лейтенант. Боевой опыт четыре года. Зона приписки — десантная база «Север». В горле пересохло, глаза болели. Но спать уже не хотелось. Кажется, на третьих сутках допроса наступил перелом и все человеческие желания просто пропали. Осталась механика. И пустота. Внутри ничего нет, снаружи ничего не будет, а скоро и его самого не станет. Может, он и не особо хорошо разбирался в военном кодексе, но, когда инкриминируют сотрудничество с врагом в период открытых боевых действий, которое привело к потерям личного состава или утрате ценного имущества, то за такое предательство полагается расстрельный приговор — так орал при задержании грузный и усталый эсбэшник, выполнял свою работу. Не били, даже давали воду. Все было бы намного проще, если бы он поддавался воздействию препаратов, но «уколы правды» на нем не работали. От трех попыток разговорить его под лекарством остался гадкий металлический привкус во рту, тошнота и слабость во всем теле, когда мышцы ощущаются как кисель, и даже не получается вертикально удержаться на стуле. Под удивленными взглядами сотрудников военной СБ он просто стекал на пол и оставался лежать. У него «плыло» тело, но сознание оставалось ясным и работало четко. И это они видели по датчикам. От второго укола свело бедро, судорогой корежило мышцы, даже температура сильно поднялась. Но он все равно не отключился. Когда пришел эсбэшник в белом халате, перчатках и со свежезаряженным инъектором, то сил материться не было. Он сам подставил плечо: его даже не держали, хотя укол был болезненным — обычно, когда кололи "сыворотку правды", допрашиваемого пристегивали браслетами. Мелькнула ехидная мысль, что за потраченные на него впустую дорогие лекарства этим мудакам тоже придется строчить отчет. — Имя. Фамилия. Отчество. Звание. База. Теперь его допрашивал майор. Эсбэшники были в одинаковых серых комбезах-хамелеонах, без нашивок, но он уже научился различать их по званиям. Этот — майор — был слишком усталым, раздраженным и опытным. Капитан, что допрашивал три часа назад, — злым, дерганным, а еще бесился, если получал не тот ответ, которого ждал. Внешне-то ничего не показывал: безэмоциональное лицо, резко выделяющиеся скулы. Но глаза метали молнии, еще чуть-чуть — и испепелят на месте. Вчерашние лейтенанты, скорее всего, работали с ним для разогрева. Они еще пылали энтузиазмом и кололи с огоньком, даже иногда срываясь с катушек профессиональной этики. Но зато та пара ударов, что он от них отхватил, основательно перетряхнула ему все внутренности, но не оставила ни одного заметного синяка. Что и говорить — спецы. Он и сам умел так бить, и тело было тренировано получать удары и не обращать на них внимания, только почему-то вчерашний допрос с физическим воздействием зацепил. Он же не враг, чтобы его так размазывать. — Звание. База. Количество боевых операций. Награды. Локации. Десантная база «Север». Сюда его привезли после учебки, на ней он и постигал все нюансы боевой службы. В реальном бою десант отличается от того, что им преподавали и как гоняли на тренировках. Иногда обрывалась связь, порой барахлила навигационка, у электроимпульсных гранат сбоила начинка, комбезы промокали от крови, а временами приходилось применять нечестные приемы. «На войне, сопляки, не бывает честного боя и честной смерти. Если сдох — значит, слабый, если получил рану — значит, неуклюжий и кто-то оказался ловчее. Если выжил — значит, не зря тебя гоняли», — капитан повторял это почти перед каждым боем, как мантру. И приучил их идти и выполнять задачу, даже если рядом подстрелили друга, даже если под ногами горит земля, даже если вокруг ад. Их десантные подразделения посылали на самые сложные операции, давали действительно трудные задания. Но он, как и остальные парни, с гордостью произносил название своей базы. Даже этим эсбэшникам, что не слепли под лучами плазмы и не глохли от взрывов «шумовок». Гордость даже после тридцати кругов повторяющихся вопросов и блоков допросов. Потому что есть внутри что-то, и это ощущение сложно выбить, от него невозможно отказаться даже под пытками — иначе потеряешь самого себя. — Лейтенант… четыре года участвовал в боевых операциях… Он никак не мог понять смысл этой карусели. Его ведь арестовали сразу после возвращения — командир по приказу СБ выдал его именную карту прибывшей группе, с него сняли биометрию — так что могут спокойно посмотреть и биографию, и весь послужной список, и полные отчеты за три награды. Пусть и никому не нужные медальки, но все-таки «Багровое пламя» и «Белая звезда» выдаются не за штабной пиздеж. — Расскажите подробно о вашем последнем боевом задании, — попросил майор вежливо и безразлично. — Как проходил вылет, как встретились с противником, как потратили снаряды? Вежливость, после злого «говори, мразь!» и «давай колись, сука!», противно цепанула натянутые до предела нервы. Что он еще мог рассказать? Давно же скачали данные регистратора, да и дистанционно запись постоянно передавалась на пульт