Сборник странных сказок

***

Ведьмины игрушки Праздник почти на носу. Красно-белый и золотой, подарки и брызги шампанского, фейерверки и серпантин. Но это будет потом. Этот год состоял из обломков перьев да из оторванных листьев календаря. Майя аккуратно складывает их в коробку, стараясь не повредить. Шуршат от движения. Приглушённо и сухо — бумага, говорят, всё стерпит. «В отличие от людей?» — вопрос на язык просится, но слова комкаются в горле, не находя выхода. Нет. Человек может преодолеть гораздо больше. Кроме того, у него всегда есть шанс хоть что-то сделать. Помимо того, чтобы просто терпеть. Ведьма может заварить себе чай, например, или собственноручно изготовить ёлочные игрушки. То есть не только ведьма, конечно, но речь о ней. С горькой нежностью Майя гладит шершавое и почти живое. Каждая вещь — это память. Когда ты ведьма, память обретает дополнительный смысл. Когда ты городская ведьма, смысл становится твоей главной силой. Остальное — не более чем декорации. Заготовки для будущих украшений прозрачны и круглы, пластик надёжнее стекла и хранится дольше. А наполнение всегда выбираешь сам. Майя выбирает. Этот год состоял из обломков перьев да из оторванных листьев календаря. Будто бы малость, пролетел, как миг, — не заметилось, не свершилось многое. Но если память пошевелить, глядишь, окажешься богачом. Майя чешет за ухом ручного дракона. Он чёрен и к дому ещё не привык, рычит иногда, скалится, однако погладить себя даёт. Учится помогать. Первый шар подвешивается на кончик гибкого хвоста — январь и февраль, слипшееся комком. Вихрем зима прошлась там, где снег чаще тает, едва коснувшись земли. Ртутные блики, отдающие серебром. Взгляд зверя, и круглый пластиковый бок запечатляет оскал. Такие на ёлке, наверное, лучше повесить внизу. Второй — март, апрель и кусочек мая. Майя смеётся вроде бы, только кошка кидается ластиться в ноги, почуяв тоску. Парадоксально яркая мишура цвета свежей травы внутри. Запах настоящей хвои. Едва-едва слышный звук, смешавший в себе губную гармошку, ханг и гитару. Самый волшебный предмет, наполненный. Присмотрись. Там пляшут молодые тени, и изнутри по прозрачной стенке тянутся слова потерянных сказок и стихов. Это — на уровень глаз. И пусть с одной стороны по пластику поползли трещинки, весна оттого лишь ценней. Дракон недовольно сопит. Дыхание тычется в руку приплюснутой мордой. Майя ненадолго прерывается, и тёплое свечение чуть ниже ключиц сбавляет обороты. Воздух перестаёт искрить. Магия требует бережности и усилий. К себе бережности. По всей комнате от сквозняка покачиваются гирлянды, на кухне сопит чайник. С улицы тянутся уже слегка пьяные песни гуляющих и снежный хруст. Минутная передышка на вдох и выдох. Взмах рукой. Снова сиянием окутывает. Пахнет омелой и апельсинами. Лето срывается с губ солёным привкусом моря. Шар заполняется им целиком, мерцает, подрагивает волнами, получившими границу. Под самым верхом покачиваются чаячье перо и бумажный кораблик. Внизу, на искусственном дне, расчерченном ровной зеброй, — мелкая ракушка и тротуарная пыль. Город (обласканный солнцем, взбодрившийся грозами) сливается в танце с природой и отсутствием голосов. Последняя форма наполняется сушёными травами и прелой листвой, отпечатками отчаянно горячих поцелуев и нежностью, от которой сердце сбоит. Ведьма прячет среди них одну слезу и впервые за долгое время ощущает умиротворение. Волшебный свет обращается тонкими золотистыми нитями — от груди к осеннему шару, рисует на нём неизвестный чужим узор. Тает. Даже дракон, заворожённый, молчит. Четыре периода, четыре части одного целого колдовства. Майя ценит их всех и всё-таки вешает рядом, над перламутровым праздничным дождиком. Этот год состоял из обломков перьев да из оторванных листьев календаря. Они хорошо пошли на материалы. Коробка пустует. На душе становится легче. Снова выдох. Медленный. Плавный. Прошлому — воля, красоте — настоящее. Мысли теперь чисты. — Спасибо за всё то, что осталось живым, — она говорит, и улыбка смягчает усталое лицо. Так исчезают тревоги.