Выиграна война [эта], но не мир. — Альберт Эйнштейн
Мир без войн - это странное словосочетание, в речах, всегда вызывает множество вопросов у людей. Вечные споры философов и астрологов о понятии «мир» - являются не первым снегом в декабре, и давно наскучили светским людям. Да и сам мир - это же не только понятие планеты или сферы проживания. Мир может быть самым разным: от спокойствия тихого ночного леса, где утром устроит пикник вся семья, что проживает на каком-то маленьком материке, вдали от суеты и разногласий, до примирения стран, при благоприятной встрече. Это слово еще слишком не понятно всем нам, столь секретно для взглядов, но открыто для вечных споров. Но кому оно надо? Прекрасный вечер, превращался в ночь. Кончалось теплое лето. Тучи растекались по темному небу, что было так противно покрыто смогом, открывая вид на блеклые звезды, невидимые планеты, которых качал легкий ветерок с моря. Бриз касался каждого кусочка пышного зеленого кустика, пытаясь баюкать их перед сном, пока листья жадно глотались землей, оставляя лишь голую ветку колыхаться над темным небом. Такие минуты спокойствия давали наслаждаться своей философией, забыв о времени, пока шум воды, столь далекий для осязания и места пребывания, бил в уши. Глаза на минуту прикрылись. Полный спектр эмоций проникал в каждую частичку мозга, что отвечает за воображение, пока темнота виднелась вдали. И эта даль, где лишь хотелось представлять это таинственное слово - ‘мир’, видеть то, как оно гниет под страшным гнетом войн, перерождаясь в смертоностную идеологию, погружала в безумную эйфорию. Каждый нерв, находящийся на теле, напрягся, а сердце бешено забилось, не в своем монотонном бите. Сидящий на скамейке мальчишка сдерживал все свою радость в хрупкой бледной ручке, сжимая свою коленку до красных пятен, пока поток безумия не охватил мозг. Холодные глаза открылись, немного дернувшись, в безумном припадке удивления от своих же мыслей, иногда переводя взгляд к коленке. Она была красна так же, как и щеки юноши. На одну из них легла мягкая рука, в попытке уловить жар в духоте ночи. Темнота полностью проглотила силуэт, когда высокий фонарь с лампадой раскрыл свои крепкие клетки, и свеча утихла под натиском легкого бриза. Так же угасло и удушающее чувство в горле, вызванное сухостью во рту. Глоток свежего воздуха, громко отдался в уши, пока сухота смягчалась накопленной слюной. Ночь становилась бесконечной, заставляя замереть каждый кусочек природы: море и волны, шелест падающих листьев, стук чужой обуви, дыхание. Все пропало, когда появлялась истина, за которой гнался так долго маленький человек на большой планете. Истина, под которой понимается слово, что будоражило дух. Три буквы, а горло потеряло возможность впитывать доступный кислород, утопая лишь в размышлениях об идеальной составляющей, что мог сделать человек, изменив все. Ударение на единственную гласную, как мозг уже знал, что хотел. Один слог, да ты стремишься к своей цели. Цель по реализации только твоей, идеальной и прекрасной, философии о слове – «мир». Улыбка тронула уста и стук туфелек, что летел в глубину окружающей темноты, стал стихать, пока совсем не исчез. Этот день, в далеком 1919 году, стал днем, когда юноша осознал свое предназначение и суть. И не найдя в учебниках истории отклика, так и останется ничем иным, как забытым днем для всех жителей стран, запретив идеологию этого маленького цветка в роще кустов. И дети его, сердечные друзья, навсегда забудут о его понятии мира, даже не поняв основных целей и проблем решений идеологии того, что испортило не одну жизнь, а после и не вспомнят его, как страшный сон. Ведь именно в этот день, Германский рейх узнал ответ на свой безумный вопрос, что бил каждый день, как паническая атака. Только сегодня, в этой маленькой голове, мир перестал существовать без мира.Высшей целью человечества является ни в коем случае не сохранение данной государственной формы или тем более данного правительства, а сохранение народного начала. — Адольф Гитлер. Моя борьба.
