Вопрос доверия

С сексом у Дэрила всегда было плохо. Если слово «было» вообще можно применить к этой сфере его жизни. Потому что единственный свой опыт он предпочитал никогда не вспоминать, но, к сожалению, не достиг в выполнении этого желания ни малейших успехов. Был период, когда ему даже снился тот провал, из ночи в ночь, нисколько не улучшая его настроение наутро. Возможно, дело было в том, что этот опыт пришел чертовски поздно. Что в то время, как все его ровесники учились целоваться и изучали тела друг друга в каких-то тёмных уголках, он использовал самые безлюдные места лишь для того, чтобы спрятаться от отца и зализать очередные раны, при виде которых девочки только морщились, а не испытывали романтическое сочувствие, как должно было быть, если верить историям, рассказанным в книгах и кино. Наверное, того, что должно было вызывать сочувствие, в Дэриле оказалось чересчур много для девчонок, которые способны были на подобные чувства. Если бы он был чистым и опрятным, но голодным мальчиком, его бы кто-то пожалел. Если бы он регулярно ходил в школу, но с каким-нибудь единственным фингалом под глазом, это показалось бы кому-то загадочным и интересным. Если бы он хамил всем вокруг громко и уверенно, как Мэрл, а не заикался и не шарахался от любого движения в противоположную сторону, его сочли бы занятной личностью. Но он был лишь бледной тенью, изредка появлявшейся в школе, старавшейся держаться как можно дальше от остальных и угрюмо бурчавшей на всех, кто с ним по ошибке пытался заговорить. Он был всегда голодным, всегда злым и в то же время на удивление неприметным. Жители города с удовольствием отводили взгляды при появлении на их пути оборванного, чересчур худого, постоянно избитого мальца, делая вид, что они не замечают его, а вместе с ним и всего того, на что они вроде как обязаны обратить внимание. Хотя те, кто обращали, вроде директора школы и некоторых учителей, усердно убеждали себя, что Дэрил получает все свои синяки, слишком часто ввязываясь в драки, что, конечно, порой случалось, а он их разубеждать не спешил. Потому что не верил никому. И девчонкам в том числе. Когда отца не стало, изменить что-либо в своей жизни Дэрил уже не мог. Или же не хотел. А может быть, боялся, как он теперь изредка мог себе признаться, оглядываясь назад. И насмешки Мэрла, которые должны были его как-то встряхнуть и направить на путь, если не праведный, то, по крайней мере, более весёлый, приводили лишь к тому, что Дэрил закрывался ещё больше. И когда Мэрл притащил ему на тридцатилетие двух проституток и целый ящик бухла, Дэрил почти сразу скрылся в своей комнате, с раздражением морщась при звуках смеха, раздающегося из того в хлам убитого помещения, что называлось у них гостиной. Мэрл быстро напоил двух девиц, а потом, судя по запаху, распространившемуся на весь дом, ещё и травки покурить дал. И щедрой рукой отправил одну девку своему невинному младшему братишке. Невинности в ту ночь Дэрил лишился, решив, что отказываться просто нет смысла, в конце концов, шлюхам за это деньги платят, а он, давно изучивший всю теорию по кассетам с порнухой, которые таскал домой брат, неизвестно где раздобыв старенький видик, всё-таки был живым человеком и не прочь был опробовать лично то, чему окружающие люди придавали такое большое значение. Вот только произошло всё так быстро, что даже удовольствие показалось смазанным, а уж когда пьяная проститутка, имени которой Дэрил не знал, открыла свой широкий тонкогубый рот и стала пьяно хохотать, приговаривая, что боженька все таланты на постельном поприще отдал старшему брату, напрочь лишив их младшего, он вытолкал её из комнаты взашей и всю оставшуюся ночь слушал, как она, присоединившись к весёлой компании в комнате Мэрла, громко стонет на пару с подружкой. Что они там все втроём делали, ему даже представлять не хотелось. Ничего больше не хотелось. Головой он понимал, что шлюха, которой платят бабки, такого говорить не смела даже по-пьяни. Что если бы это Мэрл