* * *
Это были самые длинные и тяжёлые выходные за всю Юрину жизнь. Он не мог припомнить другого случая, когда бы с таким нетерпением ждал понедельника и лекции по математике. Расскажи ему кто об этом ещё месяц назад, рассмеялся бы в лицо или ударил туда же. А теперь ни учёба, ни соцсети, ни компьютерные игры, ни помощь дедушке по дому никак не сокращали день, Юра продолжал сходить с ума от стыда и ярости и проверял часы каждые десять минут. Бесконечное количество раз он открывал чат и закрывал его, чертыхаясь и матерясь. Примерно столько же раз он заходил на страницу то к Гаджету, то к Отабеку Армановичу. Гипнотизировал обе аватарки и зло щёлкал по красным крестам окон. Снова и снова, оскорбления, ругательства и восклицания стройными рядами подбирались к самым кончикам пальцев, подталкивая ладони к клавиатуре. Но Юра держался. Стойко сжимал кулаки и ждал. Ждал, пока их математик-вундеркинд бросит возиться со своим тайным хобби и опять придёт к ним на лекцию. И вот тогда-то Юра посмотрит ему в глаза. Вот тогда-то выскажет всё, что о нём думает. А что он думает? При этой мысли всё тело передёргивало мощной волной мурашек. Юра и так уже непозволительно много и навязчиво о нём думал. На задворках здравого смысла всё ещё жалобно скулила и скреблась дурная мысль о том, что всё это глупейшее и невозможное совпадение. Мало ли, чего в жизни ни бывает. Ну, похожи. Ну, типа, даже музыканты. Ну, оба Алтына. Может, в Казахстане это так же популярно, как Смит в Британии? Засыпал он в тот день, мучительно обдумывая только один вопрос: подойти к Отабеку Армановичу перед лекцией и сорвать занятие или оставить разговор на после лекции и загулять историю ради отменного скандала? Но ни одному из этих планов не суждено было сбыться. Собравшаяся в рекреации, как обычно перед лекцией, галдящая толпа студентов вдруг недоумённо затихла и расступилась перед тучным пожилым мужчиной с блестящей плешью и суровым взглядом инквизитора. Порывшись в кармане длинного тёмно-серого пальто, он достал ключ, молча отпер аудиторию и зашёл внутрь первым. Юра стоял в не меньшем шоке, чем остальные, но рассыпавшийся в мозгу ворох вопросов вдруг зазвучал вокруг чужими голосами — по большей части, женскими: — А где Отабек Арманович? Он заболел? А когда он вернётся? А у нас точно здесь лекция? А проверочные вам сдавать? — спрашивали с разных сторон, но мужчина за кафедрой жестом велел всем рассесться и замолчать. И только в полной тишине он наконец заговорил: — Отабек Алтын уехал на предзащиту кандидатской диссертации. Меня зовут Яков Карлович. Для вас, лодыри, профессор Фельцман. Сегодня у вас лекцию проведу я, а все свои задания сдадите ему через неделю. Я не нанимался ещё и ваши писульки проверять. Достали тетради, записываем тему: «Первообразные функции». В течение всей лекции Юра то и дело проваливался в прострацию, терял нить рассуждений и в итоге почти ничего не записал. Яков Карлович диктовал куда быстрее, чем парень от Армани, и не задавал аудитории вообще никаких вопросов: то ли наплевал на то, понимают ли его студенты-гуманитарии, то ли считал, что его объяснения просто невозможно не понять. На ум пришло недавнее замечание Отабека Армановича про математиков преклонного возраста, которые ему встречались. Трудно, наверное, работается на кафедре, где старше тебя даже секретарша, не говоря уже о коллегах. Может, он поэтому сваливает в ту препараторскую, где тихо и спокойно? Один в полутьме глаза ломает за этой своей кандидатской. По утрам на лекциях у таких вот оболтусов распинается, до позднего вечера потом с научной работой сидит. Гаджет ведь никогда не появлялся в сети раньше восьми-девяти часов. Яков Карлович что-то рявкнул у