Магистр с гор Мэйлин

      Сяо Цзинжуй первым разомкнул губы.       — Кажется, нам лучше уехать, — сказал он.       — Да ни за что! — возмутился Юйцзинь, стуча зубами от холода.       Его друг, такой мужественный и выносливый, внезапно решил стать нежной беспомощной принцессой из-за пустякового недоразумения?!       — Мы хотели увидеть гонку лодок именно в Ланчжоу, — продолжал он, понемножку согреваясь собственным воодушевлением, — и мы её увидим, даже если будем как бродяги ночевать прямо на пристани! Ободрись, Цзинжуй! Давай смотреть на всё случившееся не как на беду, а как на завязку нового приключения!       — На пристани нельзя разводить костёр, — сказал его законопослушный друг. — Поднимемся наверх. Может быть, нас пустят погреться в какую-нибудь гостиничную кухню.       Слугам приказали бросить вещи: на что они теперь, мокрые и запревшие! — и отправиться с лошадьми в предместье в первую же конюшню, где найдётся местечко для благородных животных; оставалось надеяться, что о дорогих лошадях в городе пекутся больше, чем о богатых путешественниках. Неподмокшее письмо господина Су Юйцзинь заботливо переложил себе за пояс, вместе с подорожными, выправленными на всякий случай. Деньги из сумок они с Цзинжуем разделили как всегда пополам: если один из них (обычно это бывал Юйцзинь) потеряет или растратит, у другого (скромного и обстоятельного Цзинжуя) что-нибудь да уцелеет. Свой охотничий лук Юйцзинь тоже отослал и остался с одним мечом (ну и с кинжалом в сапоге, но кому какое дело, если благородный молодой господин хочет немножечко поиграть в разбойника!).       Они ещё постояли, глядя вслед приунывшим слугам. Набережная понемногу тускнела, гасли фонарики, всё вокруг погружалось в ночную дремоту, хотя по каменным плитам и по камням приречных улочек ещё бродили группами и поодиночке поздние пьяницы или поэтические мечтатели — город берёг силы для настоящих гуляний трёх грядущих праздничных дней.       Когда слуги и лошади скрылись за поворотом улицы, молодые господа переглянулись и принялись рассматривать самые ярко освещённые кантины и гостиницы.       — Ты смотришь туда же, куда и я? — вдруг неуверенно уточнил Юйцзинь.       Ошибки быть не могло: Цзинжуй опять уставился на балкончик, с которого давным-давно исчезла пленительная фея ночного неба.       Юйцзинь окинул взглядом весь дом — ни одного огонька не светилось там за решётчатыми ставнями, — и хлопнул себя по лбу.       — Придумал! я придумал! Ты только не кричи сразу и не маши руками, а выслушай!       Он усадил Цзинжуя на каменную скамью напротив загадочной резиденции, встал перед ним и принялся уговаривать.       Его друг отнекивался долго и упорно, словно ему невыносимо претила сама мысль зайти без спроса в чьё-то жилище — можно было подумать, что не он вместе с другими шалопаями из знатных семей ночевал на спор в самых жутких заброшенных усадьбах в столице! В домах казнённых, где можно того и гляди нарваться на злобное мстительное привидение, — а здесь был всего лишь пустой дом, вовсе даже не страшный, и принадлежал он наверняка какому-нибудь почтенному вдовому купцу, который как раз на праздник вынужден был к сожалению уехать по делам из города. Что плохого, если они всего лишь переночуют в одной из комнат и наутро вежливо уйдут! «Да ты сам посмотри: ни одной свечки даже в верхних окнах, значит, там точно никого нет. Та барышня, должно быть, была просто скромной соседкой из домишки на задворках и зашла сюда посмотреть на танцы». Цзинжуй понемногу сдавался, потому что мокрая одежда и холодный ветер с реки убеждали лучше, чем всё красноречие Юйцзиня.       — Если хозяин уехал, почему он не отдал дом внаём кому-нибудь на время праздника? Что за богач упустит возможность заработать сто лян за несколько дней?       — Могло быть множество причин! Не успел, потому что уехал внезапно, или побоялся, что пьяные арендаторы разорят его домашний уют, или и в самом деле достаточно богат и не любит лишние хлопоты. Нам-то какая разница? главное — сейчас там никто не ночует!       — Но что если обитатели носят траур и поэтому не принимают участия в веселье?       Юйцзинь в нетерпении махнул рукой:       — Тогда, значит, у них дом не переполнен понаехавшей роднёй и есть свободные комнаты! и мы упадём хозяевам в ноги и воззовём к их милосердию. Пообещаем вместе с ними почтить их усопшего… но я уверен, что там никого нет. Даже для траура есть правило: украсить фасад, раз уж не пускаешь веселье внутрь. А здесь, погляди, ни одного флажка не вывесили и ни одного фонарика не поставили. Дом пуст, уверяю тебя.       — Тем более неприлично и незаконно вторгаться туда.       — Мы же не воры! — окончательно обиделся Юйцзинь. — И что за беда, ведь за всё будет заплачено! оставим им за полночи целых три цены хорошей комнаты в гостинице, будут довольны. — И прибегнул к самому весомому аргументу, который приберегал напоследок: — Ну вот сам скажи: как поступил бы в подобном случае твой Небесный Князь, а? Вошёл бы в дом смело и не задумываясь! У кого честные намерения, тому стыдиться нечего!       — Ну хорошо, — наконец сдался продрогший Цзинжуй, чьи губы уже отливали синевой, — пойдём и посмотрим, и если мы там и правда никому не помешаем…       Они прошли проулком между домами и перелезли через невысокую глухую стену в маленький дворик. Юйцзинь покрепче ухватился за плечо Цзинжуя: сам он уже ничего не видел в окружившей их темноте и различал только смутные тени, по форме напоминающие кусты и деревья, и ещё одну тень побольше — стену самого дома. Во дворик выходила «дверь для слуг», наши искатели приключений поднялись по двум пологим ступенькам и осторожно постучали — изнутри не было никакого ответа, за тонкой решёткой не слышалось никакого движения. Дверь оказалась не заперта. Они вошли.       В первой комнате было так тепло и так вкусно пахло едой и дымом, что и без фонаря было понятно — это кухня. Юйцзинь осторожно сделал шаг вглубь и остановился. Очень бы хотелось переночевать у очага, пусть даже затушенного, но…       — Здесь я непременно всё разроняю и разобью, — прошептал он, — и на грохот сбегутся все соседи и вся городская стража. Пойдём поищем что-нибудь другое!       