Вопрос доверия

Он её ненавидел. Его ненависть родилась с первого взгляда на неё, с первых мгновений звучания её голоса, с первой её улыбки, которой она не преминула одарить их — растерянных, напряжённых, не знающих, чего можно ожидать от этой незнакомой женщины. Незнание — это то, с чем им приходилось сталкиваться последние два года. Гребаное незнание, которое когда-то давно так угнетало Дэрила, штудирующего потрёпанные учебники в его совсем не тайном тайнике на чердаке и грызшего ногти в попытке понять хоть что-то. Услышать в голове строки из книги вместо звуков снизу: вот отец, скрипя пружинами продавленного дивана, поднимается с места; вот хлопает дверцей холодильника; вот с шипением открывает бутылку пива; вот крякает, отпивая чертовски горькое пойло — о да, Дэрил, благодаря отцу и Мэрлу, давно пробовал все напитки, которые детям пробовать обычно не дают; вот громко отрыгивает; вот поднимается по подрагивающим под его весом ступенькам наверх. Как его глаза могли смотреть на страницы книги, если они были направлены вниз, на деревянные доски пола, на просветы между ними, на тень отца, неумолимо приближающегося, ищущего выхода свой извечной злости, конца которой не было. А начала Дэрил не знал. Начала всего этого дерьма, в которое превратился настоящий мир, не знал не только Дэрил. И это дарило ему какое-то странное удовлетворение в редкие минуты спокойствия. Вот только когда оно наступало? Уж точно не в лагере под Атлантой, где он потерял Мэрла и нашел Рика, правда, тогда он ещё не знал, даже не догадывался, кем станет для него этот безумный коп впоследствии. И уж точно не в ЦКЗ со свихнувшимся учёным, который наверняка бы угробил их ещё тогда, если бы пацаненок, который теперь почти вырос, не припрятал отцовскую гранату в своем кармане. Да и на ферме, как и после неё, спокойствия было мало. Зато появилось нечто другое. Возможность помогать другим. Понимание, что он наконец хоть что-то знает! Знает больше, чем они. Вот только этого знания всё равно было слишком мало, а ходячих — слишком много. Наверное, самыми спокойными для него всё же были дни в тюрьме. Там были стены, была еда и какая-никая безопасность, усердно поддерживаемая стараниями Рика. Этот самый Рик стоял сейчас рядом с Дэрилом. Несмотря на всё пережитое, он по-прежнему был здесь. И по-прежнему делал вид, будто знает хоть что-то. Хотя в это уже почти никто не верил. Всё началось с Губернатора, наверное, именно с него, хотя после гибели Мэрла и наступило временное затишье. Но потом Губернатор вернулся, разгромил их убежище — тюрьму и вынудил их бежать, как крыс с корабля, прямо навстречу ублюдкам-каннибалам. Рик сам, лично, привел больше десяти человек в Терминус, выходили из которого они уже вчетвером. Оставив там пепел и то, что было когда-то прежде Мэгги, Гленом, Бет, Сашей и Бобом. Но даже это по-прежнему было лишь началом. Потом Рик своими глазами увидел то, что осталось от Тайриза, Мики и Джудит, и своими руками убил больную на всю голову девчонку, пытавшуюся задвигать какую-то странную философию о том, что в новом мире достойны жить только ходячие. Потом Рик этими же руками пытался защищать Александрию, когда напали еще более нездоровые психически чуваки, называющие себя Волками. Полгорода тогда полегло. Осталась только горстка перепуганных и ничего не знающих, кроме постоянного страха, людей. А ещё полностью седой Рик, с трудом удерживающий кольт в подрагивающей руке, одноглазый Карл и Мишонн со страшным шрамом, пересекающим её лицо от виска до подбородка. Эти трое стали семьей. Своей отдельной от Дэрила семьёй. Но немножечко, самую малость, и его семьёй тоже. Ведь другой у него не было. Ниган попал на благодатную почву. Ему почти не пришлось ничего делать. Он просто помахал битой, задвинул полную издевательств речь и показал им свору своих бойцов. Своих в Александрии, за вычетом нескольких людей, способных держать в руках оружие, больше не осталось. Стоило ли удивляться, что, несмотря на пламенные речи Дэрила, которые он едва ли не впервые в жизни так открыто толкал, шагая из угла в угол их кухни в общем доме, где он, после того как Рик с Мишонн заняли