доски. Половина аудитории подняла головы от конспектов, другая половина, наоборот, уткнулась в тетради и принялась писать с удвоенной скоростью. Юра очнулся и, перевернув несколько тетрадных листов назад, уставился на свой рисунок злобной Математики, который, кроме него самого, видел только Отабек Арманович. И с чего это Юра начал его жалеть? Вроде только утром на разборки к нему собирался, а что изменилось-то? После звонка Юра одним из последних спустился к преподавательскому столу. Яков Карлович стирал с доски, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Юра не решился его окликнуть, поэтому молча стоял и ждал, пока тот закончит и обернётся сам. — А? Чего тебе? — сказал профессор. Вроде бы беззлобно, но так сурово и жёстко, что Плисецкий невольно поёжился. — Пара закончилась, все свободны. — Да, я... это, — вдруг замялся он, растеряв весь словарный запас. Ну и взгляд у этого Фельцмана! Таким только врагов народа запугивать на допросах. — Вы не знаете, когда Отабек Арманович вернётся? Просто он не предупреждал, а у нас вроде как дополнительные занятия... — А, так это ты его вечный должник, что ли? — глянул ещё пристальнее Яков Карлович. — Нахлебник, посмотрите-ка. — Чего сразу «нахлебник»? — надулся Юра. — Того! — в тон ему ответил профессор. — Он же на чистом энтузиазме с тобой нянчится. Или ты думал, за таких, как ты, нам отдельно приплачивают? Я бы на его месте давно уже сдал все ведомости и отчислил бы тебя к чёрту. Много чести с каждым неучем возиться. — Я всё сдам! — Юра упрямо скрестил на груди руки и стойко выдержал ещё один колючий, почти презрительный взгляд. — И вообще он мне так помог, как ни один из вас не стал бы даже пытаться. Я теперь почти всё могу решить! Яков Карлович снисходительно хмыкнул, ещё раз смерил его взглядом с головы до ног и внезапно как-то даже смягчился, сунул руки в карманы брюк, перестал хмурить такие же безволосые, как и его макушка, брови. — Тогда не затягивай с этим. У него и без тебя сейчас забот хватает с диссертацией. Пока хорошо идёт, но если будет отвлекаться на глупости, возможны неприятные сюрпризы. — А вы... — неожиданная догадка ещё не успела полностью оформиться в голове, как Юра уже выдал её вслух: — Это вы его научный руководитель? — И как ты догадался? — ухмыльнулся краем рта профессор и подхватил со спинки стула пальто. — Завтра вернётся твой Алтын. Всё, проваливай. И без закрытой сессии на глаза мне не показывайся!* * *
Блажен неведающий. Юра особенно остро это прочувствовал, когда с внезапно освободившимся вечером ему на голову свалилось столько безумных и рвущих на части мыслей и эмоций, что он даже позвонил Миле: если её болтовнёй можно радио «Свобода» перетрещать, то, может, она и с хаосом в чужой голове справится? Вот реально, во что он вообще влез? Не знал себе ничего и спокойно костерил по очереди то себя, то запавшего в душу бессовестного диджея. Конечно, было обидно, но хотя бы предельно ясно: Юра протупил и оказался вежливо послан. Теперь же два образа одного и того же человека никак не желали склеиваться в одну целую модель, постоянно разваливаясь на две независимые и совершенно не похожие друг на друга личности. GaDJet был крутой чел, который не спит по ночам, придумывает одну потрясающую идею за другой и создаёт охрененную музыку. Парень от Армани оставался строгим, хоть и справедливым преподом, который скорее удавится, чем выдаст хоть что-то человечное в себе при посторонних. Да, отзывчивый и в каком-то роде, наверное, даже чуткий, иначе, как верно подметил Яков Карлович, давно бы отчислил нерадивого студента — мало ли их таких. Но так усердно всё это скрывающий, что всё равно бесячий нерд! Так чего ж тогда под рёбрами так