— Ты мне что-нибудь можешь объяснить или нет? — расхаживая по гостиной, Серёжа нервно щёлкал пальцами.
— Никак нет, Сергей Алексеевич.
— Корней! Это вопрос жизни и смерти! Ну неужели ты этого не понимаешь, а? Я читал последнее письмо. Анна в опасности. Ну-ка, будь добр, показывай всю переписку отца с неизвестным.
— Прошу простить, но не могу. Это личные бумаги хозяина. Не покажу.
— То есть, тебе плевать на жизнь моей сестры? Неужели ты не понимаешь, если с ней что-то случится, то отец тебя не простит? — не выдержав, молодой человек сорвался на крик:
— Это сейчас он хорохорится, а потом пожалеет и очень сильно, а виноват будешь во всём ты! Показывай, я сказал! Немедленно!
— Ну-у-у-у, хорошо! Я не хочу причинить вреда Анне Алексеевне. Вот, запасной ключ. Мне это не нравится, но если вы так вопрос ставите. Именно после них Алексея Александровича будто подменили.
— Подменили, говоришь. Гм, так… ага, очень интересно! — Сергей торопливо просмотрел весь архив корреспонденции. — А вот это очень плохо. Безобразие! Почему не обратились в полицию, а?!
— Ну, они же меня разве будут слушать? А?
— Ладно, я поеду за Анной. Не опоздать бы. Боюсь, что аноним её уже выследил.
Спустя два с половиной часа Каренин подъехал к подъезду своего давнего неприятеля. Крепко сжимая в руках трость, он решительно постучался в парадную дверь особняка.
— Вронский дома? — налетел он на графского лакея.
— Стойте! Нельзя! Нельзя в дом!
— Пропусти, я всё равно зайду! Пусти!
— Захар, кто там? Пропусти! — в коридор вальяжной поступью вышел сам граф Вронский.
— Вы-ы-ы?! — захлебнулся от возмущения Каренин, указывая на Алексея Кирилловича тростью.
— И вам вечер добрый, Алексей Александрович, — любезно улыбнулся граф. — Как поживаете?
— Опять издеваетесь надо мной?
— Нисколько! Всего лишь соблюдаю приличия. Проходите в гостиную, садитесь.
— Верни мне дочь! По-хорошему! — взревел окончательно запутавшийся в происходящем и в собственных мыслях Алексей. — Слышишь? Я знаю, что это твоих рук дело!
— Так. Стоп. Ну-ка, успокойтесь! — от неожиданности граф даже попятился. — Не понимаю! Вы о чём вообще? Да сядьте вы наконец! А то ещё удар ненароком хватит!
— Удар хватит? О, да! А вам этого и надо, так ведь? Мало?! Мало вам?! Половина моей жизни разрушена, жизнь Анны разрушена полностью, а что теперь? До дочери добрались… решили и её жизнь сгубить? Да?! Как вы можете?! Она же вам родная кровь! А?! Вы — чудовище!
— Прекратите истерику, я сказал! Невозможно разговаривать…
— Я вас ненавижу! — сжав трость в руке до ломоты в пальцах, он в гневе кинулся на Алексея Кирилловича.
— О, не ново. Впрочем, имеете право, — отступив на полшага в сторону, Вронский ловко уклонился от удара и, мягко подхватив его под локоть, проворно выхватил из рук Алексея трость. — Э-э-э, не надо так… гм, нервничать и поосторожнее с игрушкой. Тяжёлая, с клинком, а так и порезаться можно.
Злобно сверкнув глазами, Каренин отнял у Алексея Кирилловича трость и выбежал во двор.
Неторопливо поправляя помятый сюртук и сбившейся на сторону галстук, граф неслышно подошёл к окну и осторожно выглянул во двор. Судорожная улыбка исказила его губы. Заметив подозрительную тень, метнувшуюся следом за торопливо удаляющейся фигурой Алексея, бывший соперник напрягся, интуиция подавала сигналы «тревоги», а он привык доверять своему чутью. Накинув на плечи пальто, он кинулся догонять Алексея Александровича.
Наглость и насмешливый тон Вронского окончательно выбили почву из-под его ног, кровь вновь вскипела и ударила в голову, ярость затмила разум, а перед глазами плясали кровавые круги. Чьи-то цепкие пальцы крепко впились Алексею Александровичу в плечо и, резко развернув его вокруг оси, вдавили в тёмный угол полуразрушенной лавчонки. Тяжёлый удар под дых оглушил и на мгновение вышиб из лёгких весь воздух. Свистящий шёпот бил по нервам, не давая окончательно потерять сознание.
