obedience

Темный лес не место для прогулок и даже маленькие дети знают, что в округе, в области, делать нечего, как посещать четко выделенные под это места. Он слышит шелест листьев и уже сбившееся порядком дыхание. Фонари не нужны, когда он выбегает на небольшое, лишенное деревьев, место. Падает, цепляется пальцами за землю и траву. В лицо целится и почти молит о пощаде. Огни один за другим загораются и все напоминает какой-то чертов обряд. Стоять на месте, остановиться и наблюдать, как человек поднимается. Лицо под маской порядком подпотело, жарко. Рога не добавляют легкости и скоро начнут, кажется перетягивать его голову назад. Снимает, нахер, с лица и кидает куда-то к ногам парня. - Ну что, ты все еще хочешь к нам? Лицо его, даже с "подсветкой" не видно, это он хорошо понимает, но даже так на лице появляется улыбка. А что бы вы хотели видеть в такую красивую лунную ночь? Полнолуние не за горами, но из-за туч света не было. До того, как они пришли сюда. Он не знает, как ему не страшно, как он сам не впадал в панику до этого момента? На него пялятся и что-то шепчут, будто боятся заплакать. Сколько слез, сколько молитв и не тем богам, которые он явно слушать не собирается. Переваливается на живот и пытается ползти - упертый малый. В пару шагов, почти с разбегу, вдавливает лицо нарушителя спокойствия толстой подошвой, продавливая траву. Размазывает грязь и слышит всхлипы, нажимает ногой сильнее, пока не глушит совсем. Поднимает маску и тянет ее вверх, сдувая прядь с лица. Люди с факелами по жесту двигаются к нему, не нарушая круг. Горящие огни и безветренная чудесная теплота. Он слышит истошный крик, похожий на вой. - Я сделаю все, все, что вы хотите,- к его ногам цепляется парень и можно почувствовать, как того трясет. - Пожалуйста, оставьте меня в живых. - А не много ли ты хочешь? - Большим и указательным пальцем берет лицо в руки.- Ребят, забирайте его. Каждый раз это странное зрелище: за ноги, на животе, тащат под крики и стоны боли. Стабильность или же не самое веселое проклятье? Ни то, ни то. - Иди сюда,- зовет паренька, друга, если можно так выражаться у них,- где мой нож? - И ты снова выглядишь как самый большой псих среди нас,- стоит спина к спине и не хочется думать, как давно он там стоял, что только решил подать голос? Меньше пяти минут - это точно. Хотя и это похоже на рекорд. - Держи свое складное сокровище. Что-то не так с тобой в последнее время. Ты не такой активный. Правила и должен их соблюдать, конечно.Это напоминает ссаный кружок по интересам, не иначе.Тот, в который ты точно не определишь своего сынишку. Которого никогда не будет с таким настоящим. У нас нет будущего и ты это знаешь. Да и дети явно то еще дерьмо. - Ну, когда нас перебьют или если перебьют,- делает акцент на "если",- то ты думаешь, что мы попадем под зачистку? Новая маска тебе идет больше. - Сгинь давай. У нас еще завтра куча дел.- И тот действительно уходит, оставляя в полной тишине и темноте. Практически нулевая ативность никогда не будет устраивать ваших непосредственных "начальников". Да и он тот, кто был идейным вдохновителем. Потому что вовремя не заткнулся. И с чего бы ему быть таким вялым? На заданиях? Миссиях? Когда это стало чем-то таким странным и стремным? Эти лица, которые возникают перед глазами - все покойники. Преступление и то, как иногда подают их в сериалах. Ясно одно - его скоро вызовут на ковер. Экран телефона загорается заставкой звонка, как только он достает его из карманов брюк. Вот это он понимает - скоростные жалобы. Тащиться на своей тачке придется. Он добирается до нее по лесу минут через двадцать только, иногда путаясь в несуществующих дорожках. И темнота, к которой он уже привык, затягивает тишиной и спокойствием. В паре метров от себя шаги слышит, но не боится и даже руки не дрогнут. Еще не все ушли и