заполошно стучит и мечется от одной только мысли, что завтра придётся всё это в лицо ему высказать? Ерунда, говорил себе Юра. А может, вообще сделать вид, что ничего не было, ничего не знает? Так Джей-Джей же первым и проболтается, хорошо, если хотя бы обещанную неделю выдержит. Нет, лучше сознаться и сразу же тихо разойтись. А как разойтись, если у Юры впереди ещё половина семестра, минимум одна пересдача и новая сессия? Ну, ничего, он же обязательно что-нибудь придумает. Нет проблем, а колотьё это в боку — чушь. Пройдёт, убеждал себя Юра. Не прошло. Ни к ночи, ни к утру, ни к концу учебного дня, когда Юра, сознательно прогуляв последнюю пару, мялся перед входом в поточку В-3. Вдруг его там вообще нет? А вдруг он там не один? Что будет после разговора? Как на лекции дальше ходить? Пока стоял, успел взмокнуть, стащил с себя куртку с шарфом, стиснул их в руках. Прислушался, но голосов за дверью не услышал: интересно, это ему так постоянно везёт или здесь в самом деле никогда не бывает занятий? Глубоко вдохнул и наконец потянул на себя ручку двери. Два шага — и ещё одна дверь. Отабек Арманович стоял спиной к входу в препараторскую и расписывал на доске синим маркером какую-то длинную формулу. Полумрак комнаты разбавлял только резкий свет горящей настольной лампы, расшвыривая по стенам и полу такие же резкие длинные тени. На белом фоне воротника рубашки Алтына, как и на смуглой коже его шеи, ярко выделялся тонкий чёрный провод. Знаменитый пижонский тёмно-синий пиджак висел на спинке стула. Дресс-код у него на работе, надо же. Вот тебе и врач-банкир. Аспирант вдруг замер, отнял руку от доски, постоял так, еле заметно кивая словно бы вслед своим мыслям. Потом поставил у последнего символа знак «равно» и вывел рядом огромный синий вопросительный знак. Застыл ещё на секунду, а потом со щелчком закрыл маркер, отложил его в сторону и помассировал пальцами висок. Даже со спины он выглядел каким-то уставшим, измученным. Каким Юра никогда прежде его не видел. Нет, это просто невозможно! Плисецкий резко выдохнул и в полной тишине оглушительно хлопнул дверью. Отабек Арманович глянул через плечо спокойно и задумчиво, будто и не удивился внезапным гостям. Но чуть только он увидел, кто стоял на пороге, его буддийское спокойствие тут же улетучилось, он вытащил один наушник и обернулся к двери всем телом. — Юра? Здравствуй. Ты что здесь делаешь? Юра невольно отметил про себя: Джей-Джей всё-таки не совсем трепло. Но ответить сходу не получилось. Коленки опять начали мелко дрожать, в животе образовалась новая всепоглощающая воронка. Хотелось броситься на математика прямо сейчас, не то с объятиями, не то с кулаками. И с тем, и с другим Юра изо всех сил уговаривал себя подождать. — У нас же нет занятий по вторникам, — добавил Отабек Арманович, не дождавшись ответа. — Вы не предупредили о вчера, — сказал на пробу Юра. Вроде ничего: голос на месте, мозги пока тоже. Можно и поговорить. — Да, извини, — Отабек Арманович взглянул на кучу каких-то распечаток, разбросанных по столу, и снова поднял глаза. — Дату внезапно перенесли, я тоже не ожидал, но Яков Карлович должен был передать. Он ничего тебе не сказал? Яков Карлович. О да, он много чего сказал. Молчал он тоже красноречиво, немногие так умеют. Сам же Алтын вёл себя до такой степени обычно, так неподдельно удивлялся, что под диафрагмой затрепыхались уже знакомые сомнения: а вдруг это вообще не он? Вдруг Юра ошибся, Джей-Джей пошутил, и всё это один такой здоровый и тупой розыгрыш? Замять такой фейл будет куда труднее, чем какой-то дурацкий рисунок в тетради. — Так ты что-то хотел? — терпеливо спросил Отабек Арманович. — Ага. Он просто должен был убедиться. Всего одна