Зима выдалась холодной для множества стран, но теплый камин всегда грел душу народа. Дрова, под воздействием огня, трещали, иногда выбрасывая горячий пепел вне своей территории, засыпая грязный ковер, в домах с лампадами. Но, несмотря на поздние похолодания в феврале, в комнатах, где стоят окна, всегда продувал изворотливый ветерок. Пара голубых глаз временами скользила по окну, пока руки пытались нащупать холодный деревянный подоконник. В комнате пахло специями и костром. Юноша продолжал смотреть на то, как падают мягкие хлопья снега, покрывая каждую территорию заснеженного сада. Обычно, в это время можно было заметить, как тающий мокрый снег обволакивает ненасытные почки, но сейчас белоснежный поток замершей воды покрывал все, мешая ночи укрывать одеялом землю. То же самое происходило, когда солнце целилось на его белоснежное, покрытое редкими фиолетовыми пятнышками от вен, лицо, что постоянно находилось под зонтами и в помещении. Природа и общество были лишь определениями из книг, покрывшись не первым слоем пыли, а жизнь ломалась под гнетом учебников, что навсегда испортили голубые мечтательные глаза. В комнату пару раз постучались, заставив убрать руки с грязного ободка окна. Холодные красные руки нервно просовывались в шелковые перчатки, в желании успеть до открытия двери, будто скрывая важную информацию. Скрип раздался по фиолетовым ушам, и в деревянном косяке показалась высокая крепкая фигура в форме. Горло было безумно сухое от страха, но вечно дрожащая рука все-таки поддалась контролю. В желании поприветствовать, голубые глаза, что скрывали очки, немного поднялись вверх, наблюдая строгое, с прямым орлиным носом, лицо. Маленькая фигура спокойно подошла, чуть ближе, к мужчине и протянула руку. Из-под спины показалась массивная кожаная перчатка. - Vater*! – успел лишь громко прокричать мальчишка, как очень сильный удар прошелся по мягкой юношеской коже лица. Очки слетели на ковер, слегка испачкавшись в старом пепле. Холодная рука в шелковой перчатке потянулась к щеке, ощущая, как жар расходился от подбородка до виска. Это тепло было не тем летним бризом год назад – боль разъедала каждый кусочек поверженного лица. Голубые глаза стали расплывчато смотреть на серьезную, полную злости, фигуру. По горящим щекам стали сыпаться, такие же по температуре, слезы. Мужчина лишь довольно улыбнулся, слегка нагнувшись своей массивной фигурой, бросая темные тени на мальчика. - Reich..**, - нежно произнес слово немецкий накуренный бас. – Я еще жив, я еще здесь. Рука, не снимая жесткие кожаные перчатки, аккуратно дотронулась до светлого пушка на голове, слегка успокаивая мальчика, что героически сдерживал слезы. - И я еще здесь кайзер, Рейх. Третий, - продолжил мужчина, слегка хватаясь за белые кудри, пока рука не усилила хватку. Юноша мог бы убежать, ударить по какой-нибудь территории тела своей ножкой и, пока есть момент, улететь из комнаты, но он лишь стоял. Спустив голову вниз, покрывался жутким страхом, глотая доступный воздух, пока нервы на голове больно тянуло вверх. Голубой свет очей угас, смотря лишь на ненавистный ковер. Лицо было спокойно, хоть и покрыто холодным потом. - А ты лишь будущее, - спокойно и умиротворенно проговорил мужчина, ослабляя хватку, пока полностью не отпустил блондина. – И ты будешь продолжать unser Ideologie***. Черный взгляд еще раз осмотрел стоящего ребенка его трудов. Лицо искривилось в злости, полной ненависти и отвращения к стоящему чаду, а после и совсем исчезло. Дверь захлопнулась, и только запах дорогого одеколона из Кельна остался в осадке, больно ударяя в ноздри наклонившегося мальчика. Холодный взгляд поднялся, сделав круг, мутным взором, по комнате, очень неприятно взглянув на дверь, и рука дотронулась до очков. Холодный поток воздуха изо рта аккуратно смахивал маленькие пылинки с оправы, но, не принеся большой пользы, белый платок стал аккуратно касаться, размазывая и не удаляя, серый пигмент на линзах. Пара движений и очки вновь давят на нос своим весом, иногда касаясь щек холодной оправой. Зрение сфокусировалось вновь на двери. - Gleiches Blut gehört in ein gemeinsames Reich!**** Тихо, столь беззвучно, но довольно пролепетал юноша закрытой двери, ухмыльнувшись своему превосходству, зная о поставленной цели в будущем. За окном летел снег, тихо разбрасывая свои хлопья, предвещая сильную пургу. Шел 1920 год, когда идеология будущего мира была оглашена маленьким мальчиком, чье перо скользило по старым бумагам. На этих бумагах было двадцать пять пунктов эйфории, под которой каждый пункт – это крик души о будущем понятии слова. Слова, которым был назван ребенок в далеком 1871 году, в дань уважения старшему поколению. И слово было – Рейх. И слово значит – «мир».