Ближе

- Баки! Голос Стива обиженный, кажется вот сейчас топнет своей худенькой тонкой ножкой. - Прости, Стиви, - чуть насмешливо, но с искренним сожалением произносит Баки и треплет Роджерса по макушке. Он хочет запомнить своего малыша таким - чуть обиженным, хрупким, ломким, почти прозрачным. Он хочет защитить его от всех, закрыть, запереть на тысячу замков, чтобы только никто не смог причинить ему вреда, даже маленькую царапинку. Баки убьёт каждого, кто с недобрыми целями прикоснётся к его мальчику. Поотрывает руки и засунет в зад. Эта ночь - последняя. Завтра утром Баки уже уходит. Вечером Барнс, ничего не спрашивая, ложится к Стиву в кровать и обнимает всем телом, опутывая конечностями, кладёт подбородок на голову и делает вид, что спит. Кровать дико неудобная для двоих, ужасно узкая, но это лучшая ночь в жизни Баки. - Бак? - шёпотом зовёт Стив и ждёт ответа. Баки считает себя отвратительным человеком, не отвечая, но он сейчас просто не способен открыть глаза - внутреннее чутьё орёт, чтобы он не шевелился. - Я люблю тебя, - говорит Стив совсем тихо. Так тихо, что Баки и не услышал бы, не прислушивайся он. Сердце заходится в ритме жиги, отбивая такт как матросы - весёлые движения тяжёлыми сапогами по палубе. Он не знает, верить ли ему. Стив судорожно вздыхает и осторожно разворачивается в кольце рук так, чтобы быть носом к носу, дыханием в дыхание. Стив гладит бритую щёку едва уловимыми движениями, почти не касаясь кожи, пальцы у него дрожат, но он не смеет прекратить это делать. Стив чуть приближается - ещё ближе - и неумело, неловко касается губ Баки своими. Он уже собирается отстраниться, но Баки не выдерживает - сильнее прижимает его к себе - ближе, ближе! - и целует глубже, больше, нежнее, заставляя Стива застонать. И у самого Баки сердце готово прорвать грудь и сбежать, впаяться в Стива, забраться под кожу и там остаться. Стив отвечает как умеет, то есть н е умеет, и от этой неопытности, от желания Стива у Баки сносит крышу. - Я тоже тебя... люблю, - всё же запинается Баки. - Я так не хочу тебя оставлять, родной, ты бы знал, но так надо, Стиви, малыш... Мы вернёмся совсем скоро, слышишь? Стив, ты меня слышишь?! Но Стив почти не слышит слов - он ревёт, всхлипывая и икая. Это совсем не так как в кино - романтично-искуственная слеза не стекает аккуратно по щеке. Это некрасиво, мокро, сопливо, и Стив не знает, почему он плачет - то ли от горя, что Баки уезжает, то ли от облегчения, что он его, кажется... любит. - Баааки! - кричит Стив, размазывая по лицу сопли-слёзы-слюни и совершенно не стыдясь этого, это же Баки. Самый лучший, самый родной, самый понимающий. - Я знаю, Стиви, я знаю, - говорит Баки, и Стив не понимает, что там такого Баки знает, но ему становится легче. Баки вытирает Стиву лицо огромным носовым платком из-под подушки, о существовании которого Стив не знал. Он всхлипывает реже и реже, уставая от собственной истерики, и ковыряет пальцем пуговицу на пижаме Баки. Тот убирает его руки и прижимает к себе. Баки невыносимо думать о расставании, и на самом деле он знает, что "скоро" может и не настать. Или настать нескоро. Баки умирает впервые.