Цзинжуй за руку провёл его через темноту и отворил ещё одну дверь. Под ногами почувствовалась мягкая циновка.       — Это чжунтан, — вполголоса объяснил Цзинжуй, — хотя больше похоже на фатинь: никакого убранства, только высокое кресло, два столика, словно бы для писцов, и голые лавки по сторонам. Пойдём наверх, что-то здесь жутковато; осторожнее, ступеньки.       Лестница была добротной и не скрипела; Юйцзинь с удовольствием ощутил под ладонью прочные гладкие перила. Наверху пол был тоже устлан циновками, как полагалось в богатых домах; Цзинжуй сообщил, что на галерею выходят двери пяти или шести комнат и везде полная тишина и безмолвие. Тишину Юйцзинь слышал и сам — она просто давила на уши.       Цзинжуй отворил ближайшую дверь.       — Полки и книги, — сказал он, — много полок и множество книг. Спать в библиотеке как-то неправильно, мне кажется.       Из-за второй дверью повеяло тонким ароматом ирисов и османтуса. Можно было не сомневаться, что выход на тот самый балкончик находится именно здесь.       — В комнату барышни мы тоже не пойдём, — вынес решение Юйцзинь, — особенно когда там нет барышни! — и получил от Цзинжуя основательный шлепок по затылку. Его воображению рисовалось уютное девичье гнёздышко, но ясно было, что там и вправду нет никакой спящей очаровательницы: никто не оставил бы юную деву в доме одну без слуг и старших.       Третья комната наконец-то оказалась чем-то вроде спальни, во всяком случае здесь была кровать — широченная, сообщил Цзинжуй; мягкая, констатировал Юйцзинь, запнувшийся за ступень кана и плюхнувшийся на эту самую кровать лицом вперёд.       — Вот это отлично! — провозгласил он шёпотом, блаженно раскидывая руки. — Мы вдвоём здесь поместимся, и будет тепло! Посмотри, нет ли где-нибудь поблизости жаровни.       — Целых две, — сообщил Цзинжуй, тоже усаживаясь на постель, — и обе полны угля. Надо будет за всё заплатить, не забудь!       — Непременно, — пообещал Юйцзинь и принялся раздеваться, пока Цзинжуй возился с огнивом, искал по углам щепки и разжигал угольки.       Оставшись в исподнем, он подобрался ближе к жаровне и протянул к ней руки, как к самой желанной барышне из дома «Лувэй Си». С Цзинжуем они вместе росли и столько вместе путешествовали, что давно не стыдились друг друга; случалось им и засыпать в обнимку, если бывало холодно в шатре или слишком тесно на узкой кровати в трактире. Сейчас Цзинжуй сидел напротив него, и пляшущие на углях огненные змейки бросали диковатые отблески на его лицо, строгое и растерянное.       — Странные люди здесь живут, — рассуждал Юйцзинь, потихоньку согреваясь. — Зачем купцу такой зал? лучше было бы сделать на первом этаже склад или лавку! А если хозяин отставной чиновник, то почему в комнатах нет никаких нефритовых безделушек, золотых статуй или хотя бы балдахинов над кроватью? И куда подевалась та прекрасная барышня, после которой остался такой дивный аромат? О! — Он даже привскочил. — Наверняка это именно она уехала на том странном корабле! он вполне под стать этому странному дому!       — Что ещё за корабль? — устало спросил Цзинжуй.       Мокрую одежду они развесили на ширме и на изножии, поближе к жаровне. Над сохнущими тканями поднимался парок с запахом мутной воды и тины. Утром надо будет вымыться как следует, хотя бы и в реке, твёрдо пообещал себе Юйцзинь.       Он рассказывал о корабле взахлёб, но не мог сердиться, что Цзинжуй пропускает его слова мимо слуха — хотя в другое время обиделся бы смертельно, ибо больше всего не любил, когда его истории не вызывали интереса. В конце концов, сейчас он и сам уже не очень верил, что всё это ему не приснилось и не пригрезилось в опьянении и в праздничном угаре. Что же будет дальше-то, помогите мне небожители!..       — Тише, — вдруг бросил Цзинжуй и бесшумно поднялся на ноги.       Юйцзинь не обладал столь же тонким и тренированным слухом, но другу всегда доверял и потому замер, опасаясь даже дышать.       — Внизу шаги, — почти беззвучно прошептал Цзинжуй особым шёпотом: «свистом ветра», что сливается с шорохами и потрескиванием ветвей или старых стен и половиц.       Показаться вернувшимся хозяевам в таком непристойном виде было невозможно; одеваться в непросохшее верхнее платье отчаянно не хотелось. Может, они зашли ненадолго и снова уйдут, утешил себя Юйцзинь. Может, это слуги вернулись забрать что-нибудь забытое в спешке. А может, это и вообще не слуги и не хозяева, а просто кому-то пришла в голову та же мысль, что и им с Цзинжуем, и они ищут ночлега под крышей, — тогда лучше совсем не высовываться и на рассвете потихонечку убраться, никого не разбудив.       — А если это воры, то мы их прогоним и защитим хозяйское имущество, — решительно прошептал Цзинжуй и подхватил с кровати свой меч.       Ну, к ворам-то можно выйти и в исподнем, заключил Юйцзинь и тоже вооружился.       Половицы в этом доме были на поверку совсем не старые и не скрипели даже под шагами, не то что сами по себе. Наши молодые герои прокрались из комнаты на галерею и затаились за перилами.       Зал отсюда был как на ладони — почти весь. Не просматривалось только кресло с высокой спинкой, которое стояло на почётном месте как раз под галереей. Видимо, в этом кресле кто-то сидел, потому что второй ночной гость стоял перед ним, будто свидетель на суде… разве что слишком гордо и независимо для свидетеля. При свете двух свечей человек этот казался просто огромным и отбрасывал огромную тень, а может, так казалось Юйцзиню сослепу; одежду он и вовсе не мог рассмотреть, но на вора или бродягу этот гость был решительно не похож… разве что копна волос была совсем не по-благородному распущена по плечам и не собрана даже под ленту.       — Вы просили меня о встрече, — прозвучал со стороны кресла мужской голос, холодный и глубокий, как сама мать-Хуанхэ, — я слушаю вас.       