Я - Дракон

Мне нравится этот забытый и заброшенный дом. В нем так тихо и спокойно, будто ты находишься в другом мире. От него веет стариной и тленом. Но он не мертвый. Он просто очень старый и одинокий. Половицы совсем разъехались, но крыша еще крепкая, хотя местами и протекает талая вода. Окна пустые, без занавесок, пыльные стекла впускают в темноту комнаты тусклых солнечных зайчиков. Я люблю сидеть здесь, на старом дубовом столе и смотреть в окно на мутный весенний пейзаж. Он чем-то напоминает мне мой родной, забытый и такой далекий мир. Такое же серое небо в мелких каплях дождя, черная промерзшая земля и неясные черные тени. А может, мне просто кажется, что я его помню. Я так давно здесь, что воспоминания о прошлом почти исчезли из моего крохотного мозга. Сам ли я выбрал хозяина, или кто-то сделал это за меня? Неважно. Я чувствую его приближение, могу смотреть на мир его глазами и даже читать его мысли. Я вижу бегущие за окном поезда поля с выжженной черной травой, яркие солнечные лучи и тонкую ленту реки с грязными кучами снега на берегу и прозрачными стеклами льдин на воде. Странно, но мысли хозяина не здесь. Его не радует ни солнце, ни просыпающаяся после зимы природа. Он видит совсем другую дорогу – длинную, каменистую. Она вьется по склону высокой горы вниз, к быстрой горной речке в чаще леса. Картинка меняется. Ночь. Колючие кусты пытаются разодрать своими когтями штанины, а деревья путаются под ногами огромными корнями. Вокруг тонко пищат горячие и острые крылья пуль. Вдалеке тяжело стрекочет автомат. И эти голоса за спиной. Они преследуют и раздражают громкими гортанными выкриками. Рядом треск ломающихся сучьев и тихий стон. – Рагозин…Поднимайся… Я впервые слышу его голос. Теплый и добрый, он мне нравится. От него веет светом и силой. Я не вижу Рагозина, но по тяжело бухающему сердцу в груди моего хозяина, понимаю, что этот Рагозин уже не сможет встать. Новая картинка. Брезент, накрывающий кузов, мерно подрагивает от движения грузовика и громко хлопает незакрепленными крыльями, впуская внутрь тяжелые и горячие вспышки полуденного солнца. Напротив сидят несколько молодых, бритых «под ноль» мальчишек. Между их коленями мирно спят автоматы, а в глубине глаз дрожат мелкие кристаллики страха. Снова свист пуль и брезент вдруг превращается в ночное небо с россыпью звезд. Тонкие солнечные нити мечутся по испуганным лицам мальчишек и пыльному полу. – Все из машины! – командует лысый загорелый сержант. – Мелкими перебежками в ущелье. Патроны беречь. Самоедов, Мельников! Прикрывайте молодняк! Бежать в сапогах по острым камням тяжело. Еще нужно успевать отстреливаться от выскакивающих на дорогу бородатых мужиков в камуфляже. – Мельник! Прикрой! Сержант ранен! – слышу хриплый голос хозяина. – Самоед! Стой! Но перед моими глазами только мелкие камни, выскакивающие из-под каблуков солдатских сапог, а в ушах тонкий свист пуль и рокот автоматов. – Товарищ сержант! Держитесь! Я вас вытащу! Говорить тяжело. От гари, которая черной тучей расползается над горящей машиной, в горле начинает першить. Глаза слезятся, а нос забивает тяжелая вонь паленой резины. – Выполняй приказ, Самоедов! – тяжело хрипит лысый сержант, стараясь зажать рукой пульсирующий ярко-красный фонтан, бьющий из бедра. – Молодняк выведи! Они еще не обстрелянные. – С ними Мельник, – хозяин пытается поднять сержанта и закинуть себе на спину. В этот момент на дорогу выскакивает черноволосый парень и громко кричит, привлекая к себе внимание. В его высоко поднятой руке зажато что-то небольшое, но очень опасное. – Сука! – сержант вырывается вперед и, что есть сил, бросается в сторону входа в ущелье. Последние воспоминания странные. Словно в замедленном действии из руки черноволосого парня вылетает граната. Сержант отталкивается ногами от земли и, заливая серые камни кровью, падает на нее грудью. Громкий взрыв, и уши закладывает мокрой ватой. Лицо обдает каменным крошевом и теплыми каплями чего-то липкого. В грудь бьет тяжелая горячая волна и отбрасывает назад. Острая боль в спине, от которой чужое солнце медленно меркнет в черном смрадном тумане. Вот черт! Этот запах! От него все скручивается в животе, и я вспоминаю, что уже пару дней ничего не ел. Кто-то там, в вагоне, развернул поджаренную курочку с чесноком. Конечно, ожидание соединения с хозяином процесс интересный и волнительный, но надо подумать и о бренном теле. – Семёныч! Куда дрова-то складывать? Как только я выбегаю из дома, к покосившемуся забору подъезжает помятый грузовичок. Из него вылезает такой же помятый мужичок и в растерянности чешет проплешину на голове. – Ты сараЮшку вона видишь? Второй мужик, крепкий и коренастый высовывается из кабины и показывает рукой в сторону небольшой пристройки. – Может, подсобишь, Николаша? Плюгавый корчит несчастную рожу, но Николаша только цыкает и качает головой. – Я тебе за что поллитруху самогону поставил? Чтоб еще и дрова с тобой разгружать? Мне совсем неохота выслушивать полемику о дровах и поллитре самогона между двумя деревенскими мужиками. Мои кишки от голода сжались в животе в тугой болезненный комок. Через небольшое поле, у самой кромки леса – единственный обитаемый дом на деревне. Там живет старый пасечник. Конечно, особых деликатесов я у него не найду, но корка хлеба где-нибудь за печкой для меня точно найдется. Возвращаюсь уже затемно, и вижу огромную гору поленьев, сваленную прямо перед домом, а рядом пустую бутылку. Видимо, самогон пошел хорошо, а вот дрова не очень. Я снова сажусь возле окна и прислушиваюсь. В голове только тихое урчание мотора и голоса. – …да недолго ехать. К утру доберемся. Я там распорядился, чтобы тебе дров привезли. – Спасибо, Мельник. И за дрова, и за то, что хату мне подобрал. – В этой хате никто уже года три не живет. Но ты не переживай! Подсоблю с ремонтом. Будет как новая. Еще невесту тебе найдем! – Из наших видел кого? – Знаешь, Самоед… Если честно, не хочу я никого видеть. И вспоминать не хочу. Хочу забыть этот кошмар. – Я тоже… Меня даже психиатру в госпитале показывали. – Это зачем? Ты вроде спокойный. На психа не похож. – Кошмары мучают. Я спать не могу. – Да, Самоед… не отпускает нас война. – Мне иногда кажется, что я умер тогда… в том ущелье.