Тринадцать свечей

Квай-Гон не хотел вылезать из постели. В комнате было холодно и темно, и он бы провел остаток вечера, свернувшись калачиком. Он так устал. Вот бы снова заснуть и не просыпаться, пока не сменится год. Но нельзя. Он знал, что не сможет просто заснуть — у него оставалось невыполненное дело. Сегодня было зимнее солнцестояние, он должен был зажечь свечу. Квай-Гон был еще слишком слаб, мерилианский грипп безжалостно подорвал его силы. Но он понимал, как много значил этот ритуал для его падавана и — Квай-Гон вынужден был признать — для него самого. Он откинул одеяло и попытался встать на ноги. — Что вы делаете? — со стороны двери раздался встревоженный голос. — Встаю, — ответил он, но, противореча сам себе, сел обратно на кровать. Его падаван помог ему устроиться на подушках. — Нет, не встаете. Вы все еще слишком больны. — Но ритуал… Оби-Ван улыбнулся: — Сейчас вернусь. Он вернулся через пару мгновений, неся в руках Ше’нару и очень маленькую и очень плоскую коробочку. К трем свечам уже присоединилась четвертая, символизирующая уходящий год. И что за год это был! Квай-Гон предпочел бы не помнить, но ритуал требовал от него обратного. Он посмотрел на свечу, олицетворяющую год. Она была темно-зеленой. Квай-Гон улыбнулся. Как правильно. Цвет надежды джедаев. Он взял у ученика спички, дрожащими руками зажег свечи, и, помедлив над последней, произнес традиционные слова: — Даже в самый темный час мы не забудем свет. Оби-Ван как-то странно смотрел на него все это время, и Квай-Гон пожалел о том, что в комнате так темно — свечи были единственным источником света. Их мерцающего огня было недостаточно, чтобы разглядеть цвет глаз Оби-Вана, а мальчик поднял свои щиты. С каждым годом ему все лучше удавалось закрываться. Квай-Гона это печалило, хотя он и знал, что ментальная защита необходима. Возможно, именно последнее и расстраивало его больше всего. Квай-Гон посмотрел на ученика, ожидая продолжения ритуала, но Оби-Ван просто сидел и смотрел в ответ на Квай-Гона. Наконец он протянул руку, положил перед мастером на кровать коробочку и едва заметно улыбнулся: — Вот. Ваш подарок. Квай-Гон открыл его и в отблеске свечей увидел небольшой металлический предмет. Он взял его и изучающе повертел в руках. На вещице было что-то вроде застежки, но Квай-Гон не сумел определить ее назначение: — Что это? Оби-Ван смутился: — Мне казалось, что в этот раз все очевидно. Это заколка для волос, Мастер. Я сделал ее сам. Квай-Гон нежно улыбнулся своему падавану: — Оби-Ван, я очень тронут. Она красивая. Оби-Ван улыбнулся в ответ: — Посмотрите внимательнее. Квай-Гон присмотрелся. Выгравированный рисунок выглядел знакомо: словно пламя… — Это свеча Ше’нары? Улыбка Оби-Вана стала еще шире, и он кивнул: — Да, Мастер. Просто маленькое напоминание. Квай-Гону не нужно было спрашивать, о чем. Он и так знал. Он слишком отчетливо помнил, как в тот роковой день тьма сгущалась в нем, как он чуть не отказался от всего и как снова в его душе разлился свет. Он прочистил горло и сжал заколку в кулаке: — Даже в самый темный час я не забуду свет. Улыбка Оби-Вана будто освещала комнату: — Это обещание, Мастер? Квай-Гон кивнул: — Да, Падаван. Он притянул своего ученика ближе и обнял. Как мог он забыть свет? Несмотря ни на что его свет всегда был с ним. В виде одного очень нахального, очень упрямого и очень любимого падавана.