— Тебе… слишком долго всё сходило с рук, — ещё один удар отозвался тягучей болью в голове. — Это нес-с-с-справедливо! Кем же ты себя возомнил? За какие такие заслуги Слюдин вновь восстановил тебя в должности, а? — руки незнакомца нащупали плотную ткань на шее Алексея Александровича и с силой потянули концы на себя. Шарф начал затягиваться удавкой вокруг горла, перекрывая кислород. — Ненавижу тебя! Ты испортил всю мою жизнь и поплатишься за это самым дорогим, что у тебя есть. С-с-слышишь?
Пытаясь избавиться от неумолимо врезающейся в шею петли, Алексей кое-как перехватил трость, выскальзывающую из слабеющих пальцев, и из последних сил ткнул свинцовым набалдашником в нападавшего. Зашипев от боли, человек отшатнулся в сторону и, злобно выругавшись, вынул из кармана заточку. Коротко замахнувшись, он резко вогнал стержень в оголившуюся кисть, показавшуюся из-под рукава полушубка. Металл глубоко вошёл в запястье, травмируя Каренину руку.
От жгучей боли сознание мгновенно отключилось и погрузилось в темноту, тело беспомощно обмякло и поползло вниз по стене. С губ незнакомца сорвался хриплый смешок, увлёкшись созерцанием собственной победы, он и не заметил, как за его спиной материализовалась высокая фигура отставного офицера. Чёткий, поставленный удар свалил злоумышленника с ног. Наспех обыскав и крепко связав его поясом, граф торопливо оттащил бесчувственное тело подальше от стены. Достав из кармана спички, Алексей Кириллович спешно зажёг несколько штук и, склонившись над распростёртым телом Каренина, принялся методично его осматривать.
— Граф! Я уже и не надеялся застать вас так поздно. Мне как раз нужно сообщить… ох, что это? Что это такое?! — запыхавшийся Сергей подскочил к Вронскому. Испугавшись, он рухнул рядом с ним, словно подкошенный. Падая, он случайно толкнул Алексея в снег.
— Я всё понимаю, но падать на меня вовсе не обязательно, Сергей Алексеевич.
— Отец… он… живой? — голос Сергея предательски дрогнул. Осторожно дотронувшись до его руки, он испуганно пролепетал. — К-кровь?! Папа…
— Дышит, но с трудом, — посмотрев на перепуганное лицо молодого человека, Вронский сочувственно похлопал его по плечу и попытался смягчить тон голоса: — Ну, не волнуйтесь вы так. Лучше возьмите-ка спички и посветите мне вот так, а то мне несподручно шарф-то снимать. Я сейчас из него жгут сделаю, кровь остановлю, а там и Сонечка нам поможет. Она у меня хороший специалист, проверенный временем. Вот, всё. Ну, помогите мне занести Алексея Александровича в дом, а то тут холодно очень. Давайте!
***
Сергей второй раз в жизни так сильно испугался за отца. Он судорожно гладил его по седым волосам и напряженно вслушивался в хриплое, срывающееся дыхание. Рядом хлопотала Софья — жена Вронского. Наблюдая, как она ловко обрабатывает и перебинтовывает раненого, молодой человек понемногу начал успокаиваться.
— Ну, и каков ваш вердикт? Плохо, что папа всё время в полубессознательном состоянии?
— Ну как сказать…
— А скажите, как есть, Софья Николаевна.
— Ну хорошо. Думаю, что всё обойдётся. Вам повезло, что Alexis рядом оказался. Он очень вовремя кровотечение остановил. Боевое прошлое даром не прошло, и навыков мой муж не растерял. Слабость — это последствия болевого шока. Отлежится, и всё в порядке будет. Сейчас очень важно исключить все волнения, должен быть максимальный покой. Так, я вколола обезболивающее, промыла и зашила рану. Больше опасных травм не обнаружила, скоро ему полегчает.
— Не знаю, получится ли исключить волнения. А насчёт прогнозов… С чего такая уверенность?
— М-м-м, какой подозрительный молодой человек! Хотя… вполне понимаю вас. Видите ли, я не только княжна и жена графа. У меня и образование медицинское есть, и практика, — внимательно посмотрев Сергею в глаза, она ласково погладила его по руке и ободряюще прошептала: — Всё хорошо будет!