кому-то нравится бродить в масках. Он назовет их имена с легкостью. И черт знает, почему фонарики не носят. С ними не поговорить нормально. Телефонов избегают и предпочитают проводить время в одиночестве. Как и он, только в менее комфортной обстановке. Бензина ему хватит на дорогу туда и обратно, плюс если что он знает все удобные заправки, до которых рукой подать. Приводит себя в порядок, надевая рубашку, меняя брюки и смывая с лица красные полосы и белые точки. Маска убирается в пакет и отправляется на задние сидения. Вот он, нормальный, вполне обычный и... На руках чувствуется вся тяжесть того, что он делает раз за разом. Палач или судья - не так уж и важно, когда весь процесс курируешь непосредственно ты. Они хотят присоединиться к ним, но то, что их не примут и уж тем более не признают, верить не хотят. Плетутся, будто потерявшиеся овечки, на звон колокольчика. Он заводит двигатель и выезжает на дорогу, срываясь сразу на большую скорость. От фар мало толку, хотя кажется, что это зрение начинает подводить и придется менять линзы в который раз за год. Потому что не может ему так явно мерещиться то, что сейчас возникает перед глазами. Яркой, режущей глаза, вспышкой и оглушающим, повторяющимся звоном. - Колокольчик? Даже шутка, что по нему звонит колокол, тонет в звуке и не дает сосредоточиться нормально. Почти выезжает на встречку. От аварии спасают остатки реакции. В след ему сигналит водитель, вынуждая показать средний палец непонятно кому. А дома, в его скудно обставленной двушке центрального района, валится без задних ног и надеется, что ночь пройдет без кошмаров. Это часть фантазии, которая оплетает длинными плотными нитями, делая свой странный узор. На развилке сворачивает направо и едет еще пару километров до частного дома, отмахиваясь ото сна. Собрание или балаган, сходка больных психов или кружок по интересам. От вида высокого, не особо типичного забора, до сих пор бегут мурашки по спине. Ему не приходится ждать, пока откроют ворота, что радует. Подъезд к дому организован через милые клумбы, за которыми непонятно кто ухаживает, да и это не интересует, пока выглядит красиво. В отличие от... Доставать снова маску и надевать при входе в дом. Рога придают дополнительный вес и нагрузку голове, оттягивая ее вперед или назад, если он вдруг решит сделать резкий поворот. Скуке здесь не место, но именно она берет его под руку и ведет в поисках проблем на свою тушку. Здесь он не в числе любимчиков, хоть и лучший. Снова шепот и, даже сквозь маски, исходит животный страх, который они тоже не могут спрятать, как свое лицо. Ровно то же было и с маленьким мальчиком в начальной школе, что боялся постоять за себя перед сильными и опасными ребятами. Разбивающие окна и портящие школьное имущество, выламывающие не только двери, но и руки младших просто потому, что никто ничего не докажет. Своеволность и агрессия, пораждающие множество конфликтов в и без того странной компании. Их главный, выдумавший себе прозвище, затаскивал всех на крышу и угрожал вместе со своей сворой, что им придет конец. Эти воспоминания откладываются и спят, глубоко зарытые в недрах подсознания. Вытекают наружу подобным образом. Сейчас. Все с неохотой расступаются и он идет в коридор, подсвеченный парафином в формах сердец. Горящие, расплавленные, хоть и не особо настоящие, выглядят жутковато. - Ты бы хоть рубашку снял,- ворчат ему в спину, вынуждая обернуться на голос. Вырывает из воспоминаний на раз-два. Единственный, кто не скрывает лицо под маской, сейчас стоит и почти скалится, подавая руку вперед. Пожимать не хочется, как и приветствовать вообще. И раздеваться - тем более. Эстетика действия в себе не несет, в отличие от "практических соображений". Они снова перемажутся в крови. Здешние люди намного хуже те, кто в лесу бродить любит. Он это прекрасно знает.