вещь, даже говорить ничего не нужно. Юра подошёл к доске, уронив куртку на стол прямо поверх чужих бумаг, остановился в шаге от озадаченного преподавателя и выдрал у него из пальцев маленький наушник. — Хотел послушать, что за лекции такие вы постоянно изучаете. Неужели кто-то из математиков так ловко наговаривает темы рэпом, что вы им головой в такт качаете? В потемневших глазах напротив явственно полыхнула паника, по лицу будто скользнула опасная тень, и под ликующий грохот крови в висках Юра скорее воткнул наушник себе в ухо. Отабек Арманович только отшатнулся от внезапно оказавшегося нос к носу с ним Юры, насколько хватило раздвоенного конца провода. А Плисецкий почувствовал, как кривая хищная улыбка поползла по лицу. Он узнал этот трек. Он хорошо его помнил: редкий, совсем непопулярный, но от этого не менее классный качающий дабстеп. Этот плейлист Юра кидал Гаджету ещё в феврале. И пусть он только попробует сейчас заикнуться про теорию вероятностей и совпадения! Юра проследил за длинным чёрным хвостом провода, повисшего между ними, и наконец уткнулся взглядом в маленький стильный плеер на чужой груди, подвешенный за шнур. Гулкие басы даже без стерео пробирали тугими вибрациями до самых печёнок, но при этом и верха звучали чётко и красочно, а не как из консервной банки. Хорошие наушники, отстранённо подумал Юра, когда разберутся между собой, надо будет спросить, что за фирма. — Никогда бы не подумал, что зануда-ботаник может оказаться крутым музыкантом, — сказал он плееру. — А ты про такое вообще слышал? А, диджей Гаджет? Юра снова поднял голову. Они стояли в каком-то полуметре друг от друга, смотрели и молчали. Так близко, только руку протяни — и можно душить. Или просто коснуться — густой чёрной брови, высокой скулы, острой угловатой челюсти. Отабек Арманович не отводил взгляда, но на лбу у него залегла глубокая тревожная складка, а огонь в глазах уже окончательно прогорел, осталось только дымящееся смирение с неизбежным. А Юра стоял и думал: как он мог столько времени с ним общаться и столько раз не узнать?! — Я же сказал, что найду тебя, — чуть слышно пробормотал Юра. — Ну? И почему ты исчез? — А что я должен был сделать? — так же тихо отозвался Отабек Арманович. — Прямо прийти и написать: «Здравствуйте, я ваш преподаватель»? — Да, чёрт возьми, хотя бы! Юра почти шипел, ладони сами сжимались в кулаки, бас-бочка в наушнике поддавала жару, резонируя с ритмом взбесившегося сердца. Понемногу в голове начало оформляться преобладающее намерение — задушить Алтына хотелось всё сильнее. — Ты меня бесячим нердом назвал, — ровно заметил аспирант. — И это чистая правда. Зачем же навязываться? — А, то есть другую фразу про «ты классный» ты решил просто не заметить? А я, по-твоему, что должен был думать? Я столько всякой хрени вывалил тогда и потом, откуда мне знать, на что конкретно у тебя дискриминант переклинило. Ты хоть представляешь вообще, каково было мне? — Юр... — Гаджет был моим кумиром, понимаешь? А потом — фигак, и мы с ним уже бест-бро, вау! Ты серьёзно думал, что какой-то математикой можно заменить вот это?! — Мне жаль, что всё так вышло, — Отабек Арманович едва ли не впервые на памяти Юры повысил голос и тут же, опомнившись, заговорил тише: — Но ты совсем меня не знал, в отличие от Гаджета. А я знал только то, как сильно ты ненавидишь Отабека Алтына и его предмет. А теперь вопрос со звёздочкой: при таких начальных условиях, каковы шансы, что ты бы принял их обоих в одном человеке? — Чувак, да никто тебя не знает! — почти крикнул Юра, раскинув руки в стороны, будто пытался охватить весь их огромный университет. — Ни один из сотен этих придурков, которым ты лекции читаешь каждый