одну спальню на двоих, стал чувствовать себя гостем, с условиями Нигана Александрия под предводительством Рика согласилась? Им обещали защиту, от них требовали оружие, еду, топливо и прочее. Ниган над ними насмехался, он издевался со вкусом, играючи и развлекаясь, он морально поимел их всех, а они даже взгляда на него не смели поднять, они послушно опускались на колени и обещали выполнять что угодно, лишь бы их наконец оставили в относительном покое. Дэрила тогда на колени поставил лишь умоляющий, почти беспомощный и совсем незнакомый взгляд Рика. Рика, которому ещё было так много терять — сына и женщину, после всех потерь оставшихся у него только чудом. А Дэрил не хотел терять их. Их, да ещё Аарона с Эриком, с которыми он — вот уж Мэрл бы перевернулся в собственноручно сколоченном Дэрилом гробу где-то там, у разгромленной тюрьмы — как-то неожиданно нашел общий язык, и плевать, что эти чуваки по ночам там делали в одной постели! Но несмотря на то, что Дэрил тогда смирился, всё его нутро до сих пор клокотало от ненависти, едва в Александрию с еженедельным визитом за очередной данью являлся Джастин с его дружками. Ниган после первой встречи к ним больше не снисходил: или не в его правилах было уделять своим рабам слишком много внимания, или он посчитал их слишком мелкой и неопасной рыбёшкой, как оно, собственно говоря, на самом деле и было. Теперь на месте Джастина вдруг оказалась эта женщина. И Дэрил без малейшего удивления, просто принимая это, как факт, понял, что он ненавидит её чуть ли не больше Джастина и Нигана вместе взятых. Его бесило в ней всё. С первой секунды. — Будем знакомы, — говорила она невероятно мягким, для такой сучки, голосом. — Меня зовут Кэрол. И с этого дня именно я буду наносить вам визиты в привычное для вас уже время. Давайте договоримся сразу — я не Джастин, но шутить со мной не советую тоже. Если вы будете выполнять ваш уговор с Ниганом, проблем у нас с вами не будет. А проблем не хочет никто, правда ведь? Она широко и чертовски неискренне улыбнулась, и Дэрил с отвращением сплюнул себе под ноги, видя, как покорно кивают и поддакивают эти тюфяки, прожившие самое опасное время за надёжными раньше стенами Александрии. Целых два года как у бога за пазухой! Некоторые даже улыбались этой седоволосой худощавой сучке в кожаных сапогах, джинсах и синей рубашке. Так, словно они старые друзья и не отдают ей сейчас большую часть своей еды, а просто угощают по доброте душевной. Даже Рик — и тот улыбался почти заискивающе. Хотя в этом Дэрил винил его только потому, что кипел от раздирающего его душу гнева. Он вполне допускал, что где-то там, под маской покорности и дружелюбия, Рик точно так же пылал от ярости, которую ему не суждено было проявить. Просто потому что любое проявление непокорности могло лишить его сына. — Правда ведь? — вдруг послышался настойчивый вопрос прямо над ухом Дэрила, и он поднял взгляд от земли, в которую уже почти впитался его плевок. Голубые глаза проявлялись словно из молочно-белого тумана, окутавшего его сознание. Лучики морщинок, тонкие брови, аккуратный нос, чуть приоткрытые губы, торчащие во все стороны седые кудряшки, какая-то дурацкая бусинка на черном шнурке на шее… Этот шнурок заставил его торопливо отвести взгляд и сжать до боли кулаки. Потому что он почти чувствовал этот шнурок в своей ладони, почти слышал, как эта сучка хрипит от невозможности вздохнуть, почти видел, как широко распахиваются её глаза от неожиданности и боли. Как вся её напускная уверенность и насмешливая доброжелательность — гребаное подражание Нигану — сползают с неё, как резиновая маска, являя миру и всем здесь присутствующим то, чем она является на самом деле. Просто трусливую, гадкую, лицемерную дрянь, которая захотела поиграть людьми, которой захотелось развлечений и острых ощущений и которая ради такого наверняка легла под Нигана или хорошенько отсосала ему, если он предпочитает женщин помоложе. — Правда? — ещё раз, совсем уже тихо, переспросила она. Дэрил поднял взгляд, глядя поверх неё, стоявшей слишком близко, и тут же прикрыл глаза, увидев почти отчаянное лицо Рика, мольбу Мишонн, напряжение