If it all goes away You'll still be here If it all goes up in flames You'll still be here So I'm not afraid to walk through the fire with you I'm not afraid to walk through the fire with you Consumed By Fire — We Walk Through The Fire
Дома мы были примерно в полночь. Поднялись на лифте на последний этаж, я открыл дверь ключом. Зашел, сработали датчики движения, и в квартире включился свет. Ты заморгал с непривычки и даже попытался закрыться рукой от ярких лампочек под потолком. — Чувствуй себя как дома, Крылатый. Моя обитель, — я обернулся, разведя руки в стороны для пущего эффекта. Для меня моя квартира — совершенно обычное дело, а вот на тебя она произвела огромное впечатление. Ты восторженно озирался по сторонам, смотрел на сверкающий пол, на стены, украшенные искусными граффити, на просторную комнату, на лестницу вверх, прозрачные ступеньки которой тебя очень удивили, на плазму на стене, на диван (ну да, никакого коридора у меня не было и в помине, от входа сразу открывался вид на гостиную) и, конечно же, на огромное окно во всю стену. — Ну, чего же ты стоишь? Заходи, осваивайся, сейчас я найду для тебя сменную одежду… Пока я пытался проявить себя как заботливый хозяин, ты не сказал и слова. Я принял это молчание как отсутствие всяких возражений и прошел на кухню. Обычно, гостеприимные люди ведь поят своих гостей чаем, так? Хотя, признать, в такой роли я был впервые в жизни. Ты чуть прошел в квартиру, а потом неожиданно ойкнул, когда робот-пылесос выкатился наружу и стал собирать грязь с улицы прямо под тобой. — Чего это оно под ноги бросается? — осведомился ты, придерживая робота одной ступней подальше от себя. — Боже мой, Крылатый, ты бы решил еще, что это мой пёсик! — я рассмеялся. — Это пылесос, он грязь собирает. Не волнуйся насчет этого, он… — я осекся на полуслове. Ты наступил одной ногой себе на пятку и стянул кроссовок, а затем и второй, а вскоре и вовсе остался даже без носков — прямо босиком встал на пол. Признаться, я немного замешкался. Сам постоянно дома ходил то в обуви, то в тапках, а тут даже предложить тебе что-нибудь натянуть на голые пяточки не могу… Хотя они у тебя красивые, нежные, наверное… Ты бросил свою обувь у двери, и робот тут же радостно помчался собирать ошметки грязи, что разлетелись от них в стороны. Ты сделал виноватые глаза. — Забей. Пойдем на экскурсию, я покажу тебе гостевую спальню, где ты остановишься, найду тебе зубную щетку и остальное барахло, — я поставил чайник и махнул тебе рукой, зазывая наверх.***
Я честно пытался до этого тебя накормить (сказал, где что и отправился в душ), а когда вернулся, на кухне застал срач, а ты сидел с ногами на столешнице и крошил кусочек пирога на пол, с интересом наблюдая, как жует крошки пылесос. Довольно смешная картина, не думал я, что в мире остались еще такие люди, которые и знать не знают ни о каких роботах-пылесосах. Хотя, о чем я? Такого как ты, в мире точно больше нет. А потом мы разошлись спать. Вернее, я загнал в гостевую комнату тебя чуть ли не пинками, иначе сам бы не уснул — вдруг ты бы мне на кухне еще какую катастрофу учудил? Снилась мне всякая чушь. Перестрелка, кровь, папка с шестью паспортами, мать, твоя татуированная спина, полностью черные глаза, как бездны — ты тогда звал меня, кричал что-то. Я проснулся где-то спустя три часа. Вокруг тишина, никого, только через приоткрытую дверь приглушенный свет виден. Значит, ты все-таки не в своей комнате, а сидишь в гостиной. Я поднялся с кровати, быстро накинул на себя домашние штаны и футболку, а потом решил все же спуститься к тебе. У меня нечасто выдаются бессонные ночи, поэтому эту я решил скоротать с тобой. Ты сидел возле окна: разобрал мой диван, стащил с него все подушки на пол, укутался в одеяло, которое притащил сюда из комнаты, я даже не сразу заметил тебя среди всей этой горы мягкого постельного. — Крылатый? Одеяло зашевелилось, а потом ты, наконец, высунул оттуда нос. — Не спится? — я забрался рядом и тоже накинул на плечи одно из многочисленных покрывал. — Ага. Просто не хочется спать. Когда я еще на город полюбуюсь с такой высоты, — ты выдавил из себя улыбку. Я сразу понял, что причина тут совершенно в другом. Ты переживал из-за сегодняшнего. Четыре смерти за раз, все от моих рук, сами чудом целы остались. Это я-то привык, для меня это пустяк, а ты-то неокрепшая душа… — Знаешь, мне тоже сегодня не спится. Кошмары снятся, прикинь, из-за сегодняшнего. Кровь, кишки, шум… Ты, кстати, тоже снился, только почему-то глаза у тебя были полностью черные, такие… необычные. Просто полностью, без радужки, без белка… Чего только сдуру не примерещится, да? Ты снова как-то натянуто улыбнулся. Ну вот, зря я все это начал, только расстроил. Мда уж, психолог из меня никудышный. Надо было срочно перевести тему. — Я никогда не смотрел отсюда на город, — я отвел глаза. Стекло было так близко, что можно было рукой дотянуться. Пальцы как-то сами пробежались по холодному окну, а взгляд прошел сквозь него. Ночной город, тысяча огней, разные высотки, неоновые вывески, фонари