Юйцзинь замер окончательно. Голос казался знакомым; он выругал себя: в этой поездке решительно всё напоминало ему решительно всех! но так или иначе, этот человек был здесь хозяином и вёл себя как хозяин… судя по интонациям — как хозяин всего города.       — Ша Вэйюань приветствует главу, — с коротким поклоном «равный равному» заговорил громадный человек.       — Я знаю, кто вы, — отрезал человек в кресле. — Ваш отец прислал вас оспорить условия перемирия? Если так, то наш разговор окончен.       Громадный человек опустился на колени — двигался он с лёгкостью цветочного лепестка.       — Прошу главу выслушать меня.       Юйцзинь окончательно запутался. Фамилия Ша могла означать, что этот разбойник принадлежит к клану Шаунча, о котором говорили корабельщики на дворе у старосты лодочников; но из слов человека в кресле выходило, что проситель — сын главы Ша? тогда к какому главе он сейчас обращается — не к своему же отцу? Неужели…       Он покосился на Цзинжуя — тот слушал не дыша.       — Встаньте и говорите, — сказал человек в кресле, как мог бы сказать император на дворцовом приёме.       Проситель вставать не стал.       — Моё дело не касается спора между Шаунча и Тяньцюань.       Юйцзинь досадливо поморщился. Человеком в кресле просто не мог быть Чжо Динфэн, глава достославной школы! уж его-то голос он узнал бы при любых обстоятельствах — и тем более узнал бы Цзинжуй, называющий главу Тяньцюань батюшкой. Значит, всё-таки…       — Изложите ваше дело, — новый тон человека в кресле был тоном настоящего судьи в настоящем судебном зале.       Теперь, когда проситель стоял на коленях, свечи хорошо освещали его лицо и Юйцзинь смог его хоть как-то разглядеть: смуглый, с узкими скулами и упрямым сжатым ртом, явно не привыкшим произносить слова просьб — скорее обученный приказывать.       — Завтра в этом городе состоится суд и казнь. Недостойный просит главу Мэя вмешаться и спасти осуждённого.       Юйцзинь стиснул руку Цзинжуя, Цзинжуй стиснул руку Юйцзиня, и оба окончательно затаили дыхание.       — Вы называете его осуждённым, хотя суда ещё не было и приговор ещё не вынесен? — усмехнулся человек в кресле. Больше всего Юйцзинь жалел, что в полу на галерее нет щелей и нельзя увидеть хоть кусочек этого знаменитого главы.       Ша Вэйюань усмехнулся в ответ.       — Я говорю так, потому что знаю, кто затеял обвинение и кому нужна смерть этого человека.       — Он невиновен?       — Да. Его даже не было в городе, когда совершилось убийство.       — Тогда почему свидетели не сообщат об этом суду?       — Потому что свидетели — те, с кем вместе он в этот час собирал нашу речную подать. Ну, и те, с кого он её собирал.       Человек в кресле помолчал, должно быть, размышляя.       — Он из ваших людей?       — Да.       — Тогда почему ваш отец сам не заплатит судьям и не выручит его?       Ша Вэйюань коротко рассмеялся.       — Отец его терпеть не может. А мне он друг. Поэтому я и пришёл не к отцу, а к вам.       — За что этого человека не любит глава Ша?       — За то, что тот слишком горд и независим. И понимает в боевых делах гораздо больше отца.       — Мне начинает казаться, что братству Шаунча нужен новый глава. — В голосе прозвучал мягкий металл сродни самой гибкой стали.       Проситель рывком поднялся на ноги.       — Я не слышал этих слов, глава Мэй. Если таков ваш ответ, то я ухожу.       — Подождите, — приказал человек в кресле. — Назовите его имя.       Ша Вэйюань помедлил. Глава Мэй его не торопил.       — Мой отец знает его под именем Бэйфань Жэн, но вам я должен сказать правду: его настоящее имя Чжэнь Пин.       Кресло скрипнуло, будто глава Мэй сжал подлокотники.       — Не был ли он когда-то десятником в Армии Чиянь?       — Был, — без промедления последовал ответ. Ша Вэйюань выпрямился на коленях, глядя вперёд прямо и с вызовом.       Юйцзинь едва не охнул вслух. Ну, теперь всё пропало! Кто же отважится вступиться в суде за человека, повинного не в каком-то там убийстве, а в государственной измене?! ведь если кто-то опознает его, то и заступнику не избежать каторги…       Судя по бледности и учащённому дыханию Цзинжуя, тому в голову пришли те же самые мысли.       — Знает ли об этом глава Ша? — продолжал свой допрос глава Мэй.       — Знает, — тяжело кивнул Ша Вэйюань, — поэтому и платит ему гроши. Гораздо меньше, чем Бэйфань стоит на самом деле. Глава Мэй, мой отец будет очень рад его смерти и сам бы подстроил ему ложное обвинение, если бы мог. Он не вмешается, даже если Чжэнь Пина казнят у него на глазах и вся цзянху будет тыкать пальцами в главу-труса. У меня нет другой надежды, кроме вас.       Человек в кресле надолго умолк; на галерее было слышно, как он дышит. Ша Вэйюань ждал, не отводя взгляда. Юйцзинь и Цзинжуй тоже ждали, боясь шелохнуться.       — Почему вы пришли с этой просьбой ко мне? — наконец прозвучал мягкий голос, потерявший все металлические нотки. Ошибиться было невозможно: Юйцзинь слишком хорошо помнил голос господина Су. — Только не надо говорить о моей добросердечности и милосердии к обездоленным. Объясните, почему вы решили, что мне по плечу уладить это дело.       Ша Вэйюань тряхнул головой, ничем не подхваченные волосы рассыпались, скрыв лицо; он убрал их решительным жестом.       — Вы единственный, кто не побоится.       Глава Мэй — то есть господин Су — тихо вздохнул.       — И к тому же, — продолжал Ша Вэньюань с отвагой отчаяния, — вам подвластно всё не только на этих землях, но и под землёй и водой.       — О чём вы? — переспросил господин Су. Юйцзинь мог бы поклясться, что он улыбается.       — Вся цзянху говорит о недавней погоне и славит вашу решимость. — Молодой Ша подался вперёд. — Но люди Шаунча знают, что дело не обошлось без вмешательства могучих сил, вам почему-то покорных. Цзы Ин не останавливал свои корабли по вашему приказу, напротив, изо всех сил пытался стронуть их с места. Но три лоучуаня сами по себе встали как вкопанные, словно река превратилась в землю… или словно что-то крепко держало их под водой. И стояли так, пока вы не дозволили им двигаться.       Господин Су рассмеялся.       — Утопленники, — безмятежно пояснил он, — водные мертвецы шишигуй. На такой большой реке всегда кто-нибудь тонет, случайно или с чужой помощью; они очень сильны, но вечно голодны и потому покладисты. Управлять ими легко: достаточно пообещать, что они получат всё упавшее с корабля. Я и пообещал. Они остались довольны.       — Так вот почему ваша лодка плавает без весла и паруса, — благоговейным шёпотом проговорил Ша Вэйюань.       — О нет, — возразил господин Су тем же лёгким тоном, — это уже заслуга и помощь других существ — водных оборотней цзяожэнь; а ещё они иногда приносят мне жемчужины — за отдельную плату, разумеется.       Юйцзиню хотелось себя ущипнуть, чтобы наконец проснуться. Мало того, что господин Мэй, глава самого могущественного союза в цзянху, и скромный простолюдин Су Чжэ оказались одним человеком, так теперь ещё этот человек сознавался в невероятных колдовских умениях, да так спокойно, словно это было совершенно обычным делом и лишь ленивый не воспользовался бы. А может быть, он попросту насмехался над суеверным господином Ша? но кем же надо быть, чтобы смеяться над отчаявшимся просителем…       — Мне всё равно, каких духов и демонов вы призовёте на этот раз, — выдохнул Ша Вэйюань. — Чжэнь Пин дважды спасал мне жизнь. Я готов уплатить любую цену, какую вы назовёте.       — Не забудьте своих слов, — стремительно бросил господин Су (нет, всё-таки сейчас господин Мэй) и снова перешёл на любезный тон: — А пока примите одно моё условие: если ваш Чжэнь Пин будет спасён, братство Шаунча уступит мне все права на него и позабудет о его существовании.       — Лишь бы он был жив, — кивнул Ша Вэйюань. — Я согласен. Я смогу убедить отца, это будет нетрудно.       — В таком случае возвращайтесь к себе и ждите завтрашнего дня, — подытожил господин Мэй. — Можете прийти посмотреть, я не возражаю. Там ведь соберётся весь город?       — Наверняка, — кивнул молодой Ша, резким рывком поднимаясь с колен.       — Что ж, публичная казнь всегда была острой приправой к весёлому празднику, — сказал господин Мэй. — Есть ли у вас свои люди в городской тюрьме? надо бы шепнуть вашему другу, что он будет спасён, а то он ещё умрёт от страха в ожидании и все мои труды пропадут даром.       — Он ничего не боится, — возразил Ша Вэйюань. — Так я полагаюсь на вас, глава Мэй.       — Главное, будьте терпеливы, — добавил господин Су ему вслед, — и не бросайтесь на стражу с мечами и кинжалами. Просто ждите, раз уж доверились мне.       Молодой Ша виновато усмехнулся: должно быть, он и его сторонники и впрямь замышляли что-то подобное, — потом погасил свечу, отворил дверь и канул в ночную темноту, озаряемую лишь редкими и дальними вспышками гаснущих ракет фейерверка.       Господин Су — сейчас, наверное, уже не глава Мэй — остался один и медленно прошёлся по залу, разминая уставшие ноги, словно это он стоял на коленях. Огонёк последней свечи бросал длинную тощую тень от его тела, мерцал мелкими вспышками на удивительной ткани его платья чжицзюй — того самого, в котором господин Су был на Тополином острове.       — Ничего не боится, — тихо, словно пробуя слова на вкус, повторил он, — чего же можно ещё бояться тому, кто прошёл перевал Мэйлин!       Свеча погасла, задутая коротким выдохом; но Юйцзинь и сквозь цветные пятна темноты видел будто наяву, как господин Су прошёл к двери, отворил створку, вышел и снова закрыл её за собой.       В доме снова воцарилась полная тишина. Пахло горячим диким воском.       Юйцзинь в изнеможении сел с колен на пол, вытянул ноги и привалился спиной к перилам. Цзинжуй уселся рядом, и оба шумно задышали, восполняя недостаток воздуха.       — Перевал Мэйлин, — наконец нарушил молчание Цзинжуй. — Ты понимаешь, что это значит? значит, тот человек был в той битве! Чжэнь Пин, так они его называли?       — Брось, — посоветовал Юйцзинь, — не можешь же ты помнить их всех — разве что свиту Линь Шу. Если он был всего лишь десятником…       — Неважно, — возразил Цзинжуй и вытер лицо ладонями, будто утирая холодный пот. — Он выжил и его не поймали, чтобы отправить на каторгу или на казнь. И теперь он живёт в цзянху и служит главе Шаунча… и так сдружился с сыном главы, что тот просит своего злейшего врага о помощи для этого человека.       — Насчёт врага… — неуверенно перебил Юйцзинь. Рот был полон тайной господина Су, как колючками горного чертополоха. — Может, этот глава Мэй им и не враг, а просто поддерживает свой порядок в своих землях.       — Может быть, — не стал спорить Цзинжуй, которого интересовало совсем другое. — Но тогда почему он вдруг помог нашим людям уйти от погони? Почему стал на сторону Тяньцюань, а не Шаунча, если ему всё равно?       — Для этого надо бы знать, что за груз был в той лодке, — вздохнул Юйцзинь. Спать совершенно расхотелось. — А этого мы не знаем и, боюсь, не узнаем никогда. Скажи, ты веришь, что он призвал всяких утопленников и оборотней, чтоб остановить корабли?       Цзинжуй пожал плечами.       — За всю мою жизнь я ни разу не встречал оборотня, но тысячу раз слышал рассказы об их злобном нраве и огромной силе. Кто знает, есть они или нет… предпочту остаться в неведении!       — Я тоже, — поёжился Юйцзинь. Дом казался теперь совсем жутким. — Но так или иначе, завтра мы непременно должны пойти и посмотреть на этот самый суд!       — Непременно, — согласился Цзинжуй, — хотя бы чтоб увидеть, чем воспользуется этот глава Мэй, чтобы спасти обвинённого. От всей души желаю ему победы, и пусть солдат Армии Чиянь останется жив ещё раз.       — Интересно, — рассуждал Юйцзинь, когда они уже вернулись в спальню и с наслаждением зарылись в нагревшееся одеяло, — много ли ещё уцелевших солдат бродит по цзянху? Знаешь, неподалёку отсюда я встретил… — Колючки вцепились ему в язык.       — Ну? — переспросил Цзинжуй, думая о чем-то своём.       — На одном маленьком острове я встретил человека с красным клеймом! — выпалил Юйцзинь. Чертополох вывалился изо рта. — Может, он — тоже?..       — Ты полагаешь, что каждый беглый каторжник — бывший солдат Армии Чиянь? — вздохнул Цзинжуй. — Хорошо бы так, да только… Ладно, давай спать, раз уж сюда залезли. До рассвета меньше двух часов, надо будет уйти ещё затемно.       