услышал в свой адрес нечто подобное, то позаботился бы, чтобы эта грязная девка, между прочим, совсем не привлекательная — кожа, кости и копна выжженных белых волос — пожалела о своих словах, сказанных не в том месте и не в то время. Но если бы Мэрл узнал о провале Дэрила, то мог бы насмешничать всю оставшуюся жизнь. А Дэрил не был готов к тому, чтобы тот в любой компании громогласно рассказывал, как его братишка облажался в свой единственный раз с настоящей женщиной, а не собственной правой рукой. Вероятно, та шлюха всё же сказала что-то Мэрлу, или же он сам сделал выводы из того, что она через пять минут была уже в его постели, потому что с тех пор он если и предлагал позвать девочек на двоих, то скорее в шутку, никогда не настаивая. Не вовлекая Дэрила в такого рода времяпровождение. И было невыносимо думать, что брат его чуть ли не жалеет, наверное, считая каким-то неполноценным. Каким, впрочем, с того случая считал себя и Дэрил, шарахаясь ото всех женщин, с которыми он изредка виделся. Обычно это были женщины особого рода: как раз-таки шлюхи Мэрла или же готовые на всё, уставшие от одиночества, бедности и собственных мужей соседки и продавщицы дешёвых лавок. Другие в их районе не водились. Хотя однажды… Однажды уже после начала всего этого дерьма, уже в тюрьме, уже почти начав ощущать себя нормальным человеком, Дэрил столкнулся с такой женщиной, о которой раньше бы он и мечтать не посмел. И о которой с тех пор вспоминал с ещё большим стыдом, нежели чем о безымянной проститутке. Это была Андреа. Именно Андреа, которая сумела прямо во время первого нападения Губернатора на тюрьму, приехав вместе с ним, задвинуть громкую проникновенную речь, сбив настрой вудберийцев и заставив их притормозить. Когда взбешённый Губернатор показал своё истинное лицо, начав палить в своих же людей, задумавшихся о целесообразности войны, ей удалось его подстрелить. Но, к сожалению, не убить, что дало ему возможность вернуться позже, когда его уже никто давно не ждал. Новую встречу с ним Андреа не пережила. Но, до этих печальных событий, она несколько месяцев помогала Рику управлять тюрьмой. И однажды ночью, примерно через неделю после несостоявшейся войны с Губернатором, пришла в камеру к Дэрилу, решив зачем-то вспомнить Мэрла и выразить свои соболезнования. Она говорила долго, пила вино из бутылки, принесённой ею же со склада, и дошла до того, что, найдя в Дэриле идеального молчаливого слушателя, перешла к жалобам на свою личную жизнь. На то, что ей никогда не удавалось найти достойного мужчину, хотя она всегда старалась выбрать лучшего. И тут вдруг, в середине путанной речи, она внезапно решила попробовать в этот раз, мягко говоря, далеко не лучшего представителя сильного пола и накрыла ладонью пах лишь изумлённо вздрогнувшего Дэрила. Он пытался сказать, чтобы она прекратила, но не мог вымолвить ни слова, ни шевельнуться. Пальцы чрезвычайно смелой и инициативной Андреа уже скользнули ему в ширинку, но перед его мысленным взором стоял широкий рот той шлюхи с плохими зубами и громким хриплым смехом. У него в этот раз самым позорным образом просто не встал. Андреа уходила от него растерянная и почти испуганная своей неудачей. Она прятала глаза и, запинаясь, извинялась за то, что так безобразно напилась. Говорила что-то про дружбу, которую этот случай не должен испортить и про то, что она сама не соображает, что делает в эти дни. А всего парой недель позже она, вполне довольная уже, выходила из камеры Рика, блаженно улыбаясь поутру и не замечая взглядов, которые тайком бросала на неё её лучшая подруга, и которые Дэрил однажды перехватил, становясь невольным свидетелем любовной драмы Мишонн. Что ж, Мишонн, после смерти Андреа и множества других несчастий, всё-таки получила свое. И сейчас Дэрил, впервые за долгое время, снова начал ощущать себя мужчиной. Во всяком случае, при одной мысли о Кэрол его мужское естество наливалось такой силой, что иногда даже неудобно было. Потому что о том, как он сотрет