день! — Юра! — пророкотал математик, но протест утонул в бушующей реке давно вынашиваемой ярости, которая уже накрыла Юру с головой и несла теперь неизвестно куда: — Никто не знает парня от Армани! Потому что тот по ночам за пультами прячется, в сети все свои фотки затирает, а днём боится даже просто открыто сказать, кто он такой! Ну, чего молчишь? Отабек Арманович взглянул так, как уже смотрел на него однажды. В тот безумный понедельник, когда всё полетело к чёрту, когда Юра боялся даже подойти к странному больше обычного парню от Армани. И когда тот сам предложил Юре свою помощь. Бесконечная тоска пополам с таким же бескрайним отчаянием на пару всё-таки прорвались сквозь показное безразличие зануды и сноба Отабека Алтына, обнажив в тёмных глазах что-то ещё. Что-то, до боли в груди знакомое и такое необходимое, что Юра готов был вытащить это из него клещами. — Ты почему меня просто в наш деканат не сдал, как все нормальные преподы? — после долгой паузы вкрадчиво спросил Юра. — Отчислили бы, как других бездельников, и дело с концом. Аспирант молчал, только складка меж бровей дрожала, и желваки по челюсти гуляли. В наушнике триллерным фоном взвыли электроскрипки и гитары с синтезатором. Момент, конечно — Хичкоку и не снилось. — Зачем ты возился со мной столько времени? — настаивал Юра. — С чего вдруг в репетиторы набился? Почему не послал, когда я пришёл больше занятий просить? Диссертация же. И Отабек Арманович не выдержал. Отвёл глаза, опустил голову. И снова промолчал. К складке на лбу прибавилась ещё одна. Наушник в ухе дёрнулся натянувшимся проводом, и Юре пришлось сделать полшага вперёд, чтобы не порвать. — Зашибись кумир, — выплюнул он, сверля взглядом зачёсанные назад волны длинных чёрных прядей перед собой. Стоять на месте почему-то стало тяжело, в душу словно булыжников накидали. — Я-то думал, это я придурок, что не сдержался, начал о себе кому попало в чате трепать. — Юра... — Думал, это я слабак, что расклеился из-за какого-то неизвестного чела. Думал, это я неувязок, что такого крутого друга продолбал. Думал, это я трус, что сбежал тогда из клуба! А на самом деле? Да если б я только знал... — Юра! — Что?! На шею ему вдруг легла широкая и раскалённая, как камень на солнце, ладонь, надавила не сильно, но настойчиво. А в следующий момент губы обожгло так, что в глазах потемнело и заискрило. Или это Юра просто не заметил, как зажмурился до пляшущих цветных точек под веками. Пальцы тут же рефлекторно стиснули шероховатую ткань чужой рубашки на спине. Сердце ухнуло в желудок, а потом, встрепенувшись, застучало где-то в горле. Кожа вспыхнула разом по всему телу и теперь горела ровным и мучительным огнём, особенно ярко полыхая на шее и щеке, где их касались горячие ладони Отабека. Он отстранился до преступного быстро. Взял Юру за плечи, отодвинул то ли его от себя, то ли себя от него и, не позволяя заглянуть себе в глаза, прижался лбом к Юриному виску. Картинка перед глазами расплывалась, но Юра ясно слышал, как тяжело он дышал сквозь приоткрытые губы. — Отабек... — Просто помолчи минутку, — попросил он. Да хоть десять, подумал Юра, только повтори это ещё раз! Он шумно сглотнул, и то далось с трудом: во рту пересохло, как в древней пустыне, связки не слушались, кадык, по ощущениям, вообще застрял, словно подцепленный крюком. Он осторожно разжал пальцы, неловко опустив руки вдоль тела. Только сейчас он осознал, как сильно вцепился в рубашку Отабека, наверное, смял всю. В наушниках заиграл следующий трек. Его Юра тоже узнал с первых же тактов: характерная пианинная капель, плавно переходящая в электронный бит с другими тонкими эффектами — мелодичный драм-н-бэйс из сравнительно недавнего плейлиста, который