Ночь казалась бесконечной. С набережной, как с другого берега мира, временами долетали смутные, едва уловимые голоса и смех, потом где-то поблизости прошипела трубка фейерверка, бросив в комнату короткий, как молния, отблеск. Раза два Юйцзиню удалось ненадолго забыться сном, больше похожим на беспокойную дремоту, и в этих снах опять были диковинные корабли, изрыгавшие негасимый огонь, и полусгнившие руки тянулись к ним из-под воды, норовя забрать с палубы всех, до кого дотянутся… и по такой-то реке уплыла та хрупкая неземная барышня с балкона?! тем более если это всё-таки была барышня Гун… Никогда прежде не замечал, чтобы от неё пахло ирисами, а может, просто никогда не подходил так близко… надо будет проверить — вот как только вернусь, нарву для неё в нашем саду целый букет и подарю, и тогда посмотрим… а господин Су посмотрел с мягкой укоризной и тихо напомнил: «вы обещали, молодой господин Янь»… Юйцзинь проснулся с задушенным стоном и мужественно сел на постели. Цзинжуй спал, беспокойно ворочаясь. Через бамбуковые ставни вползал серый туманный свет. Юйцзинь обрадовался утру как родному.       Они постарались убрать все следы своего пребывания в этой гостеприимной комнате; едва ли не впервые в жизни Юйцзинь сам застилал за собой постель, да ещё так старательно. Цзинжуй оставил на краю остывшей жаровни связку монет — за потраченный ночью уголь этого должно было хватить с лихвой.       «Мы квиты», мысленно обратился Юйцзинь к господину Су, перелезая следом за Цзинжуем через стену. На Тополином острове господин покинул меня затемно — сегодня я вернул ему этот должок.       Вокруг была блаженная утренняя тишина. Никто не вопил «Воры!» и не звал стражу. Им удалось уйти такими же незамеченными, как и пришли.       Внизу на пристани очередные бездельники сладко спали на непросушенных господских подушках. Вода за ночь отступила от обрыва, но всё ещё плескалась на берегу: мутная, пополам с полевой и речной травой и каким-то мусором. Показавшийся край бережка покрывала липкая вонючая тина. Брошенный шатёр гордо возвышался над этим разгромом, мокрый и уже наполовину лишившийся тканевой крыши. Словом, заново возвращаться туда совершенно не хотелось.       Они позавтракали в первой же кантине — на углу проулка и набережной. Сонная служанка явно разогрела для них вчерашние блюда, но и этого было довольно, потому что было много и вкусно; а булочки оказались всё-таки свежие, только что из котла, как и подобало. В конце завтрака выглянуло солнце, и город Ланчжоу, со всеми его страшными ночными тайнами, стал снова казаться милым и понятным.       — Хорошо всё-таки быть живым, — пробормотал Юйцзинь, старательно потягиваясь. — Не пойти ли нам заранее занять места, раз на этот суд соберётся весь народ?       Они спросили у служанки, где находится городская управа (в своих предыдущих посещениях Ланчжоу Янь Юйцзинь как-то не удосужился навестить это славное учреждение), и направились туда, заново рассматривая праздничное убранство улиц. Шли молча: болтать о пустяках не хотелось, а говорить о том важном, что их действительно волновало, на улице уж точно не следовало.       — Неужели этот глава Мэй настолько богат, что может перекупить судебный приговор? — не выдержал наконец Юйцзинь, благо вокруг никого не было на десять шагов.       — Зависит от того, сколько заплатила другая сторона, — нехотя отозвался Цзинжуй. — Хотелось бы мне пожить в стране, где судьи не продаются!       Юйцзинь согласно кивнул. Прозвучавшее ночью страшное имя «Армия Чиянь» обладало магической способностью сделать мрачным и тёмным самый солнечный день.       Здание городской управы Ланчжоу выходило крыльцом на главную городскую площадь, как подобает, и было похоже на ещё сотню таких же управ в больших уездных городах: пологие ступени, богатые крыши, два огромных барабана на крытой террасе по сторонам от главного входа. По другую сторону площади горделиво возвышалась городская тюрьма, украшенная щитами правосудия на каменных стенах и огромными тяжеленными дверями в щедрой бронзовой оковке; впрочем, это учреждение казалось скорее величественым, чем обширным, и больше восхищало, чем воистину устрашало. «Надо полагать, в славном уезде Ланчжоу дела идут отлично и всякие воры повывелись, — вслух рассуждал Юйцзинь, вспомнив своего деревенского проводника, — не союз ли Цзянцзо за это благодарить?» Остановившийся рядом с ними разносчик с корзиной зелени закивал, соглашаясь. «Молодой господин всё верно говорит! да вот только нынче-то…» Цзинжуй сунул болтуну пару монет, после чего молодые господа узнали во всех красках, что сегодня казнят страшного разбойника, который ни за что ни про что убил хорошего человека — всеми уважаемого смотрителя дорог — и даже не ограбил, то есть после убийства совершенно ничего не взял, чем изумил всех и вся. Родственники убитого (разносчик кивком указал на пять или шесть человек разного пола и возраста в одинаковых рыхлых джутовых платьях-чжаньцуй, они стояли у самых ступеней, окружённые сочувствующими соседями) с ночи пришли к зданию управы и ждут справедливого суда над злодеем; столб для него уже готов, вон он, а ночью тут так подрались, что стражникам разнимать пришлось: одни кричат, что вовсе он не злодей, а достойный человек, другие за родню убитого вступаются, до драки и дошло, вот оно как! и то ли ещё будет, похоже, а потому вы бы встали с краешку, молодые господа, а то вовсе на балкон бы к кому поднялись, да хоть бы и во-он в ту чайную… Они огляделись: посреди площади и в самом деле был установлен высокий красный столб с огромной табличкой, а толпа вокруг прибывала понемногу и уже начинала шуметь. Разносчик торопливо откланялся, бормоча, что маленькому человеку надо своим делом заниматься и быть от всяких бед подальше. Юйцзинь, решив воспользоваться его советом, поискал взглядом упомянутую чайную — там в самом деле имелась терраса со столиками на втором этаже, откуда вся площадь была бы как на ладони, — и потащил к ней Цзинжуя.       