***
Несмотря на состояние, накопленное Рюноске за все время работы на Портовую Мафию (что было главным ощутимым отличием в сравнении с его жизнью в трущобах, в чем он и признался Ацуши со временем), Акутагава был достаточно скромен в обстановке своей квартиры. Мебели было немного, но смотрелась она крайне изящно. Жилище Рюноске не выглядело нелепо экстравагантным, потому что вмещало только все самое необходимое, и только полки, забитые книгами, и банки с листовым чаем выдавали присутствие жильца. Накаджиме нравилось занимать время изучением книг Рюноске, особенно когда вышеназванный пропадал на миссиях. Подобное занятие помогало отвлечься от тревожных мыслей. Запах Акутагавы, пропитавший каждый уголок квартиры, успокаивал Ацуши, ждать становилось легче. При мысли о том, как их запахи смешиваются, переплетаясь, юноша не смог удержаться от улыбки. Во времена, когда Накаджима почти переехал жить к Рюноске (с чем Кеке пришлось молча смириться, наблюдая, как постепенно меняется безжалостный прежде юноша), Ацуши понял, что в выборе гардероба мафиози так же скромен, как и в выборе убранства дома. В одежде он предпочитал черный и белый цвета, либо темные оттенки. Накаджима часто в шутку советовал Акутагаве расширить свою цветовую палитру, получая в ответ суровый взгляд и насмешку. Впрочем, Ацуши не был против, темные тона подчеркивали бледность Рюноске. В их первую встречу он походил на мрачного призрака, чем заставил детектива испытывать ужас, а после и жгучую ненависть. На осознание того, что тьма эта не является по своей сути злом, ушло много времени. Еще больше понадобилось, чтобы научиться видеть в Расемоне не оружие для убийства, а продолжение самого Акутагавы. Ацуши вскоре понял, что зверь материализуется из всего, что бы ни надел Рюноске: шарф, подол рубашки или пояс брюк. Происходило это в те моменты, когда, к примеру, юноше было лень тянуться за чашкой чая самому. Расемон оживал и приходил в действие даже без прямого приказа хозяина, а иногда и без его ведома. Встав как-то раз посреди ночи в туалет, Накаджима в полусонном состоянии начал выпутываться из крепких объятий Акутагавы. Тигр подпрыгнул от неожиданности, почувствовав, как нечто теплое и урчащее сворачивается вокруг его запястья, останавливая. Окончательно проснувшись, Ацуши опустил глаза, замечая серую ленту, тянущуюся от рукава Рюноске. Юноша спал, но лицо его было искажено недовольством, а щупальце горячо пульсировало, пытаясь затянуть Накаджиму обратно в постель. Ацуши не смог сдержать улыбку, когда, погладив Расемон, наблюдал, как напряжение покидает Акутагаву, разглаживая черты его лица. Освободившись от ленты, детектив воспользовался ванной и незамедлительно вернулся обратно. Вдобавок к рукам Рюноске, снова обернувшимся вокруг плеч и талии, Накаджима ощутил, как теплые нити Расемона обвиваются вокруг его пальцев, что покоились на худой груди Акутагавы. Детектив не мог понять, знает ли мафиози о передвижениях своей силы и делает ли это все осознанно: ненавязчиво обхватывает лодыжки и запястья во время сна, их совместных выходов в город (в стремлении не быть узнанным Рюноске одевался более сдержанно) и даже во время сражений. Они никогда подобное не обсуждали. Со временем Ацуши понял: Акутагава ни о чем не подозревал, особенно в начале их прежде неспокойного партнерства. Их ранние миссии все смешались в памяти, но Накаджима хорошо помнил каждый из моментов, когда, испуская огненные искры, Расемон тянулся к нему темной, разъяренной массой, чтобы, схватив за ногу либо поперек живота, спасти от взрыва или падения. Ацуши резко втягивал в себя воздух при контакте и вздрагивал каждый раз в ожидании вонзающихся в его тело острых лент вопреки их сотрудничеству. Запоздало пришло осознание, что лицо Рюноске в такие минуты не выражало ни злобы, ни враждебности. Тигр ошеломленно всматривался в выразительные серые глаза, что с гневом поглядывали в его сторону. Гнев этот был направлен не на самого Ацуши, что-то еще было запечатлено во взгляде Акутагавы (то, что со временем Накаджима начал замечать намного чаще). Беспокойство, осознал детектив. Рюноске разом напрягся и недовольно цыкнул, заметив не сводящего с него глаз Ацуши. Расемон вмиг освободил детектива из своей хватки, а владелец зверя не замедлил обозвать юношу идиотом за то, что так бездумно подверг себя опасности и чуть не погиб, снова. Аргументировал мафиози все тем, что тигру было не позволено пока умирать, по крайней мере, от чьей-либо чужой руки. Именно этот крохотный, незначительный случай, от которого любой другой бы попросту отмахнулся, не пожелал уходить из головы Накаджимы. Произошедшее не только неминуемо заставило детектива изменить свое мнение об Акутагаве Рюноске, но и зародило желание снова ощутить тепло Расемона. Ацуши улыбнулся в чашку с чаем, чувствуя, как в груди, на которой покоилась забытая книга, становится тесно от воспоминаний, и застонал, откидывая голову на подлокотник дивана. Он не мог дождаться возвращения Рюноске, юноше даже стало немного стыдно за свое нетерпение. Разглядывая потолок, Накаджима зашевелил ногами, меняя положение, и нахмурился. Беспокойство мелькало на задворках сознания вместе с уверенностью в том, что нынешняя миссия Акутагавы не займет много времени. Но чем больше детектив мял подол надетой на нем черной кофты, что принадлежала Рюноске, тем невыносимее становилось желание поскорее увидеть возлюбленного. Никогда Ацуши не мог подумать, что будет наслаждаться и ждать с таким нетерпением прикосновения этого человека. Низ живота приятно свело при мыслях об их последнем свидании. Накаджима свел ноги, потираясь бедрами и думая об отметинах, оставленных там несколько ночей назад. Пытаясь побороть улыбку, Ацуши отложил книгу в сторону и продолжил играться с тканью кофты. Выражение его лица постепенно стало задумчивым, а лицо начало пылать, как только к нему пришла идея... Каково будет почувствовать Расемон действительно вокруг себя? На своем теле? На коже? Конечно, он уже успел испытать на себе его действие как оружия во время слаженной работы их способностей, ощущал невесомые, нежные прикосновения к запястьям и пальцам, однако... Ацуши представил черные ленты, медленно скользящие по его ногам от щиколоток до икр. Они бы оплели его лодыжки и колени, не позволяя свести ноги вместе и давая Рюноске возможность скользнуть между, обжигая взглядом из-под полуприкрытых век, от которого у Накаджимы тяжелело внизу живота, и все замирало внутри в предвкушении. Или же Акутагава бы стоял в стороне, не прикасаясь к нему, но наблюдая, как Расемон исследует тело Ацуши, двигаясь от колен к бедрам, крепко, в то же время аккуратно обхватывая их. Он подумал о взгляде Рюноске, ласкающем его обнаженную кожу, когда Расемон еще шире разведет ноги юноши, приглашая своего хозяина. Представив, каким открытым и беспомощным он окажется, Накаджима закусил нижнюю губу, ощутив неприятную тесноту в штанах. Ацуши скользнул рукой вниз, сжимая себя между ног, зубами впиваясь в воротник кофты. Однако осознав, о чем он только что фантазировал, детектив громко взвизгнул и подпрыгнул, едва не свалившись с дивана. Рюноске вернулся домой час спустя, и Накаджима не мог найти в себе силы посмотреть ему в лицо. Мафиози сощурился, с подозрением рассматривая Ацуши, который избегал его взгляда. От