он прислал Гаджету незадолго до дня рождения. — Ты неправ, — вдруг прервал его мысли Отабек. — Они знают. Немногие, но молодёжь часто бывает в клубах, с кем-то из них мы пересекались. Только никому ещё не приходило в голову пиарить Гаджета против его воли. Кроме тебя. Он попытался выпрямиться и отступить, но Юра не пустил, снова обеими руками ухватившись за его рубашку на спине — один хрен уже помял. А так зато никуда не денется. — В смысле? — не понял Юра. — Где это я тебя пиарил? — Разве не ты недавно советовал мне его послушать? — улыбнулся краем губ Отабек и больше вырваться не пытался. А, ну да, был косяк. Но он сам виноват, додумался гитару на занятия по математике притащить. Ещё и так вовремя. Интересно, он тоже молча это всё терпел или... — Джей-Джей о тебе походу тоже много знает. Я только не понял, откуда он про меня узнал? — А, это... — Отабек на секунду задумался и усмехнулся в пустоту. — У него есть один редкий, но раздражающий дар — оказываться в нужном месте в неподходящее время. Ему проще рассказать, почему ты «такой кислый», чем пытаться отделаться пустым «всё нормально». — Ты был прав, — от души кивнул Юра, — в жизни он не павлин. Он настоящий клоун. — Как скажешь. Не ожидал, что ты туда вернёшься. Даже не надеялся. Юра внезапно ощутил, как почти осязаемые тепло и нежность в тёмном густом взгляде Отабека сейчас натурально размягчали ему мозги и колени. По-прежнему не выпуская из пальцев его рубашки, Юра потянулся к смуглым губам сам, вздрогнув от очередного горячего прикосновения ладоней Отабека к щекам. Откуда в этом хаосе эмоций, гормонов и белого шума в голове у Юры возникла одна вполне законченная и здравая мысль, оставалось загадкой. Но, чтобы её не забыть, он всё-таки упёрся Отабеку в плечи, глубоко вдохнул и посмотрел ему в глаза с самым серьёзным видом, какой только сумел состроить. Спросил без предисловий, в лоб: — Когда ты защищаешься? — Пока не знаю, — как будто совсем не удивился Отабек. — Где-то в мае, если всё сложится. — А экзамен твой у нас когда? — В начале июня. — И ты больше не будешь нашим преподом? — Больше нет. А что? Юра выдержал театральную паузу, прежде чем довольно хмыкнуть: — После сессии пошли на свидание? Отпразднуем заодно и твою защиту. Отабек сдержанно приподнял густую бровь: — Так долго? — Подозреваю, что раньше у нас тупо времени не будет. — А вдруг я провалю защиту? На это у Юры было несколько вариантов ответа: от «Да быть такого не может, ты же умный!» до «Только попробуй у меня, на всё лето останешься без клубов!» Но выбрал он неожиданный даже для себя: — Тогда Яков Карлович мне первому голову снимет. Поэтому, чтобы точно не провалил, я, так и быть, не буду тебя отвлекать. Но потом ты от меня так просто не отделаешься. Учти, я знаю, кто ты, и не побрезгую шантажом. Отабек улыбнулся и снова коснулся лбом Юриного лба. — Договорились.* * *
Летняя вечеринка была в самом разгаре. Музыка привычно гремела по перепонкам мерным битом вперемешку с электроникой из динамика, висящего прямо над головой. Можно было бы поискать место потише, но Юра с таким трудом отвоевал этот столик у компании гопников, что теперь даже идти танцевать не было никакого желания. Пусть вон Милка с Гошкой на танцполе развлекаются. Хотя музыка, конечно, крутая. Ещё бы, с таким-то диджеем! Юра снова посмотрел на сцену, поймал ответный быстрый тёмный взгляд и поднял палец вверх. Ничего, в другой раз потанцуют вместе. You disappeared in the fading light I couldn’t find my way I thought I had lost my sight Couldn't tell night from day Under the cover of darkness That's when I found you Да уж, темень была та ещё, вспомнить страшно. Как хорошо, что всё это уже в прошлом — хронический