Тринадцать свечей

Трясущимися руками он поставил свечу на прикроватный столик. Она была очень красива: белая наверху, перетекала всеми цветами радуги вниз и становилась черной у основания. Нетвердой рукой Оби-Ван зажег ее и прошептал срывающимся голосом: — Даже в самый темный час мы не забудем свет. Он сморгнул слезы, душившие его уже несколько дней, и посмотрел на бледное лицо мастера, который без сознания лежал на кровати в крыле целителей и ни на что не реагировал. Оби-Ван взял руку Квай-Гона и сплел его холодные пальцы со своими: — Знаете, это так неправильно, что я зажег свечу. Наверное, стоило дождаться, пока вы проснетесь и сможете зажечь ее сами. Но мне показалось, что нам обоим не помешает немного света. Он присел на край кровати и продолжил шепотом, хотя комната была пуста, а целители давно бросили попытки выставить его прочь. — Вы бы спросили меня про свечу, а я бы ответил, что она символизирует потерю невинности и перемены в жизни. Мне теперь двадцать один, сами знаете, так что я уже не ребенок. А затем я бы отдал вам подарок. Он взял что-то с прикроватного столика и положил мастеру на грудь, которая, хвала Силе, хоть не высоко, но продолжала вздыматься. Еще бы чуть-чуть — и все, да и сейчас его состояние было слишком неопределенным, но Квай-Гон выжил. Все еще не очнулся, но был жив. Подарок Оби-Вана поднимался и опускался в такт дыханию мастера. Эта картина оказалась неожиданно успокаивающей. Оби-Ван погладил пушистую макушку игрушечного вуки и улыбнулся: — Падаван, почему ты даришь мне, взрослому человеку и мастеру-джедаю, мягкую игрушку? — пробурчал Оби-Ван, подражая голосу Квай-Гона. Он поднял вуки и усадил его лицом к Квай-Гону, словно тот его рассматривает: — Потому, Мастер, что я больше не ребенок и она мне больше не нужна, — его голос перешел в шепот. — Правда, я все еще ненавижу спать один, и мне подумалось, что, может быть, вы — тоже и что вы будете рады компании. Но поскольку вы вряд ли разрешите мне стать этой компанией, то я остановил свой выбор на вуки. И не то чтобы я собирался вам об этом говорить, мой дорогой упрямец. Он положил вуки рядом со спящим мастером и снова сморгнул подступившие слезы. «Не спящим, — поправил он себя, — спящего можно разбудить». Как Оби-Ван его ни звал, Квай-Гон не просыпался. Но Оби-Ван все равно отказывался плакать. С тех пор, как Квай-Гона ранили, он не проронил ни слезинки. Ему сказали, что бесполезно пытаться говорить через их ученическую связь, что Квай-Гон не очнется независимо от того, как долго или как громко он будет звать. Но это не остановило его от попыток. /Проснитесь, Мастер. Пожалуйста. Я зажег в Ше’наре свечи. Я знаю, что вы очень любите делать это сами. Пожалуйста, откройте глаза, велите мне идти спать и, ради Великой Силы, перестать трястись над раненым мастером-джедаем, как исаламири над яйцом./ Тишина. И не только в комнате, но и внутри. Он мог заставить себя не замечать тишину вокруг, но та, что была в его сознании и сердце — оглушала. Он вздохнул и снова взял вуки: — Думаю, что сейчас тебе не единственному нужно оказаться в этой кровати. Не обращая внимание на голос разума, который твердил, что он слишком большой для таких вещей, Оби-Ван забрался с ногами на кровать и осторожно, чтобы не потревожить повязки с бактой, свернулся калачиком рядом с мастером, положив голову ему на плечо. Оби-Ван снова вздохнул, почувствовав запах Квай-Гона и его тепло. Пока было тепло, оставалась надежда. Он продолжал говорить через связь, хотя целители и утверждали, что у обычной речи было больше шансов быть услышанной. Но он лучше знал. /Помните, несколько лет назад вы обещали, что всегда будете помнить свет. Не нарушайте теперь своего обещания./ /Помните, Мастер, пожалуйста./ /Держитесь, хотя бы ради меня./ Он вызвал в уме картинку Ше’нары, уютный свет ее свечей и прошептал в связь: /Даже в мой самый темный час, свет всегда рядом./ /…неправильно говоришь…/ — едва различимо прозвучало в его голове. Оби-Ван так резко сел, что чуть не упал с кровати. /Мастер?/ — осторожно обратился он. Темно-голубые глаза открылись, и, встретив взгляд падавана, Квай-Гон хрипло проговорил: — Бен? Оби-Ван схватил его за руку: — Да, Мастер, это я. И в этот раз он не стал сдерживать слез.