Цзинжуй дёрнул его за руку обратно и в свой черёд потянул Юйцзиня под полотняный навес какой-то лавки на правом краю площади.       — Тебе так нравится толкотня?.. — запальчиво начал было Юйцзинь, но проследил за взглядом друга и осёкся. На той самой террасе чайной, за одним из тех самых столиков, как раз в эту минуту устраивался господин Су в сопровождении «кавалериста» Ли Гана и ещё какого-то юнца, разодетого в синий шёлк и кожаный полудоспех по последней моде цзянху; оба старательно помогали господину Су усесться поудобнее.       — Узнаёшь? — шёпотом спросил Цзинжуй. — Его серое одеяние я бы не перепутал с сотней похожих.       Юйцзинь всё-таки возмутился. Да, глава Мэй явился на площадь, как и обещал, и занял лучшее место, но почему же им нельзя устроиться где-нибудь за соседним столом и тоже всласть понаблюдать?! он же нас не видел, он понятия не имеет, что мы были в его доме и подслушивали! а если не знает, то и не узнает, и мы для него просто какие-то гости праздника, не больше. О том, что его-то самого господин Су вполне может узнать, он предпочёл не говорить вслух, хотя чертополох на языке кололся как никогда.       — Лучше будем подальше, — остановил его Цзинжуй. — Кто знает, что он собирается предпринять.       Вызовет полную террасу демонов? хотел фыркнуть Юйцзинь, но глядя на господина Су почему-то не фыркалось.       Между тем толпа уже окончательно заполнила площадь, разве что держалась подальше от столба и от крыльца управы; не было ни одного окна, где не виднелось бы по полдюжины лиц и голов, не осталось ни одной крыши, на которой не сидели бы вездесущие мальчишки. Третье свободное пространство образовалось на балконе чайной вокруг столика господина Мэя, что лучше всяких слов говорило о почтении горожан — или же о страхе, что зачастую одно и то же.       На исходе часа чэнь, когда ожидание уже кое-где взрывалось мелкими сварами и над головами висело плотное облако горячего дыхания и нетерпения, со стороны главной улицы появились человек десять в одинаковых тёмных кучжэ — словно только что слезли с седла или сошли с корабля, — во главе с широкоплечим коротконогим южанином, чью голову украшала красная кожаная повязка поверх бессчётных косичек. Толпа нехотя раздалась перед новоприбывшими, они уверенно прошли к самым ступеням управы, все как один трижды поклонились родственникам убитого и остались стоять напротив этой скорбящей группы, по правую сторону крыльца. «Глава Шаунча?» — шёпотом спросил Юйцзинь; Цзинжуй покачал головой: «Нет, Ша Пао постарше; и выше ростом, насколько я его помню. Боюсь, мы видим тех, кто заплатил за приговор». «Интересно, что же они не поделили с тем несчастным?» «В цзянху случается всякое», — ответил Цзинжуй и умолк. Никакого оружия, носимого открыто, при них видно не было, впрочем, кое у кого на площади имелись и мечи, и ножи за поясом, и даже несколько луков торчали над плечами, хоть и со снятой тетивой, как подобало на празднике; в столице такое было бы невозможно, но в Ланчжоу, признанной столице цзянху — отчего же и нет. Юйцзинь невольно положил ладонь на рукоять своего меча и, поглядев на Цзинжуя, обнаружил, что тот уже стоит в такой же позе… хотя, непонятно, от кого и почему они вдруг собрались защищаться!       Ровно в начале часа сы над площадью прокатился гулкий удар медного гонга.       Двери управы распахнулись. По ступеням сбежала стража, целый отряд человек в тридцать-сорок, — разбились на цепи, оттеснили толпу ещё подальше от крыльца, расчистили проход от управы до тюрьмы мимо столба и встали по сторонам этого пути. Шестеро остались на террасе, ещё двое вытащили туда из внутренних помещений стол и высокое кресло-гуаньмаоши. После второго удара гонга из дверей управы важным шагом вышел осанистый солидный чиновник в алом ланьшане с золотой вышивкой и подождал третьего удара, прежде чем усесться в своё кресло. Свита человек в пять разместилась за резной спинкой; писец с дощечками и тушечницами поставил сбоку свой складной столик и согнулся над ним, словно стараясь быть как можно незаметнее.       В гонг ударили четвёртый раз.       Судья встал и церемонно поклонился траурным родственникам, там завсхипывали и закланялись в ответ. Толпа притихла, словно наконец вспомнив, что собралась не на увеселительное зрелище.       Столь же учтиво, хоть и несколько снисходительно, чиновник поприветствовал группу «покупателей». Толпа снова неодобрительно загудела.       — Приведите обвиняемого, — распорядился судья и уселся в кресло поплотнее, а двое стражников придвинулись к нему поближе.       Двери тюрьмы распахнулись, и все взгляды устремились туда.       Лязг цепей стал слышен раньше, чем арестованный показался на крыльце.       Он шёл сам, что, по чести говоря, было удивительно — столько рубцов и багровых полос проглядывало сквозь окровавленные прорехи в лохмотьях; два стражника сопровождали его по бокам, словно скованный по рукам и ногам арестант мог бы сбежать. Юйцзинь разрывался между желанием смотреть во все глаза: он ещё никогда не видел человека после допроса под пыткой! — и отвернуться и уставиться в пол: именно потому, что никогда раньше такого не видел. Раны в бою или в честной схватке совсем другое дело… наверное: он не часто видел и их. «Могли бы хоть дать ему другую одежду», — сквозь зубы сказал рядом Цзинжуй. Толпа притихла было, потом загудела с удвоенной силой. Стражники отпихивали людей древками алебард. Господин Су на балконе чайной спокойно пил чай и даже, кажется, не смотрел на площадь; слуга что-то ему говорил, почтительно склонясь к самому уху; юнец в синем висел на перилах и крутил головой, рассматривая всё внизу будто мирную занимательную картину.       Арестованный прошёл мимо столба, даже не посмотрев в ту сторону. Юйцзинь через головы толпы отлично его разглядел: упрямый лоб с хмурыми морщинами, резкие широкие брови, рот с запёкшимися губами, острые глаза, застывшие в странном спокойствии — словно всё было уже решено… совсем не похож на солдата, скорее, на офицера рангом повыше десятника: в волосах, скрученных простым плоским узлом, запуталось несколько не по возрасту белых прядей, неожиданных над ещё не старым лицом.       