тихого «Что-то случилось?» юноша отмахнулся с теплой улыбкой и поцелуем в щеку. Позже вечером пока Акутагава готовил ужин, тигр следил за процессом поверх его плеча. Конечно же, очазуке. Сегодня оба хотели чего-то простого и незамысловатого. Когда же Рюноске, обыденно используя Расемон, потянулся к банке зеленого чая на верхней полке, даже не отрывая глаз от готовки, у Ацуши сперло дыхание, а в голову снова хлынул поток непристойных сцен и фантазий. В результате чего, отвлекшись, Накаджима пролил немного кипятка на пальцы в попытке помочь. — Осторожнее, — проворчал Акутагава, прикладывая смоченную кухонную тряпку к руке юноши. Ацуши сглотнул, опуская глаза, и пробормотал извинения в надежде, что его возлюбленный не придаст большого значения его пылающим ушам и покрасневшему лицу. Весь оставшийся вечер после сытного обеда Ацуши невольно продолжил примечать появления Расемона из одежды Рюноске. Не позволяя своим мыслям снова забрести не в ту степь, Накаджима закусил щеку изнутри и сжал ноги вместе, делая вид, что перед взором его совсем не всплывает сцена, где мафиози, используя свою способность, связывает руки и ноги Ацуши во время секса, если не большее. Детектив был готов закричать в подушку от безысходности, пока они готовились ко сну. Как он докатился до подобного? Ладно, если бы они никогда не были близки в интимном плане, напротив, они занимались сексом (довольно часто, надо заметить). Приятным совпадением был тот факт, что Рюноске оказался таким же изголодавшимся и жадным до прикосновений, как и сам Ацуши. Обоих полностью устраивала интимная сторона их отношений. Но… подумав один раз о чем-то подобном, Накаджима не мог просто выбросить идею из головы. Позже в кровати, когда бедра Ацуши приятно сводило, и на коже начинали проступать следы от пальцев Рюноске, а спина мафиози горела свежими царапинами, устроив голову на плече Акутагавы, юноша продолжил думать. Однажды ты упомянул, что Расемон — это твое продолжение, помнишь? Сонно размышлял детектив, чувствуя, как тяжелеют веки, и закрываются глаза. Тогда… я желаю каждую частичку тебя.***
— Что… ты хочешь, чтобы я сделал?! Ацуши никогда не хотелось провалиться сквозь землю так сильно, как в данный момент. Но если подумать, смерть была бы предпочтительней. Тяжело сглотнув, Накаджима собрал остатки своего мужества и, выдыхая, приблизился к своему шокированному и сбитому с толка возлюбленному. — Я хочу… — запинаясь, медленно начал он, наконец встречаясь глазами с Рюноске. — Я хочу, чтобы ты использовал Расемон во время… во время секса. Ацуши ни в какую не признался бы в том, что голос его унизительно надломился от стыда и страха увидеть реакцию Акутагавы, но не смог бы отрицать того, что щеки его горели огнем. Рюноске уставился на него с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Изумление на его лице было до того комичным, что при любых других обстоятельствах Накаджима бы посмеялся. Подобное выражение лица у мафиози он наблюдал лишь однажды, когда поцеловал того в первый раз. Тогда, в прошлом, Ацуши засмеялся, с нежностью обхватывая лицо Рюноске, перед тем как Акутагава сам подался к нему, целуя снова с таким чувством, на которое, детектив никогда бы не подумал, что хмурый юноша способен. Кусая губы чуть ли не до крови, тигр был уверен, что в этот раз удивление мафиози не сулит ему ничего хорошего. Живот начало сводить страхом, грудь сдавило, из-за чего стало трудно дышать, а в горле появился ком: зарождалась паника. Возможно, это было неудачной идеей, возможно… возможно, Рюноске сочтет его отвратительным за подобные желания, лицо его исказится в гневе, и он уйдет, не пожелав иметь с Ацуши более ничего общего. Это и был один из самых больших его страхов, что однажды осознав бессмысленность проведенного вместе времени, Акутагава оставит его в одиночестве. Это была ужасная идея с самого начала. Он возненавидит меня. Глаза начало жечь от смущения и стыда, Ацуши сжал кулаки и стиснул зубы, готовый уже открыть рот и сказать юноше, чтобы тот забыл обо всем сказанном, что это было просто шуткой и ничего не значило... — Почему? Прозвучало это так тихо, до того… До того растерянно и ранимо, что заставило Накаджиму замереть. Он поднял глаза и уставился на Рюноске. Тонкие брови юноши были нахмурены, скулы слегка окрасил румянец, а симпатичное лицо выражало чистое замешательство. — Я… я никогда раньше не задумывался об использовании Расемона в таких целях, — мягко проговорил Акутагава. Что ж, это хорошо, я искренне надеялся, что ни с кем подобного ты раньше не делал, подумал Ацуши. По крайней мере, он не зол… наверное… Рюноске поджал губы и, сжав руки на коленях, обеспокоенно вперился в них взглядом. Накаджима осторожно подвинулся к возлюбленному на диване. Чашки с недопитым чаем остались стоять забытыми на кофейном столике. — Я всегда использовал его только для сражений, — медленно произнес Акутагава. — Не могу понять, что ты нашел в этом приятного. Тигр закусил щеку изнутри, чувствуя, как напряжение из груди постепенно уходит. — Это неправда, Рюноске. Мафиози резко перевел на него взгляд, гнев и что-то еще мелькнули на его лице. — Тебе ли не знать о том, в каких целях я всегда использовал и использую Расемон. Моя способность — это инструмент для убийства и разрушения. А когда-то я использовал его и против тебя. Акутагава скривился и сжал челюсть, задерживаясь глазами на груди Ацуши. Цыкнув, он тут же отвел взгляд в сторону. О, Накаджиму осенило, так вот в чем дело… Расслабляясь, детектив со вздохом прильнул ближе. Рюноске вздрогнул, когда юноша накрыл его руку и переплел их пальцы, нежно сжимая. Потянув руку мафиози к себе на колени, он пробежался подушечками пальцев по испещренным рубцами костяшкам. Кожа там была грубой от долгих лет сражений и тяжелой жизни на улице. Ацуши до сих пор не мог избавиться от чувства стыда за то, что не так давно, как и все остальные, считал Акутагаву бессердечным убийцей, но вскоре убедился в обратном. Тигр смог увидеть такие стороны юноши, которые другим тот видеть не позволял, а иногда и сам не подозревал о существовании некоторых, однако… — Рюноске, — твердо произнес Накаджима. Мафиози не повернулся к Ацуши, но замер, вслушиваясь. — …Так и есть, ты использовал Расемон, чтобы причинять боль другим, — сказал детектив и нахмурился, когда плечи Акутагавы пронзила дрожь. — Ты убивал своей способностью и использовал ее против меня, но… Юноша поджал губы и стиснул руку Рюноске. — Но ты и спасал меня. Ты защищал меня с помощью Расемона и в сражениях позволял мне одалживать свою силу — знак того, что ты начинал мне доверять. Ты верил в мои способности, в наше сотрудничество, в меня. Пальцы Акутагавы, сплетенные с его собственными, были тонкими и прохладными, а еще он знал, какими нежными они научились быть. — И… Расемон — часть тебя, ведь так? — продолжил Ацуши, закусывая нижнюю губу. Рука Рюноске дрогнула, усиливая хватку на долю секунды. Юноша молча кивнул, и Накаджима почувствовал, как тот наконец переводит свой острый взгляд на него. Ацуши постарался мягко улыбнуться. — Тогда… я хочу узнать каждую часть тебя. Все, даже… даже то, что когда-то меня пугало. Именно поэтому я хочу, чтобы ты использовал Расемон в постели. Он чувствовал на себе изумленный взгляд Акутагавы и, подавив желание пойти на попятную, стыдливо спрятаться где-нибудь, детектив решительно, но кротко посмотрел на своего возлюбленного. — Потому что Расемон — это твое продолжение, а я хочу узнать и полюбить каждую частичку тебя. Под неровными серебристыми прядями Ацуши сжал губы в ожидании реакции Рюноске. Игнорируя волнительный стук собственного сердца где-то в горле, он боязненно наблюдал, как значение его слов и намерений медленно доходит до понимания Акутагавы. Довольно часто выражение лица мафиози было раздражающе сложно прочесть, но Накаджима научился со временем улавливать мельчайшие детали и изменения в юноше, открывая каждый раз что-то новое. Сперва, лицо Рюноске окрасило неверием: он слегка нахмурился, а после пришло осознание — глаза его распахнулись, Акутагава моргнул, открывая рот. Таким эмоциональным владельца Расемона можно было увидеть нечасто, но Ацуши так неожиданно вклинился со своим предложением, а теперь еще и это. Накаджима удержался от желания начать нервно ерзать и заламывать руки в то время, как мафиози, все еще не проронив ни слова, продолжал глядеть на него в изумлении. Детектив был готов уже выдать «скажи же что-нибудь» или «все в порядке, если ты не хочешь». Прикрыв рукой нижнюю часть лица, Рюноске отвернулся в сторону, прокашливаясь. — Ты… — выдавил Акутагава, — Обязательно говорить что-то настолько смущающее, Ацуши? Кончики ушей мафиози заалели. Медленно моргнув, Накаджима тепло сощурился и засмеялся. — Прости, — прозвучало это совсем не виновато. — Зато я честен. Румянец хлынул на шею Рюноске, и он раздраженно выдохнул, в то время как Ацуши оплел его талию руками, целуя в щеку. — Лжец из тебя никакой, я знаю, что ты не врешь. Накаджима только хмыкнул, не собираясь спорить, и устроил подбородок на плече Акутагавы. Тигр снова расплылся в улыбке, почувствовав, как тонкие пальцы юноши обхватывают его руки, сцепленные в замок на животе Рюноске. Детектив не стал нарушать образовавшегося уютного молчания, вместо этого с закрытыми глазами впитывал в себя звук дыхания мафиози. Мысли Акутагавы и его ответ на предложение Ацуши были все еще… неясны, но если владелец Расемона не хочет... Что ж, Накаджима не смог бы отрицать укол разочарования, но он понимал. Заниматься любовью полностью обнаженными в первый раз и осознавать, что Рюноске чувствует себя в безопасности, намеренно избавляясь от всей одежды и оставаясь беззащитным — не это ли уже наивысший признак доверия? Если Акутагава не был готов к такому шагу, ничего страшного. Ацуши уже собирался сменить тему, встать, чтобы снова приготовить чай, и мирно в спокойствии провести остаток вечера вместе, но мафиози снова заговорил. — …Ты уверен? Накаджима поднял голову и посмотрел на юношу. Рюноске повернулся к нему, поджимая губы и хмурясь. — Ты… уверен, что хочешь, чтобы я использовал Расемон таким образом? — повторил он, неуверенно запинаясь. Тигр выпрямился, снова дотрагиваясь до руки Акутагавы, сердце его забилось чаще в предвкушении. Он сглотнул, чувствуя, как алеют его щеки. — Да, уверен. Рюноске стиснул зубы. — …Ты так сильно мне доверяешь? Прозвучало это не громче шепота. На секунду Ацуши подумал, что ему показалось, но нет. От этого в груди все сжалось, он вздохнул, мягко толкая Акутагаву в бок локтем и игнорируя возмущенный взгляд. Накаджима нахмурился, снова потянувшись к руке возлюбленного, и крепко сжал ее. — Я доверяю тебе свою спину на наших совместных заданиях. Я верил тебе, когда мы заключили сделку, — убедительно заговорил детектив: — и я доверился тебе полностью… в наш первый раз, так что… Свою вторую руку он положил поверх руки Акутагавы. — Да, я доверяю тебе и знаю, что ты не причинишь мне вреда. Больше нет. Оба уже давно пересекли эту границу. Ацуши перестал застывать каждый раз в ужасе, когда Расемон сворачивался вокруг него, смешиваясь с его собственной способностью, с того момента, как они столкнулись с тем русским с вечной улыбкой и глазами, лишенными света. Он перестал видеть в способности Акутагавы просто инструмент с тех пор, как ощутил его живое тепло вокруг запястий. Наверное, Расемон перестал казаться монстром в тот миг, когда Накаджима решил заглянуть Рюноске за маску беспощадного убийцы. Акутагава размял челюсть, мельчайшие эмоции за доли секунды начали сменять друг друга на его лице, перед тем как он закрыл глаза. Юноша вздохнул, и Ацуши почувствовал, как усилилась его хватка. — Ладно, — пробормотал Рюноске. — Я подумаю над этим до нашего следующего раза. — П-правда? — Голос Накаджимы сорвался на высокие ноты, он округлил глаза. Акутагава прочистил горло, прикрывая нижнюю часть лица рукой. Щеки под его пальцами заалели. — Да, — коротко выдал он. — Это… это не такая уж и плохая идея, пока ты твердо уверен. — Уверен, — выпалил Ацуши. Рюноске закусил нижнюю губу. Румянец на его лице стал ярче от быстрого ответа Накаджимы. Даже сейчас тигр не прекращал застигать его врасплох и удивлять своей смелостью. — …Тогда хорошо. Акутагава снова в ответ сжал руку Ацуши, который не мог сдержать улыбки, оставляя поцелуй на горячей щеке юноши.***
Сон Рюноске был крайне чутким. На него, следуя нестабильному графику работы, Акутагава выделял от силы три-четыре часа в сутки. Режим его претерпел изменения с момента переезда Ацуши, но, тем не менее, помимо тех моментов, когда воспоминания из далекого прошлого не давали уснуть, выдавались и такие ночи, в которые с постели его поднимала неведомая сила. После подобных пробуждений Рюноске оставался сидеть на краю кровати, уставившись на свои руки или во мрак, но ничего не видя, без возможности вернуться ко сну даже с теплым телом Ацуши под боком. Но Накаджима, всегда замечая пустоту и отсутствие тепла рядом, просыпался следом. А потом Акутагава чувствовал горячие руки вокруг талии, подбородок на плече и легкое прикосновение губ к своей щеке. Рюноске разворачивался и целовал в ответ бесчисленное количество раз, пока усталость не сморит обоих, заставляя снова забраться под простыни, в объятия друг друга. Но бывали и другие ночи, когда губы начинали спускаться ниже, а руки блуждать по телам. Любой намек на сонливость улетучился в тот момент, когда Ацуши скользнул на колени к Акутагаве, зарываясь руками в темные волосы юноши и пропуская мягкие растрепанные пряди сквозь пальцы. Их языки сплетались, и Накаджима чувствовал на своих губах горячее, тяжелое дыхание Рюноске, который почти с отчаянием сжимал руки на спине тигра. Худые бедра Акутагавы, потирающиеся о его собственные, посылали по телу юноши огненные разряды, оседающие внизу живота. Ацуши понимал, что сегодня ночью им снова будет не до сна, и его это мало заботило. Простыни были отброшены в сторону и сбились у основания кровати движением их ног, когда двое попытались притянуть друг друга ближе. Накаджима вцепился в воротник рубашки Рюноске, сменяя положение и седлая колени юноши, он почувствовал, как тонкие пальцы Акутагавы сжали его бедра. Посасывая нижнюю губу мафиози, Ацуши поглаживал нежное местечко за ушами Рюноске, что заставило владельца Расемона рвано простонать ему в губы. Детектив ощутил холодные пальцы, которые, забравшись под рубашку, пробежались по его горящей коже. Эти самые пальцы скользнули жадно вверх по груди, не задевая сосков, перед тем, как неуверенно остановиться. Выпутав руку из волос Рюноске, Накаджима потянулся к его запястью. Во мраке комнаты щеки их окрасил румянец, тяжело дыша, они смотрели друг на друга из-под полуприкрытых век. Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату просачивался свет от огней города вместе с лунным сиянием. Обхватив запястье Акутагавы, Ацуши прижал его раскрытую ладонь к своей коже. Мафиози вопросительно изогнул бровь в привычном движении, из-за которого у Накаджимы часто возникало желание со смешком разгладить появляющуюся между бровей юноши складку, но детектив, улыбаясь, лишь коротко кивнул. Рюноске понял все без слов. Любимой позицией Ацуши была та, при которой Акутагава лежал на спине, а он сидел сверху. Тигра завораживал вид черных прядей юноши, что, разметавшись в беспорядке, скользили по ровно таким же темным простыням, в то время как Накаджима покачивался на его бедрах. Но в той же мере детектив любил оказываться распластанным на спине с длинными ногами Рюноске между его собственными, которые мафиози разводил еще шире. Нависая над ним, губами Акутагава терзал его шею. Ацуши еще сильнее сжал рубашку юноши, выгибая спину от сильных и быстрых движений их бедер. Ноги Накаджимы сжимались на талии Рюноске. Пока разум тигра тонул в обжигающе чистом наслаждении, Акутагава впился зубами в чувствительный участок кожи на его плече. Руки мафиози гладили Ацуши под рубашкой, заставляя ткань ползти вверх, но детектив не собирался оправляться, вместо этого решив сосредоточить свое внимание на губах Рюноске. Как бы ни были соблазнительны эти худые руки, Накаджима был не против никуда не спешить. Наслаждаться их долгими глубокими поцелуями было его любимым занятием. Ацуши почувствовал, как немеет его челюсть от того, какими тягучими стали движения их губ, его возбуждение также требовало активных действий. Тигр жалобно захныкал в рот Акутагаве, когда тот замедлил рывки бедрами. Подняв ногу, Накаджима обернул ее вокруг талии возлюбленного в попытке стать ближе и заставить Рюноске двигаться таким образом, чтобы Ацуши плавился от удовольствия. Прижимаясь ногой к пояснице юноши, детектив оторвал нижнюю часть своего тела от колен мафиози и уже был готов использовать созданный им «рычаг», как... Накаджима издал полузадушенный вскрик удивления, когда почувствовал, как нечто теплое и гладкое уверенно сворачивается вокруг его лодыжки и опускает его ногу на место. Тигр в неверии уставился на Акутагаву широко распахнутыми глазами. Дыхание его мгновенно сбилось, когда он заметил черную ленту, тянущуюся от темной рубашки юноши. Расемон в это время, обхватив вторую ногу Ацуши, прижал к кровати и ее. От осознания сладко свело живот, а возбужденный член в штанах болезненно заныл. Горячее дыхание Рюноске обжигало губы Накаджимы, лицо и шея мафиози пылали, и несколько бусинок пота скользнули к его подбородку, но серые глаза цвета стали встретили изумленный взгляд детектива, и тот увидел в них твердую решимость. — Ацуши, — хрипло проговорил Акутагава. Тяжело сглатывая, тигр ощутил, как заколотилось в груди его сердце, и закусил нижнюю губу, без тени сомнения встречая взор возлюбленного. Колеблясь, Рюноске облизал губы, прежде чем пробормотать: — Ты хочешь этого? Накаджима не мог не чувствовать искренний стыд за то, каким он в прошлом видел владельца Расемона, но тут же вопрошал: а как иначе, если в первую же встречу он лишился ноги, если каждое последующее столкновение было полно ярости и кровавой, жгучей ненависти? Ацуши знал, кем является Рюноске, понимал и тяжесть ранее содеянного им, но теперь он еще и видел, как этот человек пришел к такой жизни. Как обманывая самого себя, он стал воплощением мнений чужих людей о нем: бессердечный убийца, как однажды обозвал его Накаджима, эгоистичный, безразличный ко всему, кроме своей собственной силы. Детектив же увидел человечность, спрятанную за зверем, что появлялся из одежды мафиози. И сейчас, когда Акутагава смотрел на него, а Расемон без излишней силы все еще прижимал его ноги к кровати в ожидании ответа, Рюноске не был бесчувственным псом Портовой Мафии, что вырос в трущобах. Он был Акутагавой Рюноске, человеком, которого преследовали собственные грехи и сама смерть, юношей, что не позволял себе эмоций, но научился чувствовать и не стыдиться этого, тем, кто прикасался к Ацуши и целовал его с невероятно трепетной нежностью, что часто носила оттенок нерешительности, будто бы он не был уверен, что заслуживает подобного. Он был Акутагавой Рюноске, и Накаджима любил его. Обхватив ладонями лицо юноши, детектив поднял его голову и тягуче нежно поцеловал, отстраняясь в конце с мягким влажным звуком. — Да, — сказал Ацуши. — Это именно то, чего я хочу. Расемон сжался на его щиколотках в секундном спазме, заставляя рвано выдохнуть. Потянувшись к одной из рук тигра, Рюноске прижал ее к своему лицу. — Хорошо, — прошептал он, губами скользя по коже. Отстранив руки Ацуши от своего лица, Акутагава забрался с ногами на кровать и встал на колени. Он тонул во мраке их спальни, поглощенный тенями, что подчеркивали острую угловатость его фигуры. Детектив видел, как подрагивает Расемон, готовый вырваться наружу, он заметил, как в темноте глаза Рюноске сверкнули вдруг взглядом, полным желания и вожделения, в которых тигр был не против утонуть. — Ложись на спину. Ацуши был более чем счастлив подчиниться, повелительный тон возлюбленного заставил задрожать, живот снова свело возбуждением. Расемон пульсировал вокруг его лодыжек, темная материя разделилась на еще большее количество нитей, обхватывая икры и колени юноши, удерживая на месте, что заставило Накаджиму нетерпеливо заерзать в предвкушении. Сминая пальцами простыни, тигр тяжело сглотнул. Хватка на его ногах не была ни чрезмерно сильной, ни болезненной, но даже так через одежду он ощущал дрожь и тепло, что просачивались под кожу. Рюноске в изумленном благоговении взирал на Ацуши, с губ которого уже начали срываться несмелые звуки, когда Расемон заскользил вверх по его ногам. Мафиози завораживал вид алеющего во мраке лица. Когда ленты подобрались к поясу штанов Накаджимы, Акутагава, неуверенный, куда девать собственные руки, решил сжать их под коленями любовника. Он не прилагал обычных усилий, и ему не пришлось удерживать ноги детектива раскрытыми: Расемон делал это за него. Рюноске лишь оставалось наблюдать голодным, восторженным взглядом за тем, как Ацуши поднимает навстречу ему бедра, открывая характерную выпуклость, натягивающую мягкую ткань его пижамных штанов. Царапая простыни, Накаджима закусил губу, ощущая, как растекающийся жар скапливается между ног. Он простонал с закрытым ртом, когда Расемон, двигаясь под тканью штанов, сжал его бедра. Юноша чувствовал на себе прожигающий взгляд Акутагавы, от которого хотелось раствориться. Ацуши почти испытывал стыд за себя, за то, как немыслимо хорошо ему было, что ни одна связная мысль не задерживалась в его голове, хотя они даже толком не начали. Его член болезненно заныл в плену штанов. Не в силах больше терпеть, Накаджима потянулся к промежности и обхватил свое возбуждение, большим пальцем оттягивая резинку пояса, собираясь избавиться от одежды. Ацуши судорожно втянул в себя воздух, когда черная лента, отделившись от воротника Рюноске, схватила его за запястье и пригвоздила его руку над головой, не позволяя совершить задуманное. Вторую руку постигла та же участь, обе теперь были связаны вместе, обездвиженные. Накаджима удивленно уставился на юношу. — Позволь мне, — хрипло прошептал мафиози. Детектив понимал, откажись он сейчас, и Расемон освободит его, но продолжал смотреть на Акутагаву с трепетом. Его кожа пылала, а внутренности сжимались в возбуждении. Тяжело сглатывая, тигр расслабил пальцы и кивнул. Уголок губ Рюноске дрогнул, и Расемон снова пришел в действие. В то время, как ленты вокруг щиколоток и икр все еще не давали свести ноги вместе, Расемон начал продвигаться вдоль штанов Ацуши. Пальцы Акутагавы крепче впились в нежную плоть под коленями, когда зверь, подцепив зубами пояс, потянул одежду вниз. — А… Ах, — дыхание Накаджимы сбилось, когда ткань ощутимо задела чувствительную головку члена. Не имея возможности двинуться, ему только оставалось ощущать, как материал скользит все ниже по направлению к лодыжкам. Сняв штаны с Ацуши, Рюноске отбросил их в сторону, все это время не сводя глаз с возбужденного органа между ног юноши. — Я смотрю, ты наслаждаешься, — выдохнул Акутагава, любуясь розоватым оттенком напряженной плоти. Головка члена была блестящей и влажной от смазки. Не стесненный более одеждой, детектив обмяк на кровати со стоном облегчения, но тут же густо покраснел, даже кончики его ушей запылали. Ацуши недовольно скривился, чем вызвал у Рюноске едва заметную ухмылку. — Замолчи, — проворчал тигр, прозвучало это крайне неубедительно, на выдохе. Накаджима подбросил бедра вверх, когда Расемон, скользя по ним, задел основание члена. — Если бы мог, я бы врезал тебе. Акутагава хмыкнул и подался вперед, садясь меж разведенных ног Ацуши. Массируя пальцами нежную кожу под коленями, мафиози почувствовал, как уголки его губ ползут вверх. — И все же ты не отрицаешь, что тебе это нравится, — его ухмылка стала шире, когда детектив подавился вздохом, ощутив, как Расемон обхватывает его плоть в дразнящей манере. — Никогда бы не подумал, что ты можешь быть таким… развратным. На это Ацуши сжал зубы в тихом рычании, получая в ответ только хриплый смешок. Ноги его задрожали, когда Расемон слегка усилил хватку на члене. — Эт… Это все твоя вина, идио… гхннн... Черные ленты сильнее сжались вокруг его возбуждения, скользя вверх от основания, сдавливая и потираясь вокруг выступивших вен, что заставило Ацуши рвано, громко простонать, содрогаясь всем телом. Расемон же продолжал выполнять волю хозяина, который жаждал услышать и увидеть еще больше. Накаджима выгнулся на простынях, и его рубашка задралась, открывая живот. Юноша отрывисто вскидывал бедра, пытаясь подстроиться под темп Расемона, что двигался в характерной манере, сжимая и отпуская. — Е… еще, еще, пожалуйста, — задыхался детектив. — Рюноске... Пальцы Акутагавы дрогнули на коленях Ацуши, и самого его пробрала дрожь из-за вида, открывающегося прямо перед ним. Накаджима казался созданием из другой вселенной: красивый, завораживающий, принадлежащий ему, полностью. Наблюдая, как юноша извивается на кровати, не имея возможности пошевелить ни руками, ни ногами, как покачивает бедрами, толкаясь в черные ленты, что теперь сдавливали плоть в крепкой хватке, увеличивая скорость фрикций, как, откинув голову назад, Ацуши шумно хватал воздух широко раскрытым ртом, а румянец хлынул на кожу его груди, Акутагава не смог бы найти подходящих слов, чтобы описать это зрелище. Расемон всегда был частью Рюноске, зверем, что жил в его одежде, своеобразным олицетворением его внутреннего Я, которое он принял за монстра, поглощающего само пространство. Мафиози предпочел забыть о шарфах, что оживали, когда было необходимо успокоить Гин в особенно холодные ночи, в которые оба голодали. Устраиваемое им теневое шоу заставляло сестру радостно смеяться, что было само по себе редкостью. Вместо этого на свободу теперь вырывалось драконоподобное существо, что разрывало плоть и ломало кости. Молчаливый, дикий зверь, который — Акутагава убедил себя — не чувствовал ничего, как и он сам. Ацуши же изъявил желание почувствовать его дар вокруг себя в настолько интимной манере под покровом темноты, и через Расемон Рюноске ощущал удовольствие своего любовника, своего тигра. Это совсем не походило на их первую встречу, когда зверь вонзился в тело Накаджимы. Как же, кажется, давно это было. Ацуши бормотал несвязные слова, которые Акутагава не мог разобрать из-за собственного сердца, что набатом звучало в ушах. В одном из перерывов между стонами и выкриками имени Рюноске темная лента, как стремительный водный поток, вырвалась из его рубашки, поднимая пижаму Накаджимы и обхватывая розовые бусинки возбужденных сосков. Детектив вскрикнул, сильнее упираясь пятками в матрас, и выгнул спину, подаваясь навстречу черным нитям. В это же время Расемон продолжал неустанно скользить по члену Ацуши, такой же безжалостный, как и его хозяин, что желал выбить из тигра больше стонов и заставить того кончить. Рюноске никогда не мог насытиться ощущением кожи юноши под своими руками, губами, на языке. Прямо сейчас какая-то часть его почти завидовала своей способности, что довела Накаджиму до беспамятства, хотя сам мафиози едва ли к нему прикоснулся. Однако Расемон был его продолжением в той же мере, что и его собственные руки. Акутагава и мечтать не мог о том, что Ацуши позволит прикасаться к себе подобным образом, до безумия пьяняще. Накаджима так сильно доверяет ему, что сам пожелал этого. Грудь Рюноске болезненно сдавило, внутри все горело, не позволяя сделать вздох. Мощный поток эмоций затопил Акутагаву, эмоций, о которых раньше было слишком страшно задумываться, а сейчас — невозможно не знать. Расемон все еще не отпускал плоть Ацуши, потираясь, чем подводил юношу к грани. Напряжение в паху стало почти невыносимым, Накаджиме казалось, что тело его пожирают языки пламени: до того горячо ему было от Расемона, что продолжал дразнить, сжимая головку, и все не позволял кончить, заставляя детектива молить о пощаде. Ацуши хотел сжать руки в волосах возлюбленного, потянуть за пряди, привлекая к себе, и ощутить на коже хриплые, жаркие выдохи, но Расемон держал его крепко. Тигр чувствовал на своем теле прожигающий взгляд потемневших глаз, что заставило его забиться в предоргазменной судороге, но темные ленты тут же сжали основание члена, препятствуя оргазму. Было во всей сложившейся ситуации что-то до ужаса эротичное, в том, как Рюноске лишь наблюдал за ним, едва прикасаясь, но при этом заставлял его чувствовать себя так немыслимо хорошо. Опираясь на трясущиеся ноги, Накаджима еще выше поднял бедра. Возбуждение было настолько сильным, что хотелось плакать, а из груди вырывались задушенные стоны и пронзительные выкрики имени Акутагавы. — Рю… Рюноске, пожалуйста...! — задыхался Ацуши. — Пожалуйста, позволь мне... — Позволить что? — хрипло прошептал мафиози. От звука умоляющего голоса юноши задрожали ноги, а его собственное возбуждение давно стало болезненным, плоть горела, оттягивая ткань штанов. — Скажи вслух, Ацуши, что ты хочешь? Расемон одновременно пощипывал соски детектива и туго сдавливал головку члена, заставляя Накаджиму закричать: — Позволь мне кончить! Рюноске поднял уголки губ. — Хорошо. Расемон наконец отпустил плоть Ацуши, свободно сворачиваясь у ее основания. Тигр тут же резко подбросил бедра, кончая с пронзительным криком. Имя Акутагавы, прозвучавшее из уст Накаджимы так надломлено, продолжало звенеть в ушах мафиози. Он впился пальцами в нежную кожу, грозясь оставить синяки, чувствуя, как его член болезненно пульсирует, затянутый в ткань. Содрогаясь и тяжело дыша, тигр медленно опустился на простыни. Капельки пота скатывались с его лба, и серебристые пряди челки прилипли к коже. Последствия невероятно сильного оргазма теперь покрывали его бедра, живот и грудь. Все тело стало вдруг ватным. Казалось, Ацуши мог бы растечься на удивительно прохладных шелковых простынях их кровати. Во время вспышки удовольствия Накаджима не заметил, как давление вокруг члена, бедер и на груди ослабло: темные ленты вернулись обратно к Рюноске. Почувствовав, как холодные губы оставляют мягкий поцелуй на его колене, детектив медленно открыл глаза, грудь его все еще тяжело вздымалась и опускалась. Расемон наконец освободил запястья Ацуши, устраиваясь по бокам от него, и тот протянул дрожащие руки к лицу Акутагавы. Мафиози подался вперед, нависая над ним и встречая на полпути. Движения их губ были неторопливыми, даже ленивыми, языки сплетались друг с другом. Накаджима большими пальцами поглаживал острые скулы Рюноске, придерживая его за затылок. Мягко простонав, детектив прихватил зубами нижнюю губу юноши и устало улыбнулся, получив в ответ приглушенный стон. Несмотря на значительно ослабевшую хватку, Расемон продолжал держать ноги Ацуши раскрытыми для Акутагавы. Накаджима не мог описать, как сильно он соскучился по губам Рюноске. В каждом уверенном движении рта он улавливал намерения любовника. Ацуши заерзал, ощущая, как чувствительность возвращается к бедрам и всему телу и застонал, когда ладонь мафиози, скользнув по его правой ноге, крепко сжалась пониже спины. Накаджима довольно вздохнул и улыбнулся в их беспорядочный поцелуй, ощущая привычное прикосновение. Когда оба оторвались друг от друга из-за нехватки воздуха, детектив молча пропустил черные пряди волос сквозь пальцы, даря Рюноске теплую улыбку. Потираясь носом о нос возлюбленного, Ацуши снова медленно открыл глаза. К щекам тут же прилила краска смущения, когда он увидел следы своего удовольствия на рубашке Акутагавы. — Извини, я… — Накаджима поджал губы, краснея еще сильнее. — Я испачкал тебя, Рю, извини... — Ничего, — незлобно перебил Рюноске. Кончики его пальцев скользнули к внутренней стороне бедер детектива, вызывая дрожь. — Я совсем не против. Зато я вижу, как сильно тебе понравилось. Ацуши, не раздумывая, швырнул одной из подушек в юношу, только чтобы не видеть этой ухмылки и дразнящего блеска в глазах. Второй же накрыл собственное лицо, когда раздраженное «ой» со стороны мафиози превратилось в хриплый смех. Сжимая в руках подушку, тигр громко застонал в материал, не зная, куда деться со стыда. — Какой же ты придурок, — проворчал Накаджима, чувствуя, как его единственная защита выскальзывает из рук стараниями Акутагавы. Детектив нерешительно поднял глаза на Рюноске, когда тот прижался губами сначала к его щеке, а после к брови. — Если память мне не изменяет, — сухо проговорил мафиози: — это была твоя идея. — Я знаю, — вздохнул детектив, смущение отступило. Черты его лица разгладились, когда губы возлюбленного оставили поцелуй на лбу. Ацуши рискнул встретиться со взглядом Акутагавы, что навис над ним, опираясь локтями по обе стороны от его плеч. Чудом не задевая беспорядка на рубашке, Накаджима провел руками по груди юноши и обхватил его лицо. — Мне, правда, понравилось, — мягко проговорил тигр. Он улыбнулся уголками губ и подался вперед, целуя владельца Расемона. — Спасибо. Рюноске только хмыкнул в ответ, опускаясь ниже и настойчивее прижимаясь к губам Ацуши. Акутагава запустил руку в серебристые пряди юноши, что снова прикрыл глаза, тихонько вздыхая и отвечая на прикосновение. Пожалуй, Накаджиме никогда не надоест целовать мафиози. Поцелуй получился тягучим, с краткими касаниями языков — у обоих от него перехватило дыхание. Снова ожившее тело позволило детективу пошевелить ногами, и он заерзал под Рюноске в попытке сесть и окончательно избавиться от своей рубашки. Согнув колено, Ацуши случайно задел пах Акутагавы и застыл, когда Рюноске неожиданно дернулся и зашипел сквозь зубы, задрожав. Ногой Накаджима почувствовал его возбуждение. В пылу собственного удовольствия юноша совершенно забыл о том, что Акутагава так и не кончил. Он даже не прикоснулся к себе, только наблюдал вблизи за тем, как Расемон сворачивается вокруг Ацуши. Накаджиме вмиг стало стыдно: он повел себя как эгоистичный любовник. Детектив сглотнул, выпрямляясь и становясь на колени, полуобнаженный, он сжал руки на своей рубашке. — Твоя очередь, Рюноске, — пробормотал тигр. — Прости, я должен был уделить тебе больше внимания... — Да прекратишь ты извиняться или нет? — раздраженно ответил Акутагава, пытаясь замаскировать смущение, которое краской хлынуло на шею. — Как я и сказал, все хорошо, к тому же… наблюдая за Расемоном, который прикасается к тебе так, как это делал бы я… мне тоже это доставило удовольствие. Последние слова прозвучали неразборчиво, но Ацуши их услышал. Внизу живота снова начал расползаться жар: проснулись адреналин и возбуждение. Кожу окрасил румянец, и Накаджима с кроткой улыбкой прижался поцелуем к щеке Рюноске, заставляя юношу взглянуть на себя. — Тогда… я счастлив, — наконец проговорил детектив. — Хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. Не только мне одному. А мне было очень, очень немыслимо хорошо, Рюноске. Но… речь ведь не только обо мне. Поэтому… Рюноске. Ложись на спину. С развитием интимного аспекта их отношений оба Ацуши и Акутагава были удивлены обнаружить командирские замашки у Накаджимы, который в свою защиту всегда говорил о том, что, встречаясь с кем-то настолько твердолобым и упрямым, как владелец Расемона, ему просто приходилось показывать характер. Только так он мог противостоять напарнику и быть с ним на равных. Рюноске часто мимоходом цеплялся за эту тему с целью вогнать тигра в краску, заставляя его очаровательно морщить нос в раздражении. Но в такие моменты, как этот, когда зрачки двухцветных глаз юноши походили на два черных омута в обрамлении насыщенного золотого и пурпурного, а руки нерешительно и застенчиво ныряли под рубашку Акутагавы, цепляя пальцами пояс его пижамных штанов и стягивая их с бедер, Рюноске не находил в себе силы противиться. Он опустился спиной на простыни, любуясь обнаженным телом Ацуши: стройными, но сильными ногами, обхватывающими его бедра, пока сам юноша освобождал его от одежды. Акутагава никогда не признался бы вслух, но именно эта решительность, так идеально подходящая тигриной природе, являлась одной из многих вещей, которые притягивали его к Накаджиме, как магнит. Рукой Рюноске снова потянулся к своему лицу и слегка прокашлялся в ладонь в попытке скрыть смущение от того, как сильно он был возбужден. Стягиваемая ткань задела член, пуская по телу дрожь и заставляя рвано выдохнуть. Его напряженная плоть, более ничем не стесненная, была красноватого цвета с влажной головкой и темной растительностью у основания. Акутагава не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое возбуждение. Юноша облегченно выдохнул, наконец, избавившись от пижамных штанов. Ацуши положил свои руки на бедра Рюноске, в ответ получая мягкий вздох, и постепенно опустился всем весом на ноги мафиози. Тяжело сглатывая и облизываясь в предвкушении, тигр не мог оторвать взгляда от достоинства юноши. Приподнявшись на локтях, Акутагава увлеченно наблюдал за тем, как Накаджима подался вперед, руками скользя по его животу. Их члены почти соприкасались. Поджав губы, детектив забрался пальцами под черную рубашку Рюноске и потянул ее вверх, но внезапно был остановлен руками Акутагавы. Нахмурившись, Ацуши поднял глаза на мафиози и увидел, как тот качает головой, яркие серые глаза напряженно следили за ним. — Оставь, — пробормотал владелец Расемона, сжимая его руки. Накаджима резко втянул в себя воздух, распахивая в удивлении глаза. От томительного волнения внутри все скрутило, и детектив послушно отпустил ткань. Темные ленты снова вырвались на свободу и, открыв ящик прикроватной тумбочки, извлекли из нее тюбик (уже на треть пустой с недавнего момента покупки; определенно, агентство никогда бы не поверило в наличие у них настолько активной половой жизни). Расемон вложил гель Рюноске в руку, и тот незамедлительно открыл его, но перед тем, как смазать им пальцы, Акутагава бросил на Ацуши выжидательный взгляд. Спустя несколько мгновений Накаджима понял. Его пальцы до синяков впились в бедра мафиози, и он наконец кивнул. Больших усилий Ацуши стоило не начать нетерпеливо ерзать на ногах любовника, пока тот возился со смазкой. Сердце тигра начало стучать в ушах, когда Расемон снова потянулся к нему, обхватывая его подрагивающие ноги и крепко удерживая его на месте. Ничто в данный момент не могло заставить черные ленты, исполняющие волю и намерения их хозяина, отпустить юношу. Жар Расемона снова начал расползаться по коже Накаджимы, скапливаясь между ног. К тому моменту, когда детектив почувствовал первое прохладное прикосновение к входу, он был снова почти полностью возбужден. — Ах… ааааагх... — Ацуши судорожно хватал ртом воздух, слабо покачивая бедрами, не имея возможности свободно пошевелиться в хватке Расемона. — Тебе… нгх… не нравится? — спросил Рюноске, прищуриваясь. Руки его лежали на ногах тигра, чувствуя каждый спазм мышц при попытке извернуться. Детектив старался приспособиться к новым ощущениям от проникновения чужеродной материи, но из-за лент ему лишь удавалось слегка скользить ягодицами по бедрам Акутагавы. Даже такое мимолетное прикосновение кожи к коже обжигало и пробуждало желание как можно скорее оказаться внутри юноши, но мафиози и не думал спешить. Рюноске больше не собирался причинять боль Ацуши, тем более в такой момент, с этим было давным-давно покончено. Если Накаджима захочет остановиться, Акутагава так и поступит. — Н-нет, просто… ммгх… — подрагивая всем телом, детектив впился ногтями в бледную кожу любовника. Вместе с рваными вздохами с его губ начали срываться тихие стоны. — Это… непривычно. Совсем не похоже на твои пальцы. Для удобства Расемон расплылся по ногам тигра вплоть до тазовых косточек, сдавливая еще сильнее. Скользкие от смазки ленты проникали внутрь, заставляя колечко мышц плотно сжиматься вокруг них. Ацуши не мог поверить в реальность происходящего. Ему должно было быть стыдно за то, что предложил подобное, за то, что посмел подумать о таком, но в первую очередь за то, что наслаждался происходящим. Потираясь о бедра Рюноске, он чувствовал, как пальцы юноши усиливают хватку на его ногах, слышал его рваное дыхание, ощущал пристальный, восторженный взгляд потемневших глаз. Накаджима сам не мог оторвать взгляда от члена Акутагавы, на который так не терпелось опуститься, и, в конце концов, решил, что на стыд ему наплевать. Гладкие ленты Расемона были мягче, чем пальцы их владельца. Они походили на бархат и двигались так, как было бы не под силу человеческим рукам. Было подобно сну наяву ощущать, как Расемон скользит внутри него, растягивая, подготавливая и размазывая прохладный гель по ложбинке, так же потрясающе, как если бы на месте лент были пальцы Акутагавы. Телу, не привыкшему к темной материи, понадобилось больше времени, чем обычно, на то, чтобы приспособиться. Но это не помешало Ацуши вскоре начать стонать, запрокинув назад голову, в то время как ленты продолжали растягивать его. Будучи частью Рюноске, они знали, что надо сделать, чтобы заставить Накаджиму содрогаться или стиснуть ногами бедра мафиози, где трогать, чтобы удовольствие бежало по венам, как раскаленная лава. Вдруг щупальца задели скопление нервов внутри, обжигая каждую клеточку и вызывая судорожные сокращения мышц тела в объятиях Расемона. Ацуши издал задушенный, пронзительный стон сорвавшимся на октаву выше голосом. — Рюноске... — задыхаясь, простонал детектив, оставляя на коже Акутагавы красные следы от ногтей. — Еще... Дразня колечко мышц, ленты продолжали разрабатывать вход, теперь намеренно скользя по заветному месту внутри, из-за чего выкрики Накаджимы стали громче. В какой-то момент тигр перестал видеть границу между Рюноске и Расемоном. Истина была в том, что сила Акутагавы была его продолжением, как и любая другая часть его тела, и Ацуши не видел ничего постыдного в том, чтобы полюбить и ее. Не в состоянии держать руки на месте, мафиози прошелся ими по открытым участкам тела детектива, упиваясь попытками юноши вывернуться из хватки растягивающих его лент. Глаза Накаджимы были крепко зажмурены, ртом он не переставал хватать воздух. Свое собственное возбуждение казалось Рюноске невыносимым, но он не мог оторвать глаз от Ацуши. Акутагава потянулся к затвердевшим соскам детектива и сжал розовые бусинки пальцами, от чего тигр дернулся и нетерпеливо захныкал. Мафиози снова жадно заскользил руками по стройным изгибам тела юноши: огладил плоский живот и грудь, наблюдая, как Накаджима выгибается под его прикосновениями. Руки Акутагавы снова нырнули вниз, намеренно избегая возбужденной плоти Ацуши, заставляя детектива громко заскулить. — Тебе хорошо? — хрипло прошептал Рюноске. Накаджима издал звук похожий на кошачье мяуканье и вильнул бедрами. — Т… так хорошо... — выдохнул он. — Это… нечестно, Рюноске, мне так хорошо, как будто ты уже во мне, ааах... Расемон сильнее надавил на комок нервов внутри, погружая Ацуши в раскаленное добела удовольствие, от которого тигр судорожно сжался вокруг лент и закричал. Уже не в первый раз Акутагава был благодарен за звуконепроницаемые стены в квартире, учитывая, каким громким становился Накаджима по мере их продвижения. В пылу страсти детектив неожиданно вспомнил, кто из них двоих еще не кончил, и торопливо зашептал: — Подожди, подожди... Рюноске посмотрел на него в замешательстве. Тигр поджал губы и, опустив глаза, заскользил руками по коже мафиози. Акутагава вздрогнул и резко втянул в себя воздух, когда пальцы Ацуши обхватили основание его напряженного члена, массируя горячую чувствительную плоть. — Я не… я не хочу пока что кончать, — охрипшим голосом проговорил юноша. — Только… после тебя, после того, как ты окажешься во мне. Я… хочу почувствовать. Среди множества вещей, касающихся их интимной жизни, о которых Накаджима смущался говорить вслух, было, несомненно, удовольствие, получаемое юношей, когда Рюноске кончал внутри него, заполняя собой полностью. Это казалось чем-то неприличным, но до безумия захватывающим. И каждый раз ему было мало. Мафиози едва удержался от того, чтобы не толкнуться в руку детектива, когда тот начал размазывать гель по его плоти, нежно отводя руки самого Акутагавы в