Береги себя.

Костя дышит судорожно, чувствуя, как к сердцу волнами подступает боль. Пытается уцепиться за что-то, опереться, борясь с наступающим приступом удушья. Во рту сладко-терпкий привкус цветов, отчего тошнит и дышать больно. Спасительный кислород перебивают цветы в горле. Кучаев дерёт ногтями грудную клетку, чувствуя, как изнутри ветви раздирают его убитые нахер лёгкие. Сгибается пополам, отхаркивая склизким кровяным комком маленькие белые лепестки, вместе с целыми цветами, отделёнными от веток. Боярышник. Как иронично. Он буквально блюет надеждой, засевшей в глубине его лёгких. У этой блядской Вселенной есть чувство юмора. Определёно. Он же, блять, надеялся. Каждый ёбанный раз, когда они стояли с Федей рядом, Костя надеялся, что друг (хотя нахуй какой друг, друзей не так любят) обнимет его, путаясь рукой в волосах. Но то ли Кучаев был такой недалёкий, не сумевший различить, реально ли Чалов с ним флиртует или это очередной блядский стёб лучшего друга. Всё разрешилось в один день, когда Федю на выходе из спорткомплекса ждала милая брюнетка. Она подцепила Чалова за руку и чмокнула его в появившуюся на щеке ямочку, а затем смущённо протянула руку Косте, который едва дышал. Федя, расплываясь в самой милой и искренней улыбке, представил ему свою девушку. Кучаев жал хрупкую ручку девушки, чувствуя, как внутри лёгких что-то шевелится, мешая нормальному дыханию. На следующий день они как всегда вместе трепались в раздевалке, пока наконец разговор плавно не перетек на девушек футболистов. – Она тебе нравится? – вдруг неожиданно задал вопрос Федя и от отчего-то пристально заглянул ему в глаза. Внутри что-то опять зашевелилось, и вдруг Костя отчетливо понял – нравится она ему или нет – сути это не поменяет. От этого Чалов не станет каким-то волшебным образом его любить. А выбор чужого человека нужно уважать. Даже если он не в твою пользу. – Да, – сильно хрипя, выдохнул Кучаев, чувствуя, как ему делается дурно и внутри лёгких что-то шевелится. Чалов выдохнул, даже как-то счастливо, а потом крепко обнял его. – Спасибо, – Федя прижал его поближе. Костя обнимал его в ответ, чувствуя, что ему резко становится лучше. – Я боялся, что ты не оценишь... Костя хвастается за стены, как за единственный способ устоять на ногах, когда в глазах всё плывёт от боли, заставляя всё вокруг плясать в размытом тумане. Кучаев глотает ртом спасительный кислород, которого стало так неожиданно мало, но получается как-то херово, если честно. В глазах темнеет от нехватки воздуха и страх колотит его крупной дрожью. Костя едва ли не впервые думает о том, что конец его близок. От этого слёзы льются из глаз, ему до нечеловеческого страшно. Темнота – липкая и холодная – хватает его за лодыжки, разгоняя по телу страх, заставляя его в очередной раз открыть рот, в попытке очередной раз глотнуть воздуха из-за накатывающей удушающей волны. Он же понимает, что это конец. Боль отступает. Костя знает, что это ненадолго. Потом ещё один приступ. Ещё и ещё. Пока он не умрёт от удушья, или от боли, с которой ветви откроют себе путь на свободу. А пока он открывает дверь на балкон, словно бы в последний раз наслаждаясь открывшимся ему видом на ночную Москву и в последний раз думает, думает, думает. Думает, что поступает правильно, ведь Федя с ней счастлив по-настоящему. Думает, что мог бы всё испортить и тогда Чалов никогда к нему не подошёл. Думает, что счастлив даже просто от того, что Федя позволял ему любить его и выражать свою заботу и поддержку. Воздух начинает резко колоть лёгкие и Костя знает – это конец. Телефон в кармане домашних шорт вибрирует, оповещая о входящем вызове. Кучаев, не глядя, берёт трубку. – Привет, Кость, – весело приветствует его Федя. Сердце резко пропускает удар. – Слушай, мы тут с Астиком, Жорой и Тимой собираемся посидеть. Хочешь с нами? Лёгкие схватывает спазмом и Костя обращается ко Вселенной в последний раз, умоляя дать ему поговорить. – Прости, Федь, – хрипит Кучаев, надеясь, что на том конце провода не слышно, как он глотает воздух. – Не смогу. – А почему? – голос Чалова звучит отчего-то расстроенно и лёгкие начинает колоть сильнее. – Личные дела, – он судорожно выдыхает, кладя руку на грудь, чувствуя под пальцами разгоряченную кожу. – Понятно, жаль, – сникает Чалов, так что в сердце отдаётся разрядом. В трубке виснет тишина и Кучаев отчаянно решает, сейчас или никогда. Три, два, один. – Федь, послушай, что я тебе сейчас скажу, – грудь ощутимо колет болью, но Костя должен сказать. Хотя бы раз в жизни. – Да, конечно, – Кучаев отчаянно глотает кислород. – Ты счастлив? – на едином выдохе спрашивает он, в то время как боль становится всё более невыносимой. – Сейчас или вообще? – не понимает Чалов, а Кучаеву приходится делать ещё один глубокий вдох. Сил не хватает. – Сейчас и вообще, – боль, кажется, ломает ему рёбра, и в горле вновь ощущается сладко-терпкий привкус. – Счастлив, – серьёзно отвечает Федя и Костя облегченно выдыхает. Значит всё в порядке. – Я рад, – пересохшие губы трескаются от нехватки кислорода, а Костя судорожно пытается вздохнуть, чувствуя как тело током прожигает боль. – Пожалуйста, береги себя! Я тебя очень люблю. Дальше – темнота. Кучаев не знает, выпал ли телефон за балкон и разбился или же валяется где-то на полу. Он кашляет, чувствуя, что горло режут тысячи лезвий, а губы пачкаются в крови. Блядский боярышник. Липкая темнота словно поглощает его тело. Костя знает, что всё, что он не выберется и перед тем, как окончательно впасть в забытьё, вспоминает. «Привет, меня зовут Федя Чалов. А ты новенький, да?» Федя обнимает его, после первого забитого им гола. Они смеются, сидя в автобусе, а потом спят друг на дружке. Костя помогает Феде подняться после того, как его впервые уронили на поле. Федя держит его под руку, прижимая к себе поближе, прося уйти к врачам, но Костя упрямо требует оставить его в микст-зоне, чтобы досмотреть матч. Чалов треплет его по волосам. Кучаев звонит ему перед отъездом в Германию на операцию. Федя разговаривает с ним аж до самого взлёта, не смотря на то, что ему рано вставать на тренировку. Чалов пишет ему, пока он в Германии, каждый день, прося не унывать, обещая, что они совсем скоро будут играть вместе на поле. Федя представляет ему свою девушку. Костя впервые кашляет цветами. – Она тебе нравится? – Да. – Спасибо! Я боялся, что ты не оценишь. Приступы усиливаются. Костя обнимает его перед первым выходом в основе на поле, а Федя шепчет, что всё будет хорошо. Болезнь прогрессирует. Кучаев понимает, что это смертельно. – Ты счастлив? – Да. – Я тебя всегда очень любил.