вдали, движущиеся огни, наверное, машины… Неожиданно я понял, что это умиротворяющее зрелище. Почему я раньше никогда не смотрел в это окно? — Странно, жил столько лет здесь и ни разу не сидел тут. — Ты серьезно, что ли? — ты стянул со своей головы одеяло, будто капюшон. — Была б у меня такая квартира, я бы тут ночевал… — Ты и так, похоже, сидишь тут всю ночь, — я улыбнулся. — Не хочешь поспать? Я тебя не гоню отсюда, но сон тоже важен… — Нет… То есть хочу уснуть, но не получается. У тебя было такое чувство, что… — ты замялся и снова опустил глаза на руки, начиная перебирать пальцы. — Что ты не один в доме? Не в смысле, что вот нас двое, а что еще кто-то… Я ничего не ответил. Это чувство мне было знакомо, более того, я знал, отчего это. Мать. Это она была тем третьим, чье присутствие ты ощутил, уж не знаю, как. До этого я думал, что это всего лишь плод моего воображения. — Хочешь посидеть здесь? Тебе так спокойнее? — я осмелился заглянуть тебе в глаза, где словно в зеркалах отражались яркие огни ночного города, даже название которого, признаться, я не помнил. — Честно говоря, нет, — ты тоже посмотрел в мои глаза. Я попытался уловить в них твои мысли, но так ничего и не смог разглядеть. — Митч… Может ты хочешь посидеть со мной? Одному страшно… Ты сложил свои стопы вместе, обхватив их руками, а колени раздвинул в стороны, прямо как ребенок. Наверное, ты и сам думаешь, что ведешь себя по-детски: эти движения, позы, мысли, совсем чистая улыбка и какая-то детская боязнь темноты или одиночества… Вот только я знал, что последнее отнюдь не было глупым страхом. — Посижу, — просто согласился я. Слишком легко, даже сам не ожидал от себя такого. Я правда не понимал, что со мной происходило. Я наплевал на весь свой режим, наплевал на принципы не сближаться с людьми, я захотел узнать тебя вопреки запрету. С моей работой нельзя было иметь личную жизнь, хоть за это и не расстреливают, это просто невозможно: от всех людей ПОРОКа требуют полной самоотдачи. О какой любви тут может быть речь? И тем более о любви к парню… к тебе.***
Мы долго разговаривали в ту ночь. Смотрели на город, смеялись, скармливали пылесосу крошки от остатков продуктов. Ты упомянул, что умеешь делать какао. Мне почему-то показалось это хорошей идеей — попробовать какао твоего приготовления. О, Крылатый, лучше бы я не пускал тебя на кухню… Через час твоих шаманских действий я стал обладателем большой кружки этого какао, жутко горячего, на вид какого-то чересчур черного и густого, и бардака на кухне (такого срача я давно не видел). Мне было страшно пробовать. Ты открыл пакет зефирок и небрежно бросил мне в чашку горсть, а потом и себе, раза в два больше, так что содержимое твоей чашки буквально выходило за край. И при этом вид у тебя был очень довольный. И тем не менее, под твоим ожидающим похвалы взглядом, я просто не мог не попробовать. Не знаю уж, что ты туда такого насыпал и из чего приготовил это (ты так просил не подглядывать!), но это было чертовски вкусно. Ты рассмеялся от вида моего лица. Мы дурачились, устроили соревнование — кто больше запихает зефирок в рот, я даже пытался выловить языком их из чашки, нарочно смешил тебя. У тебя над губой опять остались «усы», которые я снова стер рукой. А потом вдруг неожиданно захотелось прикоснуться к твоим губам не просто пальцами. Я снова смотрел в твои глаза и желал чуда. А ты смотрел в мои и, кажется, все понял. Ты закрыл глаза. Замер и, казалось бы, решил позволить мне поцеловать. Я медлил. Я думал. Правильно ли это будет сейчас? Все поцелуи, случавшиеся со мной в жизни, я имею ввиду, искренние, настоящие поцелуи, все они были родом из далекого детства. Все от мамы, когда она еще была жива. Но в один момент все перевернулось с ног на голову. Она умерла — умерла и вся любовь для меня. Ты чуть подался вперед. Я не дал твоим губам накрыть мои, как бы мне этого не хотелось — преградой снова стали пальцы. — Крылатый… Ты замер и открыл глаза. Губы уткнулись в подушечки моих пальцев. Я смотрел на них, еле сдерживаясь, чтобы не провести по ним рукой. Мягкие. — Я не хочу так, малыш. Знаешь, в моей жизни много было знакомств, много случайных связей, поцелуев, но все они были… Ненастоящие. Понимаешь? — Я понимаю… — неуверенно сказал ты. — Я чувствую к тебе что-то. Твои глаза распахнулись от удивления. Ты не знал, как реагировать на такую прямоту с моей стороны. — Ты просто другое, — продолжал я. — Ты не как все. Я не хочу, чтобы ты был увлечением на раз, понимаешь? У меня много в жизни было и… Я не тот, кем кажусь, совсем. Ты не ответил. Только непонимающе смотрел на меня. Кажется, ты снова пытался меня читать — еще одна странность, которую я стал замечать за тобой. Ты как-то угадал мое имя, уж не знаю, правда ли ты видишь меня на сквозь, но с каждым разом эта версия кажется мне все правдоподобнее. В глаза тебе смотреть я не мог. Чувствовал себя виноватым. Я знал, что как только раскрою тебе свою темную сторону, шанс на то, что ты меня примешь будет очень невелик. Я отвел взгляд. За твоей спиной снова увидел мать.