командира и следом шла вышестоящему начальству и, заодно, в СБ. Достаточно посмотреть, зачем еще и мучить бессмысленными вопросами? Он ведь не отрицает своей вины. Да, при выполнении боевого задания он самовольно ввязался в бой, чтобы не допустить противника к десантному боту. Да, его задача была только патрулировать участок и предупреждать об опасности. Да, он первым атаковал два истребителя противника. Да, он проигнорировал приказ командующего операцией о возвращении. Да, он умудрился подбить один истребитель и пошел на таран. Истребитель против легкого катера — это даже не смешно. Но если бы он не выиграл эти минуты, то парочка ИЖ-ей разнесла бы зависший в метре над землей бот, как мишень на стрельбищах. А заодно и рассеянных неподалеку от точки сбора десантников. Он ведь уже признался и теперь безразлично кивал на дополнительные и ненужные вопросы майора. — Почему не было команды прикрытия, а только патрулирующий катер? Чья очередь была патрулировать? Вы с кем-то менялись? Кто дал вам для операции именно эту машинку? Он не знал ответов на эти вопросы. По инструкции команды прикрытия должны быть на каждой операции, но тренировка и боевая ситуация — это как песочница и мегаполис. Или, как говорил капитан, нехрен хрен горой мерить. Часто бывало так, что прикрывающие сами ходили в атаку первой линией, а боты «кидали» лишь с базовыми пушками. И десантникам в них оставалось молиться, чтобы грузного и не особо поворотливого «ботинка» не подбили при взлете или посадке. Вот бы тех, кто проектировал эти боты, взять да обрядить в боевой скафандр или экзоскелет, нагрузить снарягой да выкинуть в капсуле или на ранцевом движке — пусть побегают, постреляют да поумирают, а потом приползут в точку сбора и поволнуются, глядя, как бот сшибают парочкой прицельных взрывов. И хорошо, если бот пустой, а не с партией снятых с точки сбора десантников. Хотя по технической документации эти машинки предназначены для посадок на любую зачищенную от врага поверхность. Ключевое слово здесь — зачищенная территория. Хорошо воевать на виртуальных макетах — там врага можно убить подчистую. За одну вылазку. А в жизни у ботов нет неуязвимости, и у обычных десантных, и у тех, что расписаны красными светящимися крестами по бокам. — Если вы, майор, собираетесь копать под военное преступление, то вам не ко мне. — Олег закашлялся, в горле давно пересохло, но просить воды не стал. Лучше потерпеть. Пусть упрямство здесь и выглядит глупо, но у него все равно больше ничего не осталось, разве что, может, еще немного гордости и грамм порядочности. — А в отдел обеспечения или военное ведомство. Я не распоряжаюсь техникой. И об уместности ее использования мне не докладывают. — Наглый? — Майор улыбнулся с каким-то непонятным удовольствием. — А ты в курсе, парень, что на твоем катере стояла новейшая разработка системы «краб»? — В голосе майора растекался карамельный сироп, только смотрел он жестко, словно в окуляр снайперки, холодно и безжалостно. Кивок, подтверждает. Про «краба» ему сообщили еще на первом допросе. Брызжущий слюной капитан, который с трудом сдерживался, чтобы не начать орать и не врезать. Оказывается, стоимость патронов «краба» превышала ценник хорошего гоночного катера. «А еще вместо этого боекомплекта можно было бы приобрести десяток новеньких киберов, от которых пользы было бы не в пример больше!» Но о том, что эту дорогую систему ВБ поставили на катер, который достался ему на патрулирование, он не знал - может там номера перепутали, распределяя пилотов, может повышенная секретность сработала криво, может просто нелепая случайность. Но что получилось, то получилось. Еще и удивился, когда во время воздушного боя уворачивался от торпедного луча истребителя и ухитрился нажать сенсор гашетки. От ИЖ-а словно куски отвалились, вражеская машинка закрутилась, явно потеряв управление. И они тогда разминулись лишь чудом: подбитый истребитель понесло на него. И тут же, чтобы не позволить товарищу врезаться в катер, сбоку наперерез рванул на предельной скорости второй ИЖ. Олег зажмурился. Ему было плевать, как на эту выходку отреагирует допрашивающий его майор. Просто он до сих пор видел глаза того парня, который, рискуя собой, дернулся на перехват. От тарана они бы подохли оба, но у подбитого ИЖ-а появился бы призрачный шанс дотянуть до базы. Хотя по логике — подстреленному надо было рвать напролом, чтобы его товарищ ушел или атаковал. Катер и истребитель действительно прошли так близко друг от друга, что в обзорке отлично получилось разглядеть бледное сосредоточенное лицо врага, плотно сжатые губы и бешеную решительность, которой противопоставить можно такую же безумную отвагу. Кабина ИЖ-а из прозрачного металлопластика скользнула слева — Олег в последнее мгновение успел дернуть руль и нажать сенсор гашетки. Луч сработал с задержкой — на экране видно было, как светящаяся «паутинка» окутала истребитель, а потом сжалась, разрезая и раздавливая в крошево и прочные бока