По тонкому лезвию.

Он сидел взаперти уже около шести лет. Лечение психики проходило очень тяжело. Германия помогал, как мог. У него ведь хорошая медицина. Но и она не всесильна. Старшему Варгасу уже легче, но он все еще ни с кем не разговаривает. Психотерапевту приходится из него все вытаскивать клещами. Романо отказывается есть и пить, все необходимые вещества ему вводят по вене. Венециано и сам сидит на успокоительных. Людвиг рядом каждую свободную минуту рядом или хотя бы на связи. Он никогда не показывает, но прекрасно видит, чувствует, понимает. В конце концов, и у солдата есть сердце. А Италии, да и Португалия, что растил долгие годы, вовсе не воины. У них живые, мягкие, трепетные сердца, которые не переносят боль и с трудом заживают после ран. Он каждый день слышит, как Антонио зовет его по имени. Он не знает, что ответить, когда Испания спрашивает «Почему?». Почему ушел? Почему поступил так с братом? Да, с братом. Почему вернулся? Почему плачешь? Зачем? Ему каждую ночь снятся глаза Португалии. Такие же зеленые, как у Карьедо. Те самые глаза, которые достались и ему. Люди брата все время рядом. Потому что Хулио не простил. И никогда не простит. Он знал Испанию еще когда тот был маленьким, растил его, оберегал. Анхель взял Антонио к себе как брата. И любил как брата. Глупого, странного, придурковатого, давно утратившего былое величие, погрязшего в долгах, НО БРАТА. Сам-то Португалия ничуть не лучше, их с младшим братишкой даже путают иногда. Может потому Хулио его и любил? Кто знает… Романо чувствует стыд. Перед Венециано, что подвел его. Перед Германией, что принес столько проблем. Перед Португалией. Перед Испанией… Брат снова звонит — Алло. — Ты снова решил это сделать. — Венециано не спрашивает, знает. Чувствует еще до того, как он об этом подумает. Каждый раз. Каждый день. Всегда в точку. — Прости. — Это не твоя вина. — Врет, но что делать, если дело касается родной крови? — Нет. — Не надо. — Шепчет он, потому что сил уже нет ни на что. — Почему ты тогда не… — Я никогда бы не смогу, даже если захочу. — Зачем? — Надо. — Не понимаю. — Поверь мне. — Все равно… Зачем? — Надо. — Кому? — Тебе. Мне. Ему. — Мне не надо, да и вам тоже. — Надо. — Почему? — Любим. — А он? — И он. — Врешь. — Нет. — Врешь. — Не вру. — Откуда… — Знаю! — Ты все при… — Нет. — Я все равно… — Не надо! — Нет. — Не смей! — Брат, я уже… — Еще нет! — Брат… — Нет! — Но ведь я… Это в самом деле был я. — Ну и что?! — Брат… — Ну и что, что это был ты?! Я не дам вам встретиться раньше срока! — Мне не за чем тут быть. Он ушел. Ты волнуешься. Людвиг вместе с тобой. Хулио тоже. Я действительно приношу только страдания. Это же правда! Я не умею делать другим хорошо. Я не могу никого утешить, только разочаровать. По моей вине вам всем больно… ЕМУ… Ему было так больно, что он решил уйти… на совсем. — Не смей! -… — Романо! -… — Романо, черт тебя побери! Ты свихнулся?! Не смей! Не вздумай! Слышишь, меня?! Романо! -… — Рома… но…

***

— Алло. А, босс! — Что с ним?! — А? — Ты глухой или тупой?! Что с моим братом?! — А… Он… Да все в порядке. Он только что спустился в кухню. Там же наши, ничего не случится. Или что-то произошло? Вы так взволнованы, босс. О, он оставил в своей комнате телефон, вы недоговорили? — Господи, храни мою грешную душу… — Босс? — Не важно. Продолжайте работу. — Слушаюсь.

***

День. Еще один мучительный день подходил к своему логическому завершению. Смеркалось, Венециано с невероятным усилием полз домой. Если вы думаете, что его жизнь состоит из сна и поедания пасты, то вы глубоко заблуждаетесь. Да, он во многом полагается на Бальдшмидта, который априори загружен больше, но ежедневную бумажную волокиту никто не отменял. После того, как он снова начал пользоваться влиянием мафии, пришлось разбираться со всеми их делами: разгребать косяки, вникать в ситуацию, участвовать в разборках, поддерживать свой авторитет, договариваться с донами, улаживать конфликты и еще миллион проблем связанных с миром мафии. О, и еще одна маленькая, совсем незначительная деталь — его сводный брат покончил с собой, