Старше меня

– Заставь меня. Саске дернулся, сконцентрировав все силы, чтобы перевернуться на бок, высвободиться, и это почти получилось, но в последний момент Итачи схватил его за плечи и со всей силы впечатал в пол. Доски, ломаясь, полетели в стороны, послышался звон стекла. – Плохая попытка. Ты неудачно выбрал момент и точку приложения силы. Вижу, ты ничему не научился за эти годы. Понял? Еще раз дернешься, и будешь валяться здесь долго и мечтать сдохнуть. Ведь убивать тебя я не собираюсь. Кстати, о чем ты там хотел спросить? Обвиняешь меня в том, что нам некуда возвращаться? Но ты ведь сам знаешь, что это именно ты виноват в смерти наших родителей. Это ты не смог их защитить и предотвратить все это. Да, до сих пор не могу понять, за что мне такой никчемный младший брат, который даже не смог еще раскрыть силу своих глаз хотя бы наполовину. Чем ты вообще занимался все это время, Саске? Саске поморщился от боли. Все сказанное будто отпечатывалось раскаленным металлом в его сознании, каждое слово. Голос Итачи возвращал его в прошлое, далеко, так далеко, что тогда еще не было никаких слов. Тогда все было хорошо. – Но я могу научить тебя кое-чему. Ведь больше некому: остались только ты и я. Объясню тебе, как обычно, то, до чего ты не смог дойти сам. Вижу, ты все так же без меня ни на что не способен. Восемь досок на потолке расплывались и кружились так, что начинало подташнивать. Итачи был прав, как и всегда: Саске обдумывал бесконечное количество раз, что же он сделал не так, раз подобное могло произойти в его жизни. Он прикидывал множество вероятностей, где дорога из школы домой могла бы привести его в другое место и время, в другое стечение событий, где все было бы иначе. – Пожалуйста… – сказал Саске еле слышно, как будто бы сам себе, – я сделаю все, только бы вернуть ту жизнь. Ведь другой жизни у меня так и нет. И не будет. – Ты сам хотел, чтобы стало так: чтобы остались только ты и я. Это ты не хотел делить меня с другими. – Слова Итачи прозвучали словно приговор. Саске рассматривал его одежду: непривычные, незнакомые вещи. Он помнил некоторые вещи Итачи, которые ему нравились, пусть это была всего лишь одежда, Саске относился к ним как к чему-то живому и важному. Ведь это были вещи его брата, присутствие которого когда-то наполняло смыслом жизнь Саске, любую вещь, действие, и даже эту комнату сейчас. Через дырки в потолке было видно, как затягивается облаками вечернее небо. Даже это место теперь стало значимым – какая-то проходная лавочка в неизвестной ему деревне. Волосы Итачи были покрыты пылью, они растрепались. Рука дернулась поправить их. – Но я хотел не так, – сказал Саске, плавно притягивая брата к себе. Он уткнулся носом в плечо, обтянутое черной тканью, и вдохнул знакомый запах. Это был запах дома, места, где кто-то думает о тебе. «Один из нас не выйдет из этой комнаты живым», – возникла мысль на краю сознания, – «потерять его еще раз будет невыносимо». Саске гладил волосы, спину, руки Итачи, пытаясь навсегда запомнить каждое прикосновение. Он так давно забыл это чувство, когда хочется прикасаться к кому-то больше всего на свете. – А как? Итачи замер и немного отстранился. Казалось, он колебался, но потом просунул руку под голову Саске и сгреб его волосы на затылке в ладонь. Приподнял и заглянул в лицо. – Почему у тебя такие синяки под глазами? – спросил он строго. – Ты плохо спишь? Саске рассмеялся так, что из глаз полились стоявшие там уже давно слезы. – Плохо сплю?! Тебя волнует только эта проблема, да? Итачи, да ты просто конченный! Ты издеваешься или что? Это ты так заботишься обо мне? – Да нет, это ты конченный. А знаешь, почему? Да потому, что ты был просто помешан на мне. Носил мои вещи… А сейчас, что ты делаешь? Ты должен ненавидеть меня. – Что я делаю? Не знаю. Я бы сделал все, чтобы вернуть ту жизнь. Чтобы все стало, как было. – «Сделаешь все»... Да что ты можешь сделать? Ты можешь сделать только одно, то, что ты действительно хочешь сделать. Для всего остального ты не годишься. – Я хочу… как раньше. И хочу, чтобы ты был счастлив. И не знаю, как назвать это. Он уткнулся носом в шею и дотронулся губами до ямочки между ключицами, потом взял Итачи за руку и приложил ладонь к своей щеке. Потерся об нее и поцеловал эту ладонь, каждый палец. Ногти Итачи были покрыты темным лаком. – Все сделаешь? Давай, сделай кое-что. – Сказал Итачи, надавив на затылок и заставляя Саске склониться вперед и ниже к полу, так, что пришлось сесть на колени. Сначала тот не понял, но как только его голова уткнулась в чужой пах, кровь прилила к лицу горячей волной. Он дернулся, но рука держала крепко. – Ты ненормальный? Ты просто ебнутый, вот что! Руки сами обвились вокруг талии, забрались под футболку, и он, как раньше множество раз, ощутил тепло спины, прижался щекой к животу. Но тогда это было по-другому: не полностью, недостаточно. Лицо горело, и было ужасно стыдно, но Саске потянул штаны вниз, гладя пальцами каждый освободившийся миллиметр кожи и тут же проводя по этому месту языком. – Хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда будешь мне отсасывать. От этих слов Саске будто ударило током. Он судорожно вздохнул, дернул вниз мешавшую одежду. Облизал губы и, наклонившись, обвел языком головку, надавливая, прижимаясь нижней губой; потом взял член в рот, словно пробуя на вкус. Затем снова дал ему выскользнуть, облизывая, будто это была сладость. Мысль о том, что такое понравится Итачи подстегивала его. Рот наполнился слюной, и Саске сглотнул, сжимая горло, Итачи тихо застонал и притянул его к себе. Его лицо казалось сейчас таким красивым: растрепанные волосы упали на лоб, глаза были приоткрыты и блестели, и Саске заметил легкий румянец на обычно бледных щеках. – Саске… Давай, постарайся, – сказал тот, улыбаясь, и сделал движение бедрами, загоняя член на полную длину. Саске не отстранился, хотя на глазах выступили слезы, он пытался расслабить горло, чтобы взять еще глубже. Он застонал, не выпуская член изо рта, и услышал ответный стон, от которого повело еще сильнее. Он поймал себя на мысли, что хочет еще раз услышать, как Итачи стонет вот так: громко и сладко, зажимая себе рот рукой. Как будто его могут услышать здесь. Как будто кто-то может застать их тут в таком виде. Представив это вид со стороны, Саске потянулся рукой к собственному поясу и попытался развязать узел, но пальцы дрожали и слушались плохо. – Я не разрешал тебе, – сказал Итачи, схватил за запястье и снова положил руку Саске себе на поясницу, накрыв ладонью сверху. Было непривычно, неудобно, у него устал рот и саднили разбитые губы, но Саске не замечал этого. Сейчас главное было понять, как Итачи нравится, чтобы тот ласкал его. Он продолжил, сглотнув слюну, стараясь плотнее обхватить ствол губами, почувствовать горячую пульсацию у себя во рту. Саске сморгнул слезы, они мешали обзору. Все это время жадно всматриваясь в лицо Итачи, он замечал и запоминал все: влажный рот, капельки пота над верхней губой, подрагивающие ресницы, потемневшие глаза, в которых Саске видел свое отражение. Итачи запустил руку в его волосы, придерживая затылок, не давая отстраниться. Он толкнулся в чужой рот снова, и Саске замер оттого, что почувствовал как по горлу стекает теплое и вязкое. Итачи, наконец, отпустил его и опустился рядом. Саске тяжело дышал, он снова сглотнул и облизал губы. Происходящее было странно и дико, и Саске не понимал даже, каково ему: понравилось или нет. Кровь шумела в ушах, он перестал замечать то, что происходило вокруг. Только где-то на краю сознания почувствовал, как пальцы брата гладят его лицо, вытирая слезы со щек, стирая следы с губ и подбородка. Итачи прислонился губами к его губам и потерся. Это не было поцелуем, но сердце прыгнуло куда-то к горлу, а в паху снова стало горячо: ужасно хотелось подрочить. Каждая минута сейчас была самым большим в его жизни сокровищем. Казалось, исчезла, наконец, эта преграда, которая отделяла его ото всех остальных, раз за разом только становясь прочнее и толще, с каждой попыткой обойти ее и выйти к людям из своего одиночества. Итачи зашел внутрь, заняв то место, которое было и всегда останется только для него. Где-то скрипнули половицы, звякнуло стекло. – Так это твой брат, Итачи-сан? – Уже? – спросил Итачи, поднимаясь. Саске вздрогнул как от удара и тоже вскочил на ноги. Он вспомнил, зачем пришел сюда. То решение было правильным. И пусть место в его душе навсегда останется пустым, если и это правильно. Он выхватил меч, впервые пожалев, что пошел один. Напарник Итачи был с виду опасным, зубастым, как и его оружие. – Да, мы здесь закончили, – сказал зубастый. – Мы не закончили, Итачи! Итачи развернулся и посмотрел на него. Саске дернулся, но не смог пошевелиться. Стены раздвинулись, обрушивая на него небо, больше похожее на водопад жидкой лавы. Он уже знал это ощущение. *** Саске проснулся от собственного крика. Он лежал на кровати в одежде, одеяло сползло на пол, из-под двери в ванную пробивался неприятный холодный свет. Окон в комнате не было. Наверное, Саске бы это не нравилось, но «не нравится» и «нравится» остались где-то там, в нормальной жизни, где это имело значение. Сейчас для него не существовало таких категорий. Он поднялся и поплелся в душ, но это не помогло. Эрекция не проходила под прохладными струями воды. Он оперся рукой на стену и принялся ласкать себя. Ничего не пришлось представлять, перед глазами сами всплывали картинки из сна: пальцы, касающиеся его губ, прикрытые от удовольствия глаза, голос, полный похоти, говорящий о сладких безумных вещах. Он кончил себе в руку и уселся на дно душевой кабины. «Я подрочил на собственного брата», – подумал Саске с отвращением, – «Хуже просто некуда». Он сидел и смотрел как вода, закручиваясь воронкой, утекает в отверстие слива. Это продолжалось довольно долго, он потерял счет времени. Становилось холодно. В дверь постучали, но Саске не отреагировал никак. Затем постучали снова, дверь открылась, закрылась, и стук раздался уже в приоткрытую дверь душевой. В конце концов, в проеме двери появился учитель. Одет он был не для тренировки а, значит, скорее всего, все еще была ночь. Орочимару молча выключил воду и, сняв с крючка полотенце, набросил его на голую спину Саске. – Выходи, – сказал он спокойно. Саске встал и закутался в полотенце, с его волос лилась вода. – Опять? – спросил Орочимару. Саске проигнорировал вопрос. Он развернул полотенце и вытер волосы, нисколько не стесняясь собственной наготы. – Есть новости? – спросил он. – Ты сам знаешь, насколько хорошо они засекречены. Пока ничего. Имей терпение, Саске.