сторону с мягким, но решительным «Позволь мне». Было сложно не кончить в тот момент, когда пальцы Ацуши легко огладили всю длину его возбуждения, но Рюноске удалось сдержаться. Накаджима моргнул и охнул от неожиданности, когда Расемон резко притянул его ближе, выдавая рвение своего хозяина. Тигр содрогнулся и застонал сквозь сомкнутые губы, ощущая, как темные ленты выскальзывают из него, возвращаясь к материи, что до сих пор крепко оплетала его ноги и талию. Сам Рюноске, опираясь на подушки спиной, наблюдал за тем, как Расемон удерживал юношу над головкой его члена. Взгляды встретились. Рукой Ацуши потянулся к руке Акутагавы и переплел их пальцы. Детектив сильнее стиснул его руку, растягивая губы в широкой, теплой улыбке и, придерживая плоть Рюноске, медленно опустился на нее с глубоким вздохом. — Черт... — зажмуриваясь простонал мафиози, чувствуя, как горячие стенки прохода незамедлительно сжимаются вокруг его члена. Акутагаве хотелось подбросить бедра вверх, жадно вбиваясь в эту умопомрачительную тесноту, но юноша сдержался, вместо этого, позволяя Накаджиме самому принять его полностью с пронзительным вскриком, что позже превратился в удовлетворенный выдох. Последовала пауза, во время которой оба восстанавливали дыхание, привыкая к ощущениям. Хватка Расемона на Ацуши ослабла, позволяя ему слегка заерзать. Каждое малейшее движение тигра сопровождалось шипением Рюноске, который не мог унять дрожь в ногах. Скользя руками по животу Акутагавы и удерживая его тяжелый, полный желания взгляд, детектив тягуче медленно качнул бедрами. Темные ленты снова усилили свою хватку вокруг него, выбивая высокий вскрик, что смешался с громким стоном Рюноске. Его член пульсировал внутри Ацуши, и мафиози, впиваясь ногтями в кожу юноши, воспользовался его беспомощностью, поднимая нижнюю часть тела и резко толкаясь в тесноту. — Р-Рю...! — захлебываясь стоном, выкрикнул Накаджима, когда Акутагава толкнулся в него снова. Детектив плавился от горячего чувства наполненности, от того, как худые узкие бедра соприкасались с его собственными. Даже удерживаемый Расемоном Ацуши пытался подстроиться под ритм Рюноске, отрывисто подмахивая бедрами. Он не сводил глаз с изгиба спины мафиози, сжимаясь вокруг его члена и заставляя почувствовать то удовольствие, которое не так давно испытал сам. Комнату заполнили звуки стонов, выкриков и рваного дыхания, смешанные со звонкими шлепками. Упрямство напарников вкупе со стремлением к соперничеству играло им как никогда на руку, побуждая подстраиваться под темп друг друга. Прикусывая нижнюю губу едва ли не до крови, Акутагава обхватил Накаджиму под коленями и изменил угол проникновения. Рюноске ухмыльнулся уголком губ, когда через тело детектива прошла судорога, и он чувственно простонал имя любовника. Юноша выгнулся, сжимая мафиози в себе. — Еще, еще... — нетерпеливо повторял Ацуши низким, срывающимся голосом. — А тигр требовательный, как всегда, ха? — слабо усмехнулся Акутагава. — Даже когда извивается на моем члене. — Заткни… аагх...! Очередная попытка вырваться из лент привела лишь к тому, что Расемон сдавил ноги детектива, притягивая стопы к задней поверхности бедер. Усилившаяся хватка удерживала Накаджиму на плоти, вызвав недовольное ворчание о несправедливости, которое тут же потонуло в новом крике: Рюноске толкнулся, задевая то же место. Тигру только и оставалось что стонать, подрагивая в нескончаемых приступах наслаждения. Пусть даже обездвиженный Ацуши умудрялся все еще отвечать на движения Акутагавы сжатием мышц вокруг его члена, пока сам владелец Расемона не стал тем, кто начал выкрикивать имя детектива. Мафиози крепко стиснул зубы, продолжая в безжалостном рвении ударять по комку нервов внутри юноши, который теперь беззвучно открывал и закрывал рот, выглядя до ужаса развратно. Ногтями оставляя полосы на груди Рюноске, Ацуши согнулся над ним. Плечи тигра подрагивали. — Я с-сейчас… Рюноске, о, Господи... Акутагава повторял чужое имя, как мантру, его голос срывался и дрожал. Жар Накаджимы поглощал его целиком. Детектив понял, что мафиози тоже близок к разрядке: его плоть яростно пульсировала глубоко внутри. На Ацуши обрушилось все сразу: темные ленты на его теле, Рюноске, что вбивался в него, заставляя кричать. И вдруг его не стало. Любые другие слова, помимо имени возлюбленного, непрестанно срывающегося с губ, напрочь вылетели из головы. Накаджима не мог больше терпеть. Весь жар, все это время скапливающийся в нем, наконец, вырвался наружу. Полученный им оргазм был до того сильным, что его следы теперь покрывали живот любовника вместе с его собственным и даже грудь тигра. Его голос прокатился эхом по спальне. Отзвуки удовольствия накрыли его горячей волной. По коже побежали мурашки от задушенного вскрика его собственного имени, что раздался как будто через толщу воды. Ацуши содрогнулся, чувствуя, как Рюноске кончает внутрь него, и вздохнул, наконец, расслабляясь. Расемон медленно, но окончательно избавил Накаджиму от своих оков, возвращаясь в рубашку Акутагавы. На трясущихся ногах с красными следами от лент детектив приподнялся и, рвано выдыхая, соскользнул с члена. Тело вмиг потяжелело, как налитое свинцом, и тигр упал рядом с тяжело дышащим Рюноске. Приятное оцепенение хлынуло от бедер вниз, и Ацуши свернулся калачиком рядом с возлюбленным. Накаджима лениво улыбнулся, когда почувствовал заполошное дыхание юноши на своем лице, и в изнеможении прикрыл глаза, оставаясь так до тех пор, пока тело рядом не зашевелилось. Дрожащие кончики пальцев убрали влажную серебристую прядку с его лба. Сталь серых глаз встретилась с его собственными, когда прохладная ладонь прижалась к горящей щеке детектива. Большим пальцем Рюноске огладил кожу, заставляя Ацуши тихо засмеяться. Уставший, но довольный детектив прикоснулся к подбородку юноши, подушечками пальцев задевая припухшую нижнюю губу, и потянулся за поцелуем. — Спасибо, Рю, — прошептал тигр. Акутагава ничего не ответил, вместо этого он прижался губами к его лбу. Все тело горело, и мафиози наконец решил избавиться от рубашки. Он быстро, немного неуклюже стянул ее с себя, перед тем как оплести руками талию Ацуши, притягивая его ближе. Его совершенно не заботил беспорядок на их телах, как и слабые протесты самого Накаджимы, которые он прервал очередным мягким поцелуем. Ацуши же был счастлив сдаться, незамедлительно отвечая. Они могли бы продолжать целоваться, прижимаясь друг к другу, сплетаясь ногами, но нехватка сна и усталость сделали свое дело. Черные пряди, рассыпавшись по подушке, смешались со светлыми. Голова детектива покоилась под подбородком Рюноске, когда сон сморил обоих, что не пожелали разрывать объятий. Ацуши тихо, почти беззвучно пробормотал слова, которые обязательно скажет в скором времени вслух, в надежде, что те будут услышаны Рюноске. Рука Акутагавы сжалась вокруг юноши, и Накаджиме хотелось верить, что его чувства достигли человека, которого он раньше считал бессердечным и бесчувственным. Которого он понимал сейчас намного лучше. Сердце и тело как никогда наполняло поглощающее тепло, и, будучи уверенным, что это был не последний подобный их опыт, Ацуши приготовился снова и снова убеждаться в том, как же он ошибался когда-то. Ему предстояло узнать еще очень многое о юноше по имени Акутагава Рюноске. И он уже не мог дождаться.