Судья подождал, пока стражники поставили арестанта на колени перед крыльцом, и важно выпрямился в кресле.       — Дознаватель Хо! — призвал он; вперёд выступил какой-то чиновник. — Признал ли обвиняемый свою вину?       — Недостойный не смог получить признание, — склонился до земли этот Хо, — обвиняемый упорствует в отрицании.       Юйцзинь усмехнулся, почувствовав странную гордость за незнакомого человека. После слов Ша Вэйюаня он вполне поверил в невиновность Чжэнь Пина, а увидев его сегодня — уверовал окончательно.       — Обвиняемый Бэйфань Жэн, — ещё строже сказал судья, — трое уважаемых горожан подтвердили, что видели тебя в доме убитого в вечер убийства. Ещё двое говорят, что знали о вашей с ним ссоре из-за моста Санъюхэ. Что ты на это скажешь?       Толпа затаила дыхание, и Юйцзинь вместе с толпой. Ему никак не верилось, что этому человеку осталось жить совсем недолго… как, наверное, страшно ему сейчас! «Кто прошёл Мэйлин, ничего не боится», — легко сказать.       — Я ни разу не был в его доме и впервые слышу о ссоре и о каком-то мосте, — отчётливо прозвучал негромкий голос обвиняемого.       Судья стукнул табличкой по столу.       — Дерзость! — воскликнул он. — Ты смеешь говорить, что уважаемые горожане лгут?! все пятеро?!       — Почтенный сановник называет уважаемыми горожанами мошенников и вымогателей, — так же спокойно возразил Чжэнь Пин. — Лучше прикажите им рассказать, почему покойный боялся их пуще смерти.       Человек в красной повязке гневно шагнул к крыльцу. Его подручные последовали за ним.       — Да за одно это следует отрубить тебе голову! — уже не сдерживаясь, заорал судья. — Ты ещё смеешь обвинять этих достойных!.. Стража!       — Здесь! — в шесть глоток рявкнули на крыльце.       Толпа подалась вперёд, едва не сминая цепи. «Пусть он говорит! — уловил в общем гвалте Юйцзинь. — Пусть расскажет всю правду!» Судья, посеревший как лужа перед дождём, затравленно заозирался. «Бунтовать?!» — рявкнул человек в красной повязке, и его охрана мигом вытащила мечи. Двое стражников, стоявшие по сторонам осуждённого, вцепились ему в руки и плечи, хотя он даже не пытался подняться с колен.       — Справедливости! — вдруг прокатилось над площадью, и следом прозвучал низкий гулкий рокот барабанного удара.       В наступившей тишине Юйцзинь вместе со всей толпой повернулся к устью главной улицы.       Люди поспешно расступались там, пропуская кого-то, и наконец стал виден идущий меж человеческих стен даос в красно-чёрном монашеском одеянии, в круглой шапочке и с мухобойкой в сложенных руках. Казалось просто невероятным, что в таком невысоком хилом теле мог скрываться голос такой мощи и громкости! и уж совсем опешил Юйцзинь, когда покосился на барабан возле дверей управы — там не было никого, колотушка мирно лежала на положенном месте на козлах, но кто же тогда заставил барабан зазвучать?..       Цзинжуй негромко ахнул и едва не шагнул из-под навеса на площадь.       — Ты знаешь его? — шёпотом спросил Юйцзинь и в тот же миг узнал и сам, хоть и глазам своим не поверил: перед ними был почтенный Инь-шифу, настоятель славного монастыря Ханьчжун, что в окрестностях столицы. — Как он здесь оказался?..       Монах прошествовал мимо них тем же путём, которым вели обвиняемого. Толпа смыкалась за ним, шла будто привязанная. Стало так тихо, что было слышно дыхание сотен людей вокруг.       Судья поспешно встал навстречу почтенному Инь-шифу и с поклоном предложил ему подняться на крыльцо.       Монах остановился на последней ступени, посмотрел оттуда на коленопреклонённого подсудимого, потом повернулся к судье.       Он смотрел на чиновника снизу вверх, но Юйцзиню вместе со всей толпой казалось, что Инь-шифу стал огромного роста и оттуда с высоты взирает на ничтожного крючкотвора.       — Справедливости, — повторил он тем же глубоким раскатистым голосом, какого Юйцзинь никогда не слышал у него в монастыре, где они с батюшкой частенько отстаивали службу. — Угодно ли суду выслушать важного свидетеля, которого я привёл?       Судья низко поклонился.       — Если многоуважаемый шифу хочет что-то сказать по рассматриваемому делу, суд с почтением выслушает, — запинаясь, проговорил он.       Монах кивнул и простёр руку над головами толпы, указывая куда-то в сторону одной из улиц.       — Пропустите, — приказал он, и все завертелись, силясь разглядеть, на кого он указывал.       От корня улицы раздался истошный вопль, тут же умолкнувший. Люди шарахнулись в стороны, расступаясь, и по образовавшемуся широкому проходу к зданию управы медленно приблизился невысокий толстый человек в широкополой шляпе, скрывающей лицо, и в богато расшитых тёмных одеждах, почему-то измятых и несколько влажных на вид.       Люди пятились от него, шептались, кто-то ахал, кто-то бормотал молитвы и хватался за обереги; в кучке родственников у крыльца вдруг навзрыд заплакала какая-то женщина, плач подхватили остальные, не смея кричать в голос. Юйцзинь смотрел, оцепенев: по площади шёл мертвец, выбравшийся из свежей могилы.       Красноповязочники отступили было, но упёрлись в цепь стражников, невесть откуда возникшую за их спинами, и поневоле остановились, опустив мечи.       — Я вижу, вы узнали его, — с глубокой скорбью сказал, обращаясь к родственникам, Инь-шифу и, возвысив голос, приказал покойнику: — Открой лицо.       Тот неуклюже поднял руку, снял шляпу и дал ей упасть на камни мостовой.       Лицо его было лицом обычного немолодого человека, слегка располневшего от спокойной жизни… было бы! если бы не чёрные вены-змеи, струившиеся под кожей. Он стоял прямой как палка и смотрел себе под ноги, будто не видя ничего вокруг.       — Колдовство!! как такое возможно?.. — прошелестел в полной тишине судья из-за спинки резного кресла.       Инь-шифу посмотрел на это убежище труса и усмехнулся.       — Для справедливости нет ничего невозможного, — сказал он громко. — Или кто-нибудь здесь сомневается в могуществе милосердных властителей неба?       