Тринадцать свечей

— Падаван, могу я поинтересоваться, зачем мы тащим все это добро вниз, да еще и в сторону Садов? В ответ он увидел озорную улыбку: — Нет, не можете. Куда же делось ваше джедайское терпение, Мастер? — Гаденыш, — проворчал Квай-Гон, но получилось у него совсем не сердито. Оби-Ван послал ему хитрый взгляд: — Если вы перестанете жаловаться и поможете мне с этим одеялом, то мы гораздо быстрее перейдем к той части, где я рассказываю вам, что происходит. Квай-Гон вынужден был признать разумность такого предложения и, насупившись, забрал у Оби-Вана одеяло, бормоча под нос о том, что в его время падаваны вели себя совсем по-другому. Оби-Ван широко улыбнулся: — Что-то я не припомню, чтобы вы жаловались, когда на днях я помог вам сбежать от коррелианского посла. Квай-Гон вздохнул, безуспешно пытаясь придать лицу выражение чудовищного страдания: — Ты был таким милым, послушным, почтительным подростком. И где я допустил ошибку? Оби-Ван раскрыл было рот, но Квай-Гон в театральном жесте поднял руку: — С другой стороны — не отвечай. Ни мастер, ни падаван не могли дольше сдерживать смех. Пока Квай-Гон и Оби-Ван обустраивали свой маленький пикник и устанавливали Ше’нару, спустились сумерки, а когда они уселись с десертом, стало совсем темно. Оби-Ван достал ярко-желтую свечу, и Квай-Гон порадовался, что темнота скрывает его улыбку. Желтый считался среди джедаев цветом счастья, и он признал, что падаван, как и всегда, очень удачно выбрал свечу. Это был хороший год. Никаких травм, никаких трагедий, Оби-Ван сдал все свои тесты и сейчас уже почти был старшим падаваном, их миссии проходили весьма гладко, и в целом это был, должно быть, самый спокойный и нормальный год за все время ученичества Оби-Вана. Главное, не вдаваться в тонкости понятия нормальности. Квай-Гон взял у падавана спички, зажег старые свечи, и пламя, казалось, само перекинулось на новую. — Даже в самый темный час мы не забудем свет. А теперь рассказывай, что мы здесь делаем. Оби-Ван рассмеялся: — Для мастера-джедая у вас просто ужасные проблемы с терпением. — Ты сам напросился, — прорычал Квай-Гон. Стараясь не опрокинуть Ше’нару, он схватил падавана и принялся щекотать его изо всех сил. Оби-Ван корчился и задыхался от смеха: — Хорошо, сдаюсь-сдаюсь! Я вам все расскажу. Квай-Гон поднялся, увлекая Оби-Вана за собой и самодовольно ухмыляясь: — Приятно знать, что я не растерял своих навыков и все еще могу заставить тебя умолять о пощаде. Улыбка Оби-Ван чуть поблекла, и он одарил Квай-Гона загадочным взглядом, от которого мастеру-джедаю стало слегка не по себе. Он протянул руку, и Квай-Гон взял ее, чувствуя себя немного странно из-за внезапной смены настроения между ними. Вся игривость пропала, вместо нее появилось странное напряжение, природу которого Квай-Гон не мог толком для себя объяснить. Оби-Ван отвел его на несколько метров в сторону, по направлению к зарослям. Когда они подошли, Оби-Ван выпустил руку мастера и наклонился вниз, где росло две оцирлы: большая и очень маленькая. — Вот мы и пришли, Мастер. С минуту Квай-Гон озадаченно пытался разобраться, что же имеет в виду Оби-Ван, а поняв и вспомнив, тепло ему улыбнулся: — Падаван, это твоя? — он указал на большое растение. Оби-Ван с улыбкой кивнул. Теперь Квай-Гон узнал оцирлу: ее цвет и ощущение в Силе. Он усмехнулся. Когда-то он подарил Оби-Вану на день рождение ее семечко. И за шесть лет растение, как и его падаван, здорово подросло. Он показал на маленькое растеньице рядом: — Это ее побег? Оби-Ван кивнул: — Самый первый. У нее на это ушло много времени. — Оби-Ван смущенно посмотрел на Квай-Гона. — Я хотел бы, чтобы он был вашим. Квай-Гон присел рядом, ласково коснулся листьев побега и обнял Оби-Вана за плечи: — Почту за честь, Падаван.