12:18 Tomorrow Morning

Донхёк вскочил с кровати и бросился к зеркалу, чтобы проверил свой внешний вид. Сердце бешено билось в груди. Он нанёс немного бронзовых теней для век и переоделся в более менее приличную футболку, затем схватил телефон с кошельком и вышел из квартиры. Лукас открыл дверь с торжественным выражением лица: «Я хочу, чтобы ты знал, что я делаю это для него, а не ради тебя. Прежде всего, я его друг, а не твой куратор». Донхёк кивнул, несмотря на то, что не совсем понял, что он имел в виду: «Где его комната?» Лукас провел его по коридору, и Донхёк обрадовался, увидев, что дверь в комнату Марка не заперта. Лукас оставил его, исчезнув в комнате, расположенной дальше по коридору. Донхёк глубоко вздохнул и вошел в комнату бывшего друга. Комната была дотошно аккуратна, как и все комнаты Марка. Потолок был выше, чем в квартире Донхёка, так как комната Марка была на верхнем этаже. На подоконнике у него выстроилась коллекция горшечных кактусов. Кровать заправлена чистыми белыми простынями, а на его доске были развешены фотографии, заметки и билеты в кино. Донхёк подошел к доске, рассматривая полароиды. Некоторые были явно из прошлого года: он и Лукас обнимаются в барах, он и пара девушек, которые целуют его, пока Марк показывает большие пальцы вверх. Донхёк улыбнулся. Когда он присмотрелся внимательнее, он заметил, что некоторые фотографии были с последнего года обучения в школе. Фотографии, где Марк с Ренджуном, Джено и Джемином были прикреплены среди фотографий с новыми друзьями. Донхёк заметил фотографию с той ночи, когда все они катались на коньках, на фото все пятеро обнимали друг друга. Но на лице Донхёка была наклейка клубники. И когда он посмотрел на другие фотографии, то каждый раз, где должно сиять его лицо, он видел стикер клубники. он заметил, что каждый раз, когда он появлялся, Марк наклеивал на лицо клубничную наклейку. Досада и стыд вспыхнули жаром на лице Донхёка, но прежде чем он успел развернуться и уйти, он услышал, как вернулся Марк. «Юк, ты все еще дома?» По коридору Лукас закричал в ответ. «Да, я буду готов через минуту». Донхёк начал паниковать — у них, очевидно, уже были планы. Он был идиотом, думая, что Марк отложит свою жизнь ради него, и что Марк всё это время сидел в своей квартире, ожидая, пока Донхёк наконец придет к нему. Но было слишком поздно; Шаги Марка становились все ближе и ближе, пока ручка двери не повернулась и Марк не вошел внутрь. Как в первый день переезда, Марк застыл. Рюкзак наполовину спал и висел на одном плече, он, в одном ботинке, смотрел на Донхёка, разинув рот. Медленно его сумка соскользнула с плеча, издавая глухой глухой звук, упав на пол. «Чёрт, — Марк снял другой ботинок, поднял сумку на стол и повернулся, чтобы посмотреть на внезапного гостя, положив руки на бедра. — Привет, Донхёк». Донхёк скрестил руки: «Он умеет говорить». Марк провел рукой по затылку — привычка, которая до сих пор была адресована Донхёку. «Да, прости за тот день. Я был просто шокирован, понимаешь?» «Я тоже был шокирован, Марк». Старший выдохнул весь воздух из своих легких на одном дыхании. Он подошел к кровати и сел на край, похлопав по месту рядом с ним. Донхёк, несмотря на предложение сесть рядом, подошел к офисному креслу и сел всё ещё со скрещенными руками, разворачиваясь лицом к Марку. Потребовалось пару мгновений, чтобы собраться с мыслями, преодолеть себя и не смотреть, как Марк закусил нижнюю губу. «Мы должны поговорить о том, что произошло. Учитывая, что мы буквально будем жить вместе». Раздался тихий стук в дверь, и Лукас просунул голову внутрь: «Я пойду, напиши мне, если тебе что-то понадобится». «Спасибо». Он закрыл за собой дверь, и Донхёк повернулся к Марку: «Вы мило смотритесь вместе» Глаза Марка расширились. «Нет, нет, мы не… мы не вместе. Больше». Донхёк поднял бровь: «Больше?» Марк потер шею: «Да, мы встречались некоторое время, но как-то не вышло». Донхёк кивнул: «Симпатичные фото, кстати. Клубнички очень милые». «Это нечестно», — сказал Марк, чувствуя, как румянец прокрадывался по его шее. «Если ты так ненавидишь моё лицо, не нужно было вообще делать эти фото». «Всё не так, Хёк. Это никогда не было так». «Тогда как это было? — Донхёк слышал, как его голос повышается, но чувствовал, что не может остановить это. — Что заставило тебя просто взять и прекратить наше общение?» Марк нахмурился: «Почему ты злишься на меня? Это ты сказал, что не хочешь от нас ничего большего». Слезы жгли глаза Донхёка: «Это не то, что я имел в виду, когда говорил это. Ты не можешь винить меня в том, что не захотел остаться и поговорить об этом». «А что я должен был думать? — Марк тоже начинал злиться. — Ты сказал, что ничего не хочешь, что не хочешь меня». Донхёк подскочил, неожиданно даже для себя: «Я не это имел в виду, Марк! Ты застал меня врасплох, а я не знал, что