— Я наслышан о ваших талантах, мадам. Спасибо, что обнадёжили. Может, нам всё-таки съехать? В госпиталь?
— Зачем в госпиталь съезжать? Я-то вам чем плоха? А? Между прочим, я всю сербско-турецкую кампанию прошла «сестрой милосердия», а потом ещё на врача подучилась. Так что практика у меня хорошая. Ну, ладно… заболталась я тут, а с вами Alexis хотел поговорить. Просил зайти в гостиную.
— Но-о-о, а как же?
— Я присмотрю за отцом, не волнуйтесь! Я позову, как он в себя придёт. Идите.
Тяжело вздохнув, Сергей нехотя поднялся со стула и вышел из комнаты.
***
— Сергей… э, Алексеевич.
— Можно просто Серёжа и на «ты».
— Договорились! Серёжа, садись, угощайся: чай, кофе, виски?
— Кофе с коньяком.
— Гм, прекрасный выбор, держи! Ты ведь не просто так ко мне со всех ног бежал? Беда какая стряслась?
— Стряслась… — нахмурился молодой человек. — Не то слово, стряслась. Вот, сами ознакомьтесь!
— Письма? — Алексей Кириллович вопросительно посмотрел на молодого человека. — Гм, уверен? Ох, ничего себе! Так… Кажется, начинаю понимать, к чему была эта сцена, а я-то никак понять не мог… Обидно, что Алексей Александрович так подумал про меня. Хотя, я сам во всём виноват… Да… Держи, Серёжа. Знаешь, я-то вам готов помочь всей душой, а вот Алексей Александрович… осталось с ним договориться. Ты сам-то не боишься меня? Тебе не приходило в голову, что аноним — это я?
— Нет, Алексей Кириллович, я так не думал. Зачем вам моему отцу угрожать? Да ещё так изощрённо? Нет, глупо это. Не предполагал, что папа мог вас заподозрить, извините нас.
— Гм, не ожидал услышать таких слов от сына соперника, — удивлённо заморгав, он подошёл к молодому человеку и осторожно положил ему руку на плечо. — Спасибо большое за поддержку. Неужели ты всё-таки смог простить меня? И Аню сразу принял?
— Простил. Я был уверен, что герой войны, которого за храбрость отметил сам генерал Соболев, до такой низости не опустится. А сестрёнка такая маленькая и потешная была. Я, когда впервые увидел её, не мог злиться. Она же ни в чём не виновата. Да и отец был от неё просто без ума.
— Хм… Спасибо! Ты рассуждаешь очень мудро. Я действительно не ожидал от тебя таких взрослых суждений. Твой отец очень порядочный человек и воспитал достойного сына. А чины, звания и известность… Серёжа, увы, это не гарант честности и порядочности.
— Я что-то не понял, вы сейчас хотите разубедить меня в собственных выводах?
— Я просто предупредил. Нельзя быть слишком доверчивым с людьми. Я ни за что не стал бы вмешиваться в вашу жизнь, тем более вредить твоему отцу. Хотя, судьбой дочери я всегда интересовался и следил за ней издалека. Не смог остаться в стороне. Пока Анечка училась в пансионате, я заботился как мог, передавал ей деньги через хозяйку пансиона, анонимно, конечно. Дочка думала, что они от Каренина. Мне так жаль, что Алексей Александрович не понимает и не хочет понимать меня, — тяжело вздохнув, он печально покачал головой. — Отец твой, конечно, очень добрый и благородный человек, но всему же есть предел. Я до конца не верил, что он сможет принять Аню, ведь она для него совсем чужая. Мне очень стыдно, но у меня тогда не было другого выхода. Пятнадцать лет назад… я был в таком отчаянии, что и врагу не пожелаешь. Серёжа, я очень любил твою мать, и мне вообще не хотелось тогда жить!
Ну какие уж тут дети. Внешность действительно обманчива, а ведь мне Алексей Александрович всегда казался таким холодным, сдержанным, почти равнодушным. А сегодня я понял, что не ошибся, доверив дочь именно ему. Лучшего отца и пожелать трудно. Он и правда ради неё на многое способен. Хм, чуть голову не проломил мне тростью. Ладно, к чему нам эта лирика. Лучше скажите мне, что там с дочкой произошло?
— Аня в большой опасности, и поэтому вам придётся не просто объясниться с отцом, а ещё и объединиться с ним в одну команду. Давайте, пойдём к нему, там и поговорим?
— Ох, я был бы очень рад этому. Хватит с нас этой бессмысленной вражды.
