I was born inside a small town, I've lost that state of mind Learned to sing inside the Lord's house, but stopped at the age of nine I forget when I get awards now the wave I had to ride The paving stones I played upon, they kept me on the grind So blame it on the pain That blessed me with the life Friends and family filled with envy when they should be filled with pride And when the world's against me is when I really come alive And everyday that Satan tempts me, I try to take it in my stride Ed Sheeran — Eraser
В тот день нам так и не удалось вернуться домой. Собственно, мне сейчас не очень-то хотелось возвращаться назад, в людный особняк, где каждый непременно сочтет своим долгом осведомиться, куда это мы улизнули на Тайлерском джипе, да еще так надолго — и все, прощай свобода, не дадут нам побыть вдвоем. Как ни странно, ты не возражал, пусть мне и показалось, что наедине ты не очень хотел со мной оставаться. Вернее, не так: ты очень хотел быть со мной, только вот почему-то когда разговор заходил о сексе, ты сразу принимал меня в штыки. Черт, кажется, я просто разучился тебя понимать — ты ведь позволял мне себя обнять, прикоснуться, сам целовал, тысячу раз при мне мылся и переодевался, но как только появлялся намек на пошлость — сразу выстраивал вокруг себя высокий забор, да еще и ток по проволоке пускал. А ведь мне тебя хотелось, эдакого недотрогу. Ты даже не думал меня провоцировать и уж точно никак не дразнил тем, что увиливал от моих загребущих рук, когда я ненароком пытался положить ладонь тебе на задницу или просто залезть тебе в штаны. Мне даже сначала показалось, что ты просто решил поиграть в девственника, но, когда в ходе очередной попытки уломать тебя на совокупление ты от неожиданности умудрился как-то взорвать пластиковую бутылку с водой, я понял, что никакая это не игра. Все куда серьезнее. После этого я решил, что я либо должен буду держать свои руки при себе, либо ты ничего не должен держать в руках. Мы много ездили по пустым и не очень дорогам, болтали о музыке, о путешествиях, и о том, куда бы хотели отправиться жить. Сейчас перед нами был практически весь мир, и мы сошлись на том, что было бы очень классно уехать куда-нибудь в лес или в горы. Может быть даже в другую страну, чтобы нас точно не нашел никакой ПОРОК. Да, без паспортов и денег прямо сейчас мы все равно не можем сорваться с места, но это дело было вполне легко исправимым: деньги — заработаю, паспорта — сделаем. — О, прикинь, если бы у нас был домик в лесу со вторым этажом… Нет, не так сказал — с лесенкой наверх, как на балкончик, а там кровать или просто накидана на пол куча подушек, чтобы можно было просто сидеть там вместе, пялиться в окно и молчать обо всем на свете, — ты закинул руки за голову, мечтательно зажмурившись и подставляя нос лучам солнца. — Надо же, как сказал — молчать обо всем на свете… — задумчиво повторил ты. — Надо будет попробовать на досуге, а то пока что мы слишком много болтаем, — усмехнулся я, глазами выискивая место, куда можно было бы завернуть и остановиться. — Томми, кстати, а как насчет полетов? Ты говорил, что твои крылья растут, как думаешь, через какое время ты сможешь прятать их в татуировку? Ты чуть нахмурился, открывая глаза. Мечтательное выражение лица тут же сменилось на убийственно серьезное. — Я не думаю, что это произойдет скоро… Видишь ли, пока еще толком и прятать-то некуда — из-за царапин на спине ни о какой татуировке речи идти не может… Да и крылья пока не будут достигать в размахе расстояния больше чем от пальца до пальца при вытянутых в сторону руках — я вообще ничего не смогу с ними сделать. Даже под одеждой их спрятать будет тяжело… — Ничего, я что-нибудь придумаю с этим. Покажешь спину? — без тени намеков спросил я, поворачивая руль вправо и сбавляя скорость. Ты кивнул и поспешно отстегнул ремень безопасности, а затем стал вытаскивать руки из рукавов новой толстовки. Я мог похлопать себе — ты ни о чем не догадался, воспринял мою просьбу раздеться лишь за чистое любопытство касательно твоих крыльев, которое, без сомнения, тоже имело место, но… — Только если будешь трогать, то осторожнее, — предупредил ты, скидывая футболку — последнюю преграду между твоим телом и моими руками. — Поворачивайся ко мне, так… Я специально пытался не смотреть тебе в глаза — мало ли, что ты можешь в них прочитать? — и старательно делал вид, что занят изучением твоих ран и крыльев. Увлекся чуть-чуть. — Томми, ты чего, не исцеляешься? Не можешь? — обеспокоенно спросил я, разглядывая чуть припухшие края царапин. Да, ты говорил, что Тереза вытащила из ран нитки, поэтому нет ничего удивительного, что кровь немного была, но вот почему ты не залечил их сам при помощи магии? — Я… эм… не хочу просто, — ты наскоро придумал отмазку, чуть ссутулившись. — Ага, как с едой? Родной, давай договоримся, что все, что касается твоего здоровья — это очень важно, а потому никакие «не хочу» — не принимаются. Дело ведь не в том, что у тебя не получается? — Нет… Хотя, я не пробовал делать этого специально. Может быть и получилось бы, в конце концов, я же делал это раньше. Просто сейчас это стало как-то по-другому… Мне капец как тяжело себя контролировать. Иногда это выходит из-под контроля, я имею ввиду… — ты замолчал на пару секунд, сморщив нос, кажется, подбирая нужное слово, — … магия? — ты усмехнулся, осознавая всю нелепость происходящего. — Хах, никогда не думал, что такое умею. Раньше все дело ограничивалось только регенерацией и каким-то шестым чувством, а сейчас, после того как ты вытащил меня из ПОРОКа, я понял, что могу намного больше. А исцеляться сейчас… значит осознанно выпустить мою магию наружу. Если я опять что-нибудь взорву? Как бутылку ту или… как окна. Мне до сих пор страшно из-за того, что… Ты замялся, не решаясь продолжить. Я понял, что ты имел ввиду. — Они не найдут нас, Томми, — поспешил заверить я. — Полиция так и не смогла снять отпечатки пальцев, а из тех пьяных болванов-тревеллеров никто так и не смог указать дорогу, куда мы поехали. Плюс Тайлер знал хорошо те места, и мы три раза меняли курс. Да и Тереза… В смысле, Кая, я уверен, что она бы не привела нас сюда, если бы не была на сто процентов уверена в этом месте. Уж она-то способна отгородиться от ПОРОКа, поверь мне, я ее дольше знаю, пусть и какие-то моменты ее жизни для меня стали большим сюрпризом… — Как и для меня стало сюрпризом то, что ты в руках держишь! — я замер, как громом пораженный твоими словами. Черт, как ты догадался, что все это время я пытался достать из рюкзака скотч? Я так старался делать это незаметно, параллельно забалтывал тебя словами, а ты все равно раскусил меня, когда серый моток был уже в руках. — Отложи, не надо. Ответить что-то — означало бы дать понять, что я тебя услышал и начать переговоры, которые точно зайдут в тупик. Я не знал, чего ты боишься, и догадывался, что просто так ты эту тайну мне не выдашь. А потому я решил, что, если уж начал — буду побеждать. Я резко схватил тебя за руку и под протестующие удары и пинки стал приматывать запястье к подголовнику сидения. — Стой, нет! Дил, пусти, я не хочу! — кричал ты, отчаянно брыкаясь подо мной, но из-за тесноты машины и моего тела как следует разгуляться не получалось, — Ты не посмеешь! — с ужасом, смотря на вторую пойманную мной руку, пролепетал ты. — Слушай, пожалуйста, это не игра! Я стиснул зубы, намереваясь идти до конца. После безрезультатных криков ты попытался лягнуть меня ногами. Моток скотча так и повис на уровне твоей головы, слабо держась на полусвязанном запястье, когда ты со всей силы попытался пнуть меня по яйцам. Я вовремя среагировал и успел перехватить правую ногу, буквально в нескольких сантиметров от моего мужского достоинства и оттолкнуть ее в сторону. Придвинуться ближе, чтобы ты не повторил попытку, я не успел — вторая нога уперлась мне в грудь и настойчиво отпихивала от тебя. Я резко перехватил обе конечности и отклонился назад, всего на чуть-чуть, чтобы дать себе возможность таким же резким движением поднять обе твои ноги вверх и развести их в стороны. Ты шикнул, когда я прижал кеды к сидениям по обе стороны, и понял, что теперь ты в западне — в такой позе ты мог пинать разве что машину. — Вот теперь можно поговорить начистоту, — закончив, наконец, приматывать вторую руку к подголовнику, я откусил зубами край серой ленты и откинул моток за руль. — О чем ты, твою мать, поговорить хочешь?! — ты дергал руками, пытаясь разорвать тугой скотч. — Если все ради разговоров, зачем было меня привязывать? Без этого ты не можешь, да? — Не паникуй, малыш, — пытаясь перевести дух, ответил я и скинул расстегнутую рубашку с плеч. Ты, нахмурив брови, наблюдал за моими действиями, — без твоего согласия я не заставлю тебя заниматься со мной сексом, я же не изверг… ну, по крайней мере, по отношению к тебе. — Очень успокоил! — нервно усмехнулся ты, все так же не сводя с меня глаз, будто ждал подвоха. — Объясни мне просто одну вещь: почему ты не хочешь этого? Мы вроде с тобой все выяснили тогда, ты сказал, что это из-за твоего веса. Выходит, не так, раз ты до сих пор меня избегаешь? — ты тут же опустил глаза, как нашкодивший малолетка, которого родители спалили за сигаретами. Губы сжались в тонкую линию — похоже, ты намеревался молчать. — Дело во мне? Я перестал тебя возбуждать? Ты все так же молча прикусил изнутри губу и отвернулся. Неужели, эта тишина — знак согласия? Слабо верится в это, похоже, ты решил просто смолчать, чтобы я принял это за чистую монету. Но я хотел докопаться до главной проблемы. — Знаешь, милый, я не верю тебе, — усмехнулся я, поднимая твои ноги к себе и стягивая кеды вместе с носочками. Ты дернулся, на секунду подняв на меня взволнованные глаза. — Если бы это и правда было так, то ты бы не млел только от того, в каком ты положении. Помнишь, я ведь могу сделать с тобой все что захочу. Ты вздрогнул, чуть приоткрыв губы, когда я прошелся языком по твоим пяточкам, взяв в рот несколько пальцев и протолкнув между ними язык. Руки сжались в кулаки, однако пинаться ты даже и не думал. Я ухмыльнулся, продолжая играть языком, чуть пощекотал подушечки пальцев зубами, чувствуя, как ты напрягаешь их, видимо, не можешь решить, как лучше: отпихнуть меня нафиг или продолжать наслаждаться и дальше. — Может, тебе просто хотелось поиграть со мной? — я причмокивал, поочередно облизывая пальцы, будто хотел посчитать их неизменное количество. — Устроить нечто вроде ролевых игр… Хотя нет, ты не настолько эгоист, ты бы сказал мне… — я снова чуть касаясь провел зубами по нежной пяточке, а затем языком от нее вверх, заставив тебя, наконец, судорожно выдохнуть и разориться на несколько слов: — Еще и болтаешь с набитым ртом, гадина… — Мм-м, ты не хочешь, чтобы я отвлекался? — я принялся за вторую ногу. — Я хочу, чтобы ты прекрати-и-ил! — протянул ты, поджимая под себя колено, и зажмурился, не в силах смотреть на эту развратную картину прямо перед собой. — Твое тело говорит об обратном, малыш. Знаешь, твои ноги, оказывается, прекрасно все чувствуют. Все, и даже чуть больше, чем я рассчитывал. Смотри, как ты реагируешь, — я отвлекся от твоих пяточек и положил руки тебе на колени, мягко опуская их вниз и раздвигая еще больше. Ты досадливо выдохнул, понимая, что я наглядно убедился в том, что ты старательно пытался спрятать от меня. Многозначительно оттопыренные джинсы в очень интересном месте. Бинго! Судя по реакции твоего организма, дело было отнюдь не в том, что я не мог тебя возбудить. Мог. Да еще как. — Хочешь, чтобы я с этим что-нибудь сделал, м? — осведомился я, уже протянув руки, чтобы расстегнуть пуговицу на джинсах. — Ты специально соврал про крылья! Ты раздеть меня хотел, я понял! — запоздало догадался ты, увиливая от моей руки. Все-таки, ты упрямец, каких еще поискать. Ну ничего, от моих ласк ты быстро сдашься. — Правильно. Чтобы удобнее было смотреть на эту красоту. Знаешь, когда ты возбужден у тебя не только здесь встает, — я положил ладонь на твой член, чуть сжимая ткань джинсов, а вторая потянулась к сосочкам. — Еще и вот эти розовые бусинки… Ты захныкал, задергался, все еще пытаясь высвободить руки из скотча. Я чуть сильнее стал сминать твой член через одежду, наблюдая за тем, как ты извиваешься ужом и стараешься сдержаться, чтобы не начать толкаться мне в руку. — Прекрасная реакция, так бы всю жизнь и смотрел. Хотя, почему бы и нет? Знаешь, идея чуть тебя помучить подобным образом мне очень нравится. Во всяком случае, до того момента, пока ты не скажешь мне, в чем дело. — Ты сам-то смотри не взорвись от возбуждения, — с вызовом парировал ты, натягивая скотч что есть сил, даже руки побелели — разорвать не удалось, и ты с досадой выдохнул. — Я терпеливый, Томми. А ты связанный. У тебя просто не останется выбора, кроме как терпеть, сам-то ты ничего не сделаешь. Впрочем нет, выбор есть — рассказать почему ты придумываешь отмазки. Чего ты захочешь больше, м? Разрядки или сохранить свой маленький секрет? Судя по твоему молчанию и отведенным глазам, ты предпочел второе. — Что ж, тогда я попытаюсь догадаться сам, — я чуть приподнял тебя за пятую точку и устроил поудобнее на широком подлокотнике, а сам стал шарить руками сбоку от сидений в поисках нужной кнопки. — Какие есть варианты? Ты боишься, что будет больно, что там еще не все зажило. Глупость, по-моему, прошло около недели. К тому же я не собирался входить в тебя на сухую или делать это без должной растяжки, да и ты мог всегда попросить меня быть нежнее. Наконец, пальцы нашли кнопку, при помощи которой можно было откинуть сиденье назад. Ты испугался, когда твою руку резко потянуло назад, но я помог тебе окончательно не потерять равновесие и не сломать твои и без того хрупкие конечности. Когда я опускал уже второе кресло, ты был уже спокойнее, только вот ерзал сильно, пытаясь выгнуться и отодвинуться от меня, потому как мой собственный стояк (тоже пока еще находившийся в джинсах) упирался аккурат чуть ниже твоего. Я нарочно подвинулся еще ближе, заставив тебя ахнуть и прикусить губы. — Самой правдоподобной версией, мне казалось, то, что ты психологически мог не до конца оправиться после изнасилования. Но я бы еще поверил, если бы ты сказал об этом сразу. Плюс ко всему, когда мы ехали в машине вместе с Ки — как раз тогда, когда Тайлер нас подрезал — ты был очень даже не против такого рода обнимашек и прочего. И ни о каком весе ты тоже не волновался. После этого, да, был еще случай в трейлере… Знаешь, мне иногда кажется, что я тебя постоянно недооцениваю. Скажи сейчас честно: долго ли ты «грустил» после очередного секса против твоей воли? Оглянувшись на твое лицо, я понял, что перегнул палку. Ты притих, перестав двигаться и смотрел вниз, потускневшими от печали глазами, в которых наворачивались слезы. Зубы стиснул, кулаки тоже. — Томми, — я смягчился. — Прости, я не хотел задеть. — Ты не задел этим, — отмахнулся ты, мотнул головой, то ли пытаясь разубедить меня, то ли попросту смахнуть слезы. — Ты прав, в моей жизни было слишком много изнасилований, чтоб о каждом так долго жалеть. Будь это не так, я бы уже давно сошел с ума и скинулся бы с крыши… — твой голос предательски дрогнул. — И ты прав, я… очень… тебя хоч-чу… — всхлипнул ты, чувствуя, как к глазам подступает еще большая порция слез, а потом снова затих, замалчивая самое важное. — Родной, — я наклонился к твоему лицу, смахнув пальцами влажные дорожки на щеках, пока ты со злостью пытался вытряхнуть из своей головы плохие эмоции. — Я помогу тебе, что бы это ни было — ты можешь мне сказать. Ты приоткрыл губы, выдохнув на меня горячий воздух из легких, тихо всхлипнул и поднял ресницы, взглянул на меня своими теплыми карими глазами с нотками золота. Все еще боишься сказать, хотя уже принял решение. — Потому что я шлюха. Ты сам это сказал, — тихо выдавил ты, а потом отвел взгляд, боясь услышать в свою сторону осуждения. — Я сказал? — тупо повторил я, вдумываясь в услышанное. Или точнее сказать — судорожно пытаясь вспомнить, когда с моего языка могло слететь столь обидное слово. И потом вспомнил то, что со злости кричал тебе в лицо в фургоне Тайлера — как раз накануне нашего побега из станища тревеллеров. Перед глазами будто снова те давно пережитые страшные моменты: «Я убью тебя! Нет, сначала его! А ты будешь теперь целыми днями сидеть на привязи и ни на шаг не посмеешь от меня отойти! — грозился я, заволакивая тебя за собой и запирая дверь. — Шлюха… как я только… как ты…» — Господи, какой я идиот! — я схватился за волосы. Я-то давно уже выкинул эту дрянь из головы, просто как черную страницу нашей жизни, но ты… Тебя мои слова, похоже, ранили в самое сердце, будто я самолично выжег их там паяльником. И теперь ты просто… перестал мне доверять? Нет, хуже: ты перестал доверять себе и, похоже, искренне стал ненавидеть то, во что тебя превратила жизнь. — Томми, я не хотел… — Я не могу по-другому, Дил, понимаешь, не могу! Как бы ни пытался, я просто… просто уже привык получать наслаждение напополам с болью, стыдом и унижениями… — всхлипывал ты. — Это так мерзко… Я боялся сказать, раз уж ты не бросил меня, когда узнал о моем таком прошлом, то мне было страшно что ты уйдешь, когда я признаюсь тебе в том, что мне нравится, от чего я завожусь, тебе просто станет противно со мной… И даже сейчас, Дил, то что ты делаешь… я… я не могу избавиться от… я до сих пор я… я больше всего хочу… чтобы ты… выбил из меня это, я очень хочу… Ты замер, испуганно смотря прямо в мои глаза, которые находились в паре сантиметров от твоих. Нервно задергал руками, кажется, сейчас тебе больше всего хотелось вырваться и сбежать — лишь бы не смотреть мне в глаза, но, конечно же, ничего не вышло, и ты сделал единственное, что мог — зажмурился, отчаянно пролепетав остаток фразы. — … тебя. Чуть приоткрыв губы, я смотрел на испуганного мальчишку, на ресницах закрытых глаз которого застыли соленые капельки. Ты доверился мне, Крылатый, сам того не заметив отдал мне полную власть над тобой, позволил контролировать… но, вместо той заботы, что я должен был тебе дать, я лишь подводил тебя, разбивал, а после выкидывал свои поступки из головы, как мусор, в то время, когда они крепко впечатывались в твое сознание и терзали столько дней изнутри. — Томми, я люблю тебя, — прошептал я, наклонившись к самой мочке уха и осторожно провел носом по нежной коже за ним, зарываясь пальцами в волосы, просто не удержался от этого. Ты перестал дышать, все еще не до конца осознавая, что происходит. Я только что, несмотря на те «жалкие» на твой взгляд откровения, не оттолкнул, не сказал, что мне противно, а сказал «люблю»? То самое «люблю», которое постоянно замалчиваю, предпочитая показывать это действиями, а потому столь колющее и исцеляющее… — Д-дил… — с губ панически сорвалось мое имя. — Я не хочу, чтобы ты думал, что ты противен мне! Ты никогда не был мне противен, даже тогда, когда я наговорил со злости все эти гадости, — я переключился на мокрые от слез щеки, поймал твои испуганные глаза. — Томми, ты знаешь меня лучше, чем я сам, ты можешь нутром чувствовать каждую перемену в моем настроении, стоит только захотеть, так… Так посмотри на меня сейчас, прочитай! Мне незачем тебе врать. Ты самое дорогое, что у меня когда-либо было. Слезы на твоих глазах будто превратились в соленый лед — застыли, замерли, так и не сумев доползти до подбородка, а там уже спрыгнуть на пол машины и затеряться в ворсинках машинного коврика. Ты тоже словно превратился в статую — только глаза дрожат, бегают по моему лицу, будто вчитываются в мои эмоции, не в силах поверить в то, что все, что я тебе сказал — правда. Ты очень хотел верить — больше всего на свете. Только боялся, потому что я столько раз тебя предавал… — Крылатый, — тихо шепнул я тебе твое настоящее имя — я мог не сомневаться, что это странное сочетание букв, которое когда-то было всего лишь кличкой, теперь стало сродни могущественному заклинанию, которое сможет вернуть тебя к жизни. — Я дышать без тебя не хочу. Да и не смогу теперь.***
— Б-быстрее! Черт, пожалуйста… — Тише, не ругайся, — целуя свое раскрасневшееся и растрепанное чудо прошептал я. — Никаких чертей, — я поймал зрительный контакт, тихо выдохнув последнюю фразу, перед тем как ты снова попытался втянуть меня в рваный поцелуй. Я постарался пропихнуть пальцы чуть глубже в тебя, отчего ты снова застонал и оторвался от моих губ. — Че-е-ерт! — намеренно протянул ты, сильно выгибаясь в спине. — Дил, я больше не могу! Хочу кончить, а перед этим желательно твой член, ну пожалуйста, дай… — Нет. Ты сам первый решил поиграть в партизана, так что теперь терпи. — парировал я, замедляя темп и вытаскивая пальцы из твоего горячего тела. Ты захныкал еще больше и сам попытался насадиться на них, лишь бы снова получить желаемое и заполнить пустоту. Пришлось тебя осадить, а точнее, придержать. — Знаешь, не только у тебя есть странные «демоны» касательно секса, но и у меня. И я очень рад, что они так удачно сдружились… — Ага, сдружились, — ты ерзал, пытаясь поджать колени и хотя бы потереться о них членом. — Только ты мучаешь меня уже больше двадцати минут! И это называется фетиши, а не демоны. — Красиво назвал, только сути это не меняет, — под твой разочарованный стон я окончательно убрал руку, а затем наклонился к твоему члену, аккуратно перевязанному шнурком от левого кеда, — Ты такой милый здесь, мне нравится. Твой возбужденный орган, нетерпеливо дернулся, а ты сладко замычал — похвала обрадовала вас обоих. — Что, настолько возбуждают обычные слова? Хм, а если я сделаю вот так… — я осторожно поцеловал губами головку. Неприлично громкие стоны тут же слетели с твоих опухших от поцелуев губ. Готов поклясться, если бы рядом с нами проезжала какая-нибудь заплутавшая в безлюдных кварталах тачка, водитель непременно бы остановился, чтобы поинтересоваться, все ли у нас в порядке. Странно, но мысль о том, что мы могли бы быть застуканы за самым интересным занятием, странно отдавалась жаром внизу живота и, признаться, заводила. А ведь я уже кончил один раз, в отличие от тебя. Иначе бы так долго не продержался. — Еще! — потребовал ты, отчаянно ища прикосновений. — Еще? Неужели настолько чувствительное место? — ухмыльнулся я, после чего все же нежно провел языком от аккуратных яичек до многострадальной головки. Шнурок на члене чуть-чуть отдавал синтетикой, а тонкая кожа под ним — странным привкусом, который я смог распробовать получше только слизнув капельку естественной смазки. — Мм-м, Томми, у тебя и здесь очень интересный вкус! — Только не говори, что дождь — не поверю, — тяжело дыша, ответил ты. — Что ж, тогда я промолчу. — И займешься делом? Отлично! Давно бы пора, — ты снова нетерпеливо толкнулся мне в губы. — Ладно уж, торопыга, — я взял твою «указку» в руку и сделал пару движений вверх-вниз, заставив тебя извиваться и скулить от почти болезненного наслаждения. Кончить ты все равно не можешь, пока на тебе надет эдакий «пояс верности». — Ди-и-ил, сними, пожалуйста! Я… Ах… я… Очень хочу… — сбивчиво просил ты, пытаясь закусить губы, чтобы не выпустить наружу слишком уж громких стонов. Как мне нравилась эта игра. — Чего ты хочешь? — Ра… разрядки! — простонал ты, когда я чуть потянул за одну из белых петель на яичках. — Хороший мальчик, — одобрительно улыбнулся я, потянувшись к твоим покрасневшим губам. Секунды не прошло, как ты жадно сплел свой язык с моим, показывая, как сильно соскучился по мне. Уверен, если бы сейчас у тебя не были связаны руки, ты бы когтями (которых, кстати, нет) вцепился в мою спину и не отпускал до самого конца. Но, слава богу, моей спине пока не грозила перспектива превратиться в расписанный красными полосами холст. Поцелуй пришлось расцепить на несколько секунд, потому что заплетающиеся пальцы слишком резко потянули за конец шнурка, и бантик, пусть и развязался, но больно перетянул основание члена — ты даже чуть прикусил мой язык, когда вздрогнул. Пришлось опустить глаза и заняться освобождением уже обеими руками. Ты чаще задышал, запрокинув голову назад. Сил терпеть у тебя не осталось вовсе, а от моих незамысловатых прикосновений к самой чувствительной части твоего тела ты буквально готов был вывернуться наизнанку. Я смекнул, что в таком положении твоя открытая шея так и манит к себе, и незамедлительно припал к ней губами, чуть покусывая, отчего ты только сильнее застонал. Что ж, я нашел еще одно твое слабое место. — Знаешь, милый, — я оторвался от твоей шеи, понимая, что меня тоже пытаются укусить за ушко. — Я хочу, чтобы ты мне тоже немного помог, прежде чем кончишь сам, — с ухмылкой произнес я, встречаясь с твоим поехавшим взглядом. — Как? — растерялся ты, не совсем понимая, чем ты можешь помочь мне в таком положении — себе-то даже подрочить не можешь. — Ножками, Томми — ухмыльнулся я. — Точнее пальчиками. Уверен, ты и не на такое способен, правда? Удиви меня, малыш. — Удивить? — твои потемневшие зрачки вдруг блеснули озорным огнем. — Ты и пяти минут не протянешь, — заявил ты, выпутывая ноги из-под меня. — Посмотрим, — ухмыльнулся я, откидываясь назад и запрокидывая локти на приборную панель. Я специально медленно облизнул верхнюю губу — позаимствовал, так сказать, твою странную, но вместе с тем возбуждающую привычку невзначай облизываться. Ты делаешь это машинально, иногда даже не замечаешь этой маленькой детали, которая с потрохами выдает тебя даже больше, чем голодный взгляд. Правда, в отличие от тебя, сейчас я сделал так намеренно, в надежде что на тебя это произведет должный эффект. И я был прав. Ты заметил, как мой язык прошелся по верхним губам и сам машинально хотел было повторить за мной — но одернул себя вовремя, поймал на горячем под мою довольную ухмылку и сердито надул губы, дескать, Дил, мы тут делом займемся или в дразнилки будем играть? Я только жестом пригласил тебя приступить к делу: ход был за тобой. Уж теперь я мог не сомневаться, что ты захочешь проучить меня и как следует постараешься быстро довести меня до пика. Ох, я явно недооценивал то, что ты можешь вытворять одними только пальцами ног. Уже через секунду я пожалел, что не надел презерватив — Тайлер мне потом весь мозг вынесет за то, что испачкал салон его джипа. Но сейчас метаться было уже поздно: член обильно тек, пачкая смазкой твои умелые пальчики, которые так ловко управлялись с моим возбужденным органом. Долго держаться я не мог, как ни старался — позорно было кончать только от этих странных прикосновений, я же не подросток какой-нибудь! Это было бы тебе простительно… хотя, о чем это я — в плане секса ты всяко был опытнее меня. Дышать становилось все тяжелее. Я чувствовал, будто в животе кто-то невидимый решил поиграть на гитаре: натянет струну, запустит, заставит дребезжать внутри, разливая по телу самый настоящий жар… Но в самый, казалось бы, подходящий момент мелодия вдруг утихла, а когда я разлепил глаза — увидел, как ты, мой музыкант, сейчас водишь ступнями по моему торсу, измазывая его чем-то мокрым. В тот момент я даже не сразу сообразил, что это было и от чего взялось — мне было, откровенно говоря, пофиг на все, кроме того, кто сейчас сидел напротив меня и сосредоточенно закусывал губу, пытаясь вывести какой-то замысловатый узор на моем теле. — Ну все Томми, после этого ты стоять не сможешь на своих прекрасных ножках, я тебе обещаю! — я с рыком оттолкнул твою ногу в сторону, потому что не было уже сил терпеть. Ты широко распахнул глаза, даже опомниться не успел, как снова был подхвачен под коленями и оказался подо мной с разведенными ногами и перспективой быть хорошенько оттраханным в зад. Поиграть он со мной решил, подразнить, глаз за глаз да? Черт, я не настолько железный! И все же, какой-то разумный человечек в уголке моего сознания меня остановил, буквально в ухо заорав: «ты же порвешь его нахуй»! Так и сказал, даже матюкнулся. Слишком плохо я потрудился пальцами, пока тебя якобы растягивал — дразнил, да и только. А потому мне пришлось взять волю в кулак, свести твои коленки вместе и вогнать член меж бедер. Ты закричал — просто не ожидал того, что по твоему собственному стояку станет взад-вперед елозить мое достоинство, но, надо признаться, понял мой замысел и сам как можно плотнее свел ноги и выгнулся в позвоночнике, чтобы лучше прочувствовать каждое мое резкое движение. Долго мучить обоих я уже не мог. И так что я, что ты, сейчас находились в шаге от Нирваны, где-то на стадии помутнения рассудка на фоне резкого выброса эндорфинов. Короче говоря, крышу потеряли, чему наши общие тараканы-демоны были только счастливы: кабриолеты на дороге не валяются. Хах, кажется, что-то подобное говорил мой старый знакомый (все же поняли о ком я?), когда мы с ним разок унюхались дурью. Так я и не понял при чем тут кабриолеты… Моим же наркотиком сейчас был ты — стонущий парень с привязанными руками, крыльями за спиной и странным вкусом губ, который никак иначе, как «дождь» я назвать не мог. Любимый мой, Крылатый, Томми, тело которого сейчас бьется в судорогах от бурного оргазма — подозреваю, одного из самых сильных, которые вообще были в его жизни. Хочу так думать, хочу знать, что со мной он — летает. Спустя какое-то время я будто снова выныриваю из тумана. Тело ломит от приятной усталости, особенно в руках, разлеплять глаза совсем не хочется, только вот меня настойчиво пихают в бок. В ушах будто эхом отдаются блаженные стоны, еще недавно слетавшие с твоих искусанных губ. Позже понимаю, что никакое это не эхо: ты и правда зовешь меня по имени, тихо, но настойчиво. — Дил… Ди-и-ила-а-ан… — Родной, — приоткрывая глаза, шепчу в ответ. — Ты как? — Руки… развяжи… устали… — только и можешь выдавить из себя ты, на большее совсем не осталось сил. — Конечно, сейчас, — поспешно вспоминаю я, принимаясь тут же рвать серую ленту на твоих запястьях. Когда с этим было покончено, ты чуть не упал назад, когда хотел подтянуться ко мне — просто тебя совсем не слушались твои конечности, совсем, как и язык. Я, конечно, поймал, притянул тебя к себе, но невольно задел белые перья за твоей спиной. Надо же, я почти забыл о том, что ты они у тебя есть. Не из-за них ведь влюбился. — М-м-н-х… у тебя точно… фетиш… на перепих… м-м-н…— ты промямлил что-то неразборчиво, уткнувшись мне в шею. Подозреваю, ты вспомнил о том факте, что мы пока ни разу не трахались в доме, или в принципе в помещении — что-то про секс на природе я от тебя и слышал, как раз после нашего первого раза. Но сейчас мне было не до того. Пока ты поудобнее укладывал руки мне на шею, я завороженно рассматривал каждое перышко за твоей спиной. Белоснежные. Новые. Совсем чистые, аккуратные перья, маленькие еще, каждое не больше пальца, однако от этого не менее прекрасные. Как ты сумел их вырастить, как так получилось… Руки сами тянутся к крыльям, я даже не успеваю остановить себя: пару секунд, и ладонь уже бережно лежит меж них, придерживает, трогает, а ты только блаженно мычишь что-то во сне, полностью расслабляясь в моих руках. Мой ангел. Мой Крылатый.***
Наутро я проснулся в пустой постели. Разлепил сонные глаза, уверенный в том, что ты мирно сопишь рядом со мной, но вместо этого увидел только пустые одеяла. Сон моментально улетел куда-то в окно, подозреваю, он не смог ужиться вместе с паническим страхом в одной комнате и просто решил героически суициднуться. Я мигом подскочил на ноги, напялил на себя первое, что попалось под руку — какие-то широкие шорты, похоже, случайно прихваченные из рюкзака Тая… Плевать, только бы найти тебя сейчас целого и невредимого! Первым делом я постучался в запертую ванную. Ну как, постучался… В панике умудрился как-то выломать встроенный в дверь замок и открыл Тайлеру, который как раз заканчивал свои «страшные дела» прекрасный вид на коридор. Самое странное, что парень спокойно отложил баллончик с освежителем воздуха «glade» (подозреваю, он читал инструкцию к нему вместо газеты), и со спокойствием буддийского монаха попросил обратно закрыть дверь с другой стороны, якобы, проходящим мимо людям будет не очень приятно лицезреть его на унитазе. Я возвел глаза к потолку, где по всем законам жанра должно было находиться небо, и выполнил его просьбу. Ехидный и вечно матерящийся человечек в моей голове не желал замолкать ни на секунду. Слава богу, на этом моменте, когда шок от увиденного помог заглушить панику в сердце, я расслышал голоса на первом этаже. На этом мои поиски, к счастью, закончились, потому как один и этих голосов был твоим. Ох, надо же, и как ты перебрался из нашей спальни, по лестнице, да на кухню? После моего вчерашнего обещания и того, каким вымотанным ты себя чувствовал после нашего «дорожного приключения», я был уверен, что из постели тебя не вытащу, как минимум, до вечера. Ошибся чуток. Меня, стоящего в дверном проеме, никто из домочадцев не заметил, в том числе и ты. Мое любимое лохматое-крылатое чудо сейчас увлеченно рассказывало что-то Кае, пытаясь одновременно перелезть со стула на столешницу. Так вот как ты перемещаешься — ползком, на коленях или просто аккуратными шажками, выбирая мебель в качестве опоры и поддержки? Е-мое, самостоятельный! — …И представляешь, Дил тогда засунул в рот двенадцать зефирок, — усмехнулся ты, наконец, справившись с задачей. — Он на самом деле очень веселый, просто не открывается особо. Его просто надо узнать получше, — с теплотой проговорил ты, отчего у меня невольно расползлись в стороны уголки губ. Кая, меж тем, наконец заметила меня, когда я сделал бесшумный шаг вперед. Улыбнулась, хотела позвать к себе, но я поспешно приложил палец к губам. — …Только он все равно говорит, что я много свинячу, — продолжал ты, по-прежнему не подозревая о моем присутствии. — А то, что я сейчас на кухне — это вообще великая тайна, иначе сюрприза не получится… Черт, — чертыхнулся ты, пытаясь дотянуться до пакета с мукой на верхней полке. Тебе не хватало буквально пары сантиметров, чтобы подцепить его пальцами. Как иронично, что именно в этот момент я и совершил свой «прыжок тигра». Согласно моему замыслу, шутка должна была получиться безобидной. Что уж там, я даже с трудом мог бы назвать это шуткой! Хотел всего-то неожиданно подхватить тебя на руки и порадовать своим пробуждением, дескать, смотри, Томми, и радуйся, твой прекрасный парень соизволил разлепить веки. И как всегда, моя затея вышла мне боком: стоило только словить тебя в свои объятия и снять со столешницы под короткий вскрик — ты то думал, что падаешь — следом прямо на меня полетел еще один элемент декора: вышеупомянутый пакет с мукой, который ты в самый последний момент все же успел подцепить пальцами. Глухой удар об мою макушку, облака белого дыма и пакет с типичным «шмяком», наконец, приземляется на пол, рассыпая остатки порошка согласно всем законам абстракционизма. Я поморгал ресницами, понимая, что теперь меня заставят отмывать пол — я же виноват, что оно рассыпалось. Ты, наверное, тоже будешь не в восторге — мало того, что спалил твой сюрприз, так еще и вовсе испортил всю готовку. Завтрак в постель мне обломился. Все что я мог сейчас — это виновато улыбаться, в надежде, что меня простишь хотя бы ты. Но ты, походу, даже и не думал обижаться. Сидел у меня на руках, кстати, почти чистый — львиная доля муки пришла именно на мою голову — и еле сдерживал ржач. Я фыркнул, сдувая с лица белый порошок — и это явна была последняя капля — ты засмеялся, закрывая рот руками, а затем полез растрепывать мою черную челку. Я отомстил — потерся носом о твой нос, запачкав мукой и твои щеки, что кажется, ничуть тебя не огорчало — ты попытался смахнуть муку еще с моих бровей. На том дело не остановилось. Я вдруг понял, что несправедливо это: я похож на призрак, а ты чистенький, а потому нужно восстановить это всемирное равновесие и угваздать тебя тоже, а то больно уж ты счастливый. Конечно, испортить тебе настроение всерьез я не намеревался, а потому и вышло так, что я раззадорил тебя только сильнее, когда усадил обратно на столешницу и попытался забросать мукой. Вскоре к нам присоединилась случайно задетая во время боя Кая, которая тоже решила, что я недостаточно бледный. Но сдалась она быстро, я даже не заметил, как она вскоре ретировалась — слишком был увлечен тобой, таким чумазым, но счастливым. А потом я просто не выдержал издевательств над моим образом и вскоре просто втянул тебя в поцелуй. Конечно, спустя какое-то время, когда мы вдоволь набесимся, как малые дети, меня все-таки заставят все тут отмывать. Кая благородно вызовется мне помогать с уборкой, а ты решишь, что раз уж на кухне и так бардак, то готовить тебе теперь никто не запретит. Мэггз и Роджер, конечно, будут не очень довольны таким срачем, но, поскольку с этим хаосом в их дом пришла жизнь, сильно ругаться не станут, как снисходительные родители. А Тайлер… Выяснится потом, что он втихушку снимал все это зрелище на камеру. Для семейного архива. А сейчас, пока мы с тобой целуемся в этом белом дыму, я понимаю, что ради такого исхода готов был бы все повторить. Готов был бы завалиться пьяным в хлам в тату-салон, по уши влюбиться в тебя, чтобы потом не спать ночами и смотреть с высоты пентхауса на ночной город, готов был еще раз вытащить тебя из ПОРОКа, взорвав пол здания и лихо подпортив им все карты, готов был прятаться на недостроенной станции в метро, держать тебя в своих объятиях и надеяться, ждать и надеяться, что ты выживешь. Я готов был бы терять и обретать — друзей, семью, родных — все, чтобы в конце концов, понять, где мое место. А мое место всегда было рядом с тобой. Твоя улыбка стоила того, Томми.