Карла и открытый испуг всех остальных. Он не знал, да и не хотел знать, что все они в нем увидели в эти моменты. Но он сумел их испугать. Их, да ещё и тех, с кем сегодня приехала Кэрол. Мерзостно-сладкого Кена, родители которого очень метко дали имя своему ребенку; всегда хмурого и молчаливого немолодого Джоша; полноватого рыжего Бобби и совсем молодого ясноглазого Мэтью. Этих чертовых мудаков, которые приезжали сюда уже десяток раз, которые забирали почти всю их еду, которые унижали всех мужчин меткой насмешкой, которые позволяли себе лапать женщин, встречающихся им на пути. Хотя вряд ли они были напуганы. Они достали оружие, да, но наблюдали с интересом, почти с улыбками. Наверняка даже хотели бы увидеть, как этот дикарь, то есть он, Дэрил, попустит слегка дамочку, которую поставили им в начальницы. Но ради Рика, ради Мишонн и Карла, Дэрил лишь шумно сглотнул и едва заметно кивнул. Ей этого оказалось вполне достаточно. — Я знала, что здесь живут разумные люди, — мило улыбнулась она, отходя от него и давая наконец вдохнуть глоток привычного воздуха, наполненного смрадом разлагающихся за воротами города ходячих, а не тот сладкий и незнакомый Дэрилу аромат, который она источала. Это были не духи, нет. Или же какие-то такие духи, которых Дэрил никогда в жизни не нюхал и даже не представлял, что такие бывают. Это был запах ванили, шоколада, костра, металла и чего-то ещё, совсем уж непонятного. Это был запах, которого он с огромным удовольствием лишился и который хотел ощутить снова. Один только раз. В тот миг, когда он будет убивать её. До всего этого он и подумать не мог бы, что способен убить человека. А уж женщину, так тем более. И он не поднимал руку на женщин довольно долго. Но потом, оказавшись в Терминусе, понял, что их тоже можно убивать. Потому что некоторые из них только притворяются женщинами, являясь на самом деле какими-то гребаными адскими тварями с выжженными напрочь душами. К таким же принадлежала и эта. Она прохаживалась по Александрии, как по своему дому, благосклонно выслушивая пояснения Рика, улыбаясь всем вокруг, и появилась у грузовика, стоящего у ворот, ровно в тот миг, когда он оказался заполнен данью. Дани, по словам Нигана, с Александрии взималось чертовски мало, но и предложить они могли всего ничего. У них почти не осталось припасов, их огороды были не слишком большими, а добытчиков — всего пара человек. Поэтому забирал Ниган чертовски много. Так, что жители Александрии экономили теперь каждую кроху, никогда не наедаясь впрок. — Встретимся через неделю, — снова, уже, наверное, в сотый раз за сегодня улыбнулась Кэрол, глядя почему-то прямо на Дэрила, который остервенело жевал собственные губы, чтобы не нахамить ей или не сплюнуть снова — теперь уже не себе, а ей под ноги. Громко лязгнувшие за выехавшим грузовиком ворота дали возможность грязно выругаться и всё-таки плюнуть — хотя бы ей вслед. — Трахнуть бы эту стерву так, чтобы и имя своё забыла, — вдруг услышал Дэрил за спиной и, оглянувшись, хмыкнул, увидев перед собой Билла. Этот старикан вряд ли бы даже залезть на женщину сумел, потому что иначе как на двух костылях уже не передвигался. Зато в проклятьях с утра до позднего вечера он был определенно силен. И этим даже нравился Дэрилу, порой напоминая ему Мэрла. Не желавшего смиряться с наступившей вдруг старостью и слабостью Мэрла. Такого, каким он мог бы стать через много-много лет жизни, если не сгинул бы до того от наркотиков или сифилиса. — Что глядишь, как будто я на ходячего глаз положил? Скажешь, у тебя такой мысли не возникло? Да любой нормальный мужик только об этом и думал, пока она тут перед нами из штанов выпрыгивала! — Угу, — пробормотал Дэрил, чтобы сказать хоть что-то. В том, что он о таком не думал, признаваться он не стал. Хотя бы потому, что с этого самого момента мысль, озвученная Биллом, не покидала его ни днём, ни ночью, окрашиваясь всё более яркими цветами и приобретая массу новых деталей и подробностей. Дошло до того, что в день нового визита Спасителей в Александрию Дэрил ни о чём, кроме Кэрол, думать не мог. Ещё никого и никогда он не желал и не ненавидел сильней, чем её.