тебе, блин, сказать! — Он подошел ближе к Марку, в этот момент выплёскивая криком всю боль, что накопилась за год. — Как я должен был сказать тебе, что я без памяти влюблён в тебя? А потом ты взял и сказал, что я всё испортил, а потом оставил меня. Что я должен был думать? Зная, что ты не хочешь меня?» Марк тоже встал: «Ты сильно заблуждался, Донхёк, если думал, что из нас ты единственный, у кого есть чувства. Я не виноват, что ты не видишь дальше своего носа, не видишь, что чувствуют другие люди, потому что ты погружен в себя и думаешь только о себе». Донхёк вскипал: «Ты тоже не особо умный, раз не видел, что всё, что я делал в том году, было для тебя. Я всегда был готов в любое мгновение подорваться и примчаться к тебе, чтобы подставить своё плечо, чтобы ты мог выплакаться или опереться на меня, снять стресс. Но тебя не заботили мои чувства, Марк. Тебя заботило только то, что я был просто тёплым, блин, телом». «Донхёк, я тоже чертовски тебя любил! — практически закричал Марк, по его лицу текли слёзы. — Как ты думаешь, почему я спросил, что ты хочешь от нас? Я хотел большего, я хотел, чтобы ты был больше, чем друг, с которым я иногда зажимался по углам! А потом ты сказал, что не хочешь чего-то большего. Это ужасно ранило», — он ткнул пальцем в грудь Донхёка. «Как, чёрт возьми, я должен был узнать о твоих чувствах? Ты никогда ничего не говорил мне! — версия Донхёка, что он вырабатывал месяцами, готова была разрушиться. — Ты был неуверенным, чтобы прямо спросить меня, и выставил это всё так расплывчато, что я не знал что и думать! — он положил руки на грудь Марка и так сильно толкнул его, что тот упал на кровать. Они оба плакали, глаза Марка покраснели, а его грудь поднималась и падала. Донхёк мог только предполагать, что он выглядел также, надеясь, что его тени для век не размазались по лицу. Когда он посмотрел вниз на Марка, осознание того, что они оба сказали друг другу, сильно ударило его, и он всхлипнул, схватившись за шею, не зная, что ещё делать. «Хёк», — Марк шепотом прохрипел. Этого было достаточно, чтобы Донхёк рухнул на него сверху, обнял Марка за талию и притянул его в поцелуй. Марк обхватил лицо парня, вытирая большими пальцами слёзы. Он отодвинулся на мгновение, оставляя пространство лишь для дыхания между их ртами. «Мне так жаль, Хёк, мне так жаль. Я не имел в виду те…» «Помолчи», — сказал Донхёк и вернулся к поцелую, на этот раз открывая рот. Снова целуя Марка впервые за год, Донхёк чувствовал себя так, как будто наконец-то вернулся домой. Форма его губ была родной, а соприкосновения их языков были невероятно приятными. Он так сильно скучал по Марку, и всё это сразу накрыло его, когда Марк прижал его к себе сильнее. Что-то в поцелуе было более небрежным, чем раньше, прикосновения губ были отчаянными и срочными, как будто они оба боялись исчезновения другого. Донхёк немного отпрянул из объятий, снимая свою рубашку и принимаясь дёргать за подол футболку Марка. Тот понял намёк и поднял туловище, позволяя ему стянуть ткань. Прежде чем Донхёк успел изучить обнажённую кожу Марка, тот сел и припал губами к ключице Донхёка, обнимая его за талию. Донхёк всё ещё плакал, но он больше не был в гневе или грусти. Он не мог выразить то чувство, которое испытывал, потому что их было слишком много и все бушевали одновременно. Он позволил Марку приподнять его и уложить на кровать. Старший опускался поцелуями ниже к груди парня. Донхёк подумал, что, возможно, сможет разобраться в своих эмоциях позже и вместо размышлений погрузился в ощущения рук и губ Марка.   К тому времени, когда Лукас вернулся, глаза Донхёка почти высохли. Парни лежали в постели под одеялом, Донхёк прижимался к груди Марка спиной. Их верхняя одежда валялась где-то на полу, пододеяльник приподнят, прикрывая их обнаженные груди. Донхёк вёл по родинкам на предплечье Марка, когда в дверь постучали. Марк немного приподнялся: «Да?» Глаза Лукаса расширились, когда он увидел открывшуюся перед ним картину, и быстро отвернулся: «Боже, Марк. Ты мог как-нибудь меня предупредить». Марк бросил в него подушку, пока Донхёк хихикал: «Пошёл ты, ничего не было». «Да, эта комната и правда не пахнет гормонами. В любом случае, скоро Чан придет приготовить ужин. Донхёк, ты можешь присоединиться к нам, если хочешь». Когда Лукас ушёл, Марк снова опустился на подушки. Донхёк повернулся к нему лицом, и осознал, что ему никогда не надоест смотреть на Марка. Он сцепил их пальцы вместе. «Кто такой Чан?» Марк улыбнулся, прижимаясь губами к подушечкам пальцев Донхёка: «Парень Лукаса. Мы все жили вместе в прошлом году». Донхёк фыркнул: «Как-то неловко». Марк пожал плечами: «На самом деле, нет. Ты останешься на ужин? Донхёк уже пообещал Хиджин, что пообедает с ней; она хотела попробовать заказать еду в новом месте. Но он был уверен, что она поймёт. «Я бы хотел, Минхён».