аппарата, и беспомощную органику. В голове мелькнула пустая и бесполезная мысль, что этот парень был отличным пилотом и бесстрашным другом — с таким впору самому пойти в любую разведку и даже в самый безнадежный бой, а не распылять его на фрагменты. — Знаешь, майор, ты меня сейчас во что мордой тычешь? — Олег поднял голову: смотреть в заплеванный и честно отмываемый роботами пол было противно. — В то, что я «патрон» жахнул? Ну давай! Заставь компенсировать. Я готов. Потому что там парень дрался до конца, и друг его тоже. Настоящим оказался. Он на меня дернул… на машинке, которую почти разворотило. Если бы он попытался уйти — я бы его не преследовал, но он атаковал. Раненый, на подбитом ИЖ-е. Да, благодаря этому гребаному «крабу» я сумел и его сделать, но поверь… лучше бы у меня был обычный катер, с простыми лазерками. А так… те парни просто проиграли более крутой технике, но выиграли свой бой со смертью. И они не заслужили, чтобы их честь мазали в грязи. — Честь? — Майор выдохнул, гневно раздувая ноздри. — Это то, чем кичатся идиоты, оправдывая свое слюнтяйство. А на деле ты вхолостую выстрелил. И проебал больше десяти тысяч. Так куда ты стрелял? Или просто решил пустить в расход боевое оружие? Что, опять честью прикрываться будешь? — Да пошел ты, майор, — неожиданно спокойно и почти весело проговорил Олег. Да, он нажал сенсор гашетки, взяв в прицел какую-то пустую точку на горизонте. Да, он выстрелил ценным снарядом. Но он тогда не думал, чем стреляет. Было важно почтить память этих пилотов, пусть они и сражались против него, но то, как они вели бой, и то, как шли на свой последний таран, — это было достойно уважения. — Я-то? — Майор побагровел, нервно дернул воротник. — Это ты у меня пойдешь под расстрельную статью. Олег улыбнулся, поощряя. С этой же улыбкой он прошел через несколько коридоров и переходов к своей временной камере. Почему-то в этот раз с него не сняли наручники — и скованные за спиной руки ныли. Но это ерунда — на прикрученную к стенке койку можно прилечь и боком. А еще извернуться и продеться через кольцо рук, чтобы не ставить себя в унизительное положение, вызывая охранников. Вот теперь почти нормально, даже руки за голову можно заложить. И рассматривать мертвый серый потолок. — Я офицер, — вдруг тихо шепнул Олег. Он не вел мысленных диалогов с тем майором, просто слова про никому не нужную честь резанули тупой болью. И очень надо было сказать хоть кому-то, что не напрасно он четыре года летает на боевые операции. Не просто так при перекличке они произносят имена тех, кто не вернулся с задания. Что не зря он полтора месяца провалялся с ранением в военном госпитале и у него до сих пор болит подпаленное лучом плечо. — Я офицер! — Пусть его даже никто и не слышит. Но есть эта камера для военных преступников и потолок, который ловил взгляды и настоящих бойцов, и шкурников. — Офицер! — Хотелось закричать громко. Честь не терпит условностей и компромиссов, либо ты действительно поступаешь как офицер, либо ты как майор. Эсбэшник, который хуже «тыловой крысы». — Я офицер! — И неважно, что ему не дадут второго шанса, а скорее всего устроят «показательную порку». У него нет вины, которую следует искупать своей кровью — он и так четыре года воевал. Пускай будет приговор — все равно кому-то надо заплатить шкурой за конечности этого «краба». Но честь — это не пустой звук. И те пилоты ИЖ-ей — они тоже были настоящие офицеры. — Я офицер! Слышишь ты, гнида майорская, я офицер! И никогда не перестану быть офицером! Он так и провалялся всю ночь, в горле пересохло, но вода в стакане оказалась на вкус мерзкой. Жаль, что стеклопластик не бьется, хотя в стенку посудиной он запустил от души. А буквально через полчаса — очевидно, как рабочий день начался, — в камеру вошли давешний майор, медик в униформе и маске, закрывающей лицо, и кибер для охраны. — Не дергайся, — резко предупредил майор и кивнул медику. — Давай. Олег криво усмехнулся. Он почему-то думал, что смерть должна выглядеть хоть немного торжественно. Ладно там на военке в ней нет ничего возвышенного, только физиология и грязь, смешанная с кровью. Но тут… хоть бы как в древних фильмах: приговор, почетный последний караул и замызганная алыми росчерками стенка. А так — укол, и все. Как-то пошло выглядит, словно в насмешку. — Не дернусь. — Олег сжал зубы. Смысл трепыхаться в наручниках и при кибере? — Я офицер. — Да какой ты, нахрен, офицер? Офицеры казенное имущество не проебывают вхолостую! — Майор откровенно издевался. — Штрафбатник! Со вчерашнего дня рядовой… Олег промолчал. В плечо впилась игла инъектора. Олег напрягся, но минуту-другую ничего не происходило, а потом он с удивлением понял, что засыпает. Попытался подняться с койки, но почувствовал, что куда-то проваливается… — Десятый, — майор несильно пнул обмякшее тело, — давай этого во флайер грузи. А то им вылетать в восемь пятнадцать. Надо доставить этого говнюка… — Я-о-фи-цер… — уже совсем отключаясь, выдохнул Олег.