Толпа ответила единым вздохом.       Родственники попадали на колени. Чжэнь Пин, наоборот, с колен поднялся и стоял теперь в шаге от воскресшего мертвеца; стражники больше его не держали.       — Почтенный гуй-ша, — бесстрашно обратился Инь-шифу к мёртвому, называя его, как подобает, «вернувшейся душой», — ты знаешь правду, говори же.       Тот поднял голову, осмотрелся и вытянул руку.       Чёрный распухший палец указал сперва на кучку родственников.       — Взяли деньги, — странным скрипучим голосом сказал убитый.       Палец переместился в сторону крыльца и указал на кресло, за которым дрожал судья.       — Взял деньги.       И наконец растопырились остальные пальцы и рука указала на красноповязочника и его людей.       — Убили и заплатили.       Глава убийц взревел и в бешенстве бросился на мертвеца, вскинув меч для колющего удара.       Стражники не успели его удержать.       Сталь прошла чёрное тело насквозь. Мертвец посмотрел на клинок, перехватил рукоять поверх пальцев и второй рукой легко переломил лезвие пополам.       — Убил, — повторил он и потянул к себе рукоять и человека, за неё державшегося.       Монах резко взмахнул мухобойкой. Мертвец замер, не дотащив руку до рта. Красноповязочник висел в его хватке, как огромная безвольная тряпка.       — Говори, — напомнил монах.       — Мост, — бесстрастно произнёс мертвец. — Им не продал. Собственность казны. Нельзя. Бумаги зарыты в саду. Не подписывал.       Инь-шифу посмотрел в сторону кресла.       — Вы хотите ещё что-то знать, сановник?       Судья осторожно выбрался из-за своего укрытия, с ужасом косясь на мертвеца.       — Пошлите дознавателя перекопать сад и найти купчую, — посоветовал Инь-шифу, будто говоря о деле самом обыкновенном. — Мы подождём здесь.       — Нет-нет! — замахал руками несчастный судья. — Нам вполне достаточно доказательств, вполне! Я благодарю вас и почтенного… убиенного, — продолжал он, мелко и часто кланяясь, — эй, стража!       Понятливые стражники и без его приказа уже взяли красноповязочников в плотное двойное кольцо и отобрали у них мечи — не встретив ни малейшего сопротивления.       — Свободен ли этот человек? — Инь-шифу указал на Чжэнь Пина.       — Свободен, свободен, — заверил судья, — произошла ужасная ошибка, я лично извинюсь перед господином! Эй, кто-нибудь! снимите же с него цепи!       Толпа вокруг восторженно взревела.       Инь-шифу повернулся к облачённым в глубокий траур родственникам.       — Что же касается вас…       — Мы всё вернём, дядюшка! — прорыдала одна из женщин, бросаясь мертвецу в ноги. — Мы отдадим всё бедным! Мы будем молиться о вас день и ночь!..       Мертвец смотрел на неё равнодушно, словно не узнавая.       — Тогда идите за мной, — строго сказал Инь-шифу, — и сопроводите вашего старшего родича на кладбище, как подобает. Почтенный гуй-ша, твоя месть свершилась, время тебе упокоиться с миром. Отпусти этого презренного и ступай со мной.       Мертвец потеребил посиневшую руку своего убийцы, помедлил и наконец разжал хватку. Красноповязочник рухнул на колени прямо в лужу, откуда-то взявшуюся под ним.       Толпа уважительно расступилась перед монахом и его страшным спутником. Иные плакали, другие кланялись и шёпотом желали счастливого перерождения и долгих пяти жизней; кто-то бросил им под ноги цветы и следом полетели ещё и ещё — пионы, лилии, даже лотосы. Родственники, спотыкаясь и вознося молитвы, потащились следом.       А Чжэнь Пин, с которого проворно снимали оковы, пошатнулся вдруг и не удержался бы на ногах, если бы стражник не подхватил его — совсем не по-стражницки.       — Один из Шаунча, — выдохнул Цзинжуй, вытирая пот со лба, — так вот что они затевали… Надеюсь, у молодого Ша хватит ума не показываться.       Кто-то из толпы поднёс освобождённому арестанту большую чашку; тот жадно выпил её в несколько глотков. Юйцзинь облизал пересохшие губы. Смотреть, как стража тащит в тюрьму понурых красноповязочников, было истинным удовольствием, но вместо этого он повернулся и уставился на балкон чайной.       Господин Су всё ещё был там… сидел за столом, уронив голову на руки. Его спутники встревоженно хлопотали вокруг.       — Неудивительно, — вслух проговорил Юйцзинь, — я и сам едва не упал без чувств! Слыхал ли кто хоть раз о чём-нибудь подобном?! С каких же это пор убитые сами приходят на суды, чтобы изобличить убийцу?!       — Я бы ни за что не поверил, если б не видел своими глазами, — кивнул Цзинжуй. Люди вокруг них шумно обсуждали случившееся, хлопали друг друга по плечам, кричали что-то гневное и насмешливое вслед новым арестованным. — Но уважаемый настоятель всем хорошо известен, он человек праведной жизни и высоких мыслей и никогда бы не согласился на недостойный обман. К тому же, и родственники, и соседи узнали убитого, невозможно же обмануть весь город. Да и с мостом история вполне убедительная. До меня уже доходили слухи о таких делах.       Юйцзинь подтолкнул его локтем и указал на балкон. Господина Су уводили, бережно поддерживая с двух сторон.       — Не ожидал, что прославленный глава Мэй так слаб и беспомощен, — покачал головой Цзинжуй, — впрочем, тем больше ему чести, ведь он возглавляет сильное братство цзянху. Но как же он теперь рассчитается с молодым Ша? ведь всё сделал почтенный настоятель, а глава Мэй даже рукой не пошевелил…       — И водяными оборотнями на реке тоже наверняка не он командовал, — подхватил Юйцзинь, — да скорее всего и оборотней-то никаких не было, а корабли просто сели на мель. Жители приречных селений вечно придумывают про свои воды всякие байки! Восставшие мертвецы ещё туда-сюда, а вот послушные оборотни…       — …встречаются чаще, чем умные люди, — прозвучал незнакомый насмешливый голос у него за спиной.       Они оба с Цзинжуем обернулись, словно получив удар. Позади них, в дверном проёме лавки, стоял господин с распущенными волосами, в белом одеянии с роскошной голубой вышивкой, и щурился, как ястреб на добычу.       — Ну, молодые господа, — проговорил он, — и кто же вас научил залезать по ночам в пустые чужие дома?