самодовольную фальшиво-добренькую улыбку с её лица, как заставит молить о пощаде, как вынудит стонать и просить продолжения или прекратить уже наконец, как уничтожит её после, он думал постоянно. Хотя вполне отдавал себе отчёт в том, что всё это лишь фантазии. Фантазии, которые никогда не воплотятся в реальность. Да, он искренне надеялся каким-либо образом избавиться от неё однажды. Может быть, даже убить. Но не насиловать. Конечно, нет. Какой бы сучкой она не была, Дэрил прекрасно помнил кулаки отца, врезающиеся в искривленное от страха и боли лицо матери. То, как светло-пепельные волосы наматывались на эти самые кулаки. То, как безвольное тело волочилось в родительскую спальню прямо по полу и звуки, которые потом оттуда доносились. Звуки, которые маленький Дэрил хотел бы никогда не слышать, но от которых он не мог спрятаться нигде, и потому просто слушал, сидя под столом, раскачиваясь из стороны в сторону и кусая ногти до крови. Привычка кусать ногти осталась у него по сей день. Как и отвращение к насилию в отношении женщин. Вот только после встречи с Кэрол вместо отвращения его разум предлагал самые разнообразные варианты издевательств над этой конкретной женщиной, которые он, пытаясь уйти от этих картин, то и дело встающих перед глазами, старательно заменял мыслями о простом и чистом убийстве. Именно об убийстве он усердно думал, когда Кэрол легко выпрыгнула из грузовика, приехав снова взимать с Александрии дань. Именно о самых разных способах убить её быстро и тихо он мечтал, бросая в чужой кузов собственноручно подстреленного им оленя и слыша, как мило щебечет эта седая сучка с Риком, будто со старым добрым приятелем. Именно поэтому он даже не поднял на неё взгляд, когда она подошла ближе, с любопытством осматривая мясо, которое теперь было собственностью Нигана. Носки её сапог были сбитыми и заляпанными грязью, но тёмно-синие джинсы на стройных ногах сверкали чистотой и свежестью. Она вся была слишком чистенькой для этого мира. И слишком приятно пахла всё тем же ароматом, который Дэрил запомнил с прошлого раза. — Рик сказал, что это твоя работа, — сказала она, указывая на оленя. — Ты охотник, верно? — Угу, — пробормотал себе под нос Дэрил. — Нигану нравится свежее мясо. — Пусть подавится. Кэрол громко рассмеялась, немного успокоив Рика, который косился на Дэрила с опаской, но подходить и мешать беседе не решался. — Вряд ли он оправдает твои надежды, — отсмеявшись, ответила она. — Ничего, я умею ждать, — тихо и с угрозой сказал он, бросая на неё быстрый взгляд — всего одно короткое мгновение, запечатлевшее в памяти черты её лица на неделю вперёд. — Будет хорошо, если это действительно так, Дэрил, — неожиданно назвала его Кэрол по имени. А он вздрогнул. Вздрогнул, слыша это тихое и почти ласковое «Дэрил», произнесённое губами, которые ему в этот миг хотелось разбить. Вздрогнул, ощутив кипящее в крови желание сделать это, причинить ей боль просто ради собственного наслаждения. Да что с ним, черт побери, такое? Неужели он, всю жизнь убегавший от отца, от любой схожести с ним, всё-таки становится на него похожим? Неужели это есть в нём? Хранилось долгие годы, пряталось, скрывалось от него самого, пока эта женщина вдруг не появилась в его жизни и не вынудила его так сильно ненавидеть, едва ли не впервые в жизни? Дэрил поймал себя на том, что он пятится. Пятится от неё, словно испуганный зверь, словно какая-то дворняга, слишком опытная для того, чтобы верить доброму слову, вдруг прозвучавшему из уст протянувшего к ней руку незнакомца. И, словно верный пёс, он начал приходить в себя, лишь оказавшись за спиной Рика, напряжённо ждущего, пока необычайно быстро управившаяся сегодня свора ублюдков под предводительством самоуверенной седой сучки уберётся отсюда. Они убрались уже через пять минут. И всю следующую неделю перед глазами Дэрила стояли серьезные и задумчивые глаза Кэрол, устремлённые прямо на него, когда она, уже выезжая из ворот, вдруг оглянулась и встретилась с ним взглядом.