недосып и нервы перед сессией, бюрократический ад с диссертацией, сами экзамены и сама защита, остаточные кошмары по ночам от пережитого... Но в итоге Отабек Арманович Алтын стал кандидатом физико-математических наук и ещё большим нердом в глазах Юры. И, несмотря ни на какие смягчающие обстоятельства, спуску Юре в учёбе не давал. Поэтому в зачётке Юрия Плисецкого в строке «Математика» и за зимний долг, и за летний экзамен уверенным почерком было выведено «хорошо». Грёбаные вопросы со звёздочкой! До смерти ему теперь припоминать будет? Впрочем, ворчал Юра больше для проформы. Учитывая то, чем вообще могли закончиться его бурные отношения с предметом и колледжем, заслуженная твёрдая четвёрка грела душу и зачётку. В конце концов, он же лингвист — зачем ему эта математика? And there was no sign I was flying blind I gotta find the faith in me To give me the strength to see В который раз уже Юра слышал этот трек и всё равно не мог перестать улыбаться. Необычный микс из гитарной акустики и электроэффектов качал не хуже любимых подборок грубого индастриала в Factory. Это был первый стихотворный текст на английском языке, который Юра внезапно для самого себя написал после их с Отабеком первого свидания. И это был первый трек, на записи которого он лично присутствовал в студии вместе с Гаджетом. Вся их непростая и запутанная предыстория оставалась за кулисами, поэтому многочисленные слушатели знали только, что диджей GaDJet выпустил новый трек под названием «Found you», который уже спустя пару недель забрался в топы разных рейтингов и продолжал набирать популярность. А у Юры с Отабеком реально появилась их общая песня, как бы сопливо и по-девчачьи это ни звучало. The first step is the hardest I can feel you pull me through. Under the cover of darkness That's when I found you За столик напротив Юры упал Джей-Джей с таким оскорблённым видом, будто его только что выгнали из-за пульта недовольные клабберы. — Так нечестно! — пожаловался он, подперев кулаком щёку. — Тебе он вон какой крутой трек запилил, а мои тексты один за другим в урну швыряет! — Ха, закатай губу обратно! — хохотнул Юра и самодовольно развалился на спинке дивана. — Это место соавтора уже занято. Найди себе другого охрененного диджея-гения, повёрнутого на высшей математике. — Ты же вроде её раньше терпеть не мог? — попытался подколоть Джей-Джей. — Тебя тоже, и чо? — невозмутимо отбрил Юра. — Ну ты и заноза... Как тебя только Гаджет терпит? Юра и сам до сих пор удивлялся, не в силах поверить в то, что всё это правда. Правда, что диджей GaDJet сейчас стоит за вертушками и по-прежнему мастерски качает зал своими новыми и старыми миксами и экспериментами. Правда, что Юра сейчас сидит в том же клубе и больше не стремается смотреть своему бывшему преподавателю в глаза. Правда, что Отабек Алтын понимающе улыбается, когда Юра упрямо зовёт его Гаджетом каждый раз, когда они вместе приходят на очередную музыкальную тусовку или в студию звукозаписи. Правда, что, наверное, в этом есть какой-то тайный смысл. Что-то таинственное и судьбоносное в том, чтобы всю жизнь кого-то искать. Много блуждать и долго путаться в этих поисках, идти по ложному следу, терять цель из вида, ошибаться, думая, что вот оно, нашёл! Отчаиваться, бросать всё, снова брать себя в руки. И снова рыть, копать, бежать, преследовать, гнаться и догонять. Чтобы наконец найти того, с кем можно не только говорить по душам и целоваться до умопомрачения, но и кому можно доверить свои мысли и переживания, будучи уверенным, что тебя услышат и поймут. И с кем можно поделиться классным треком, будучи уверенным, что в ответ обязательно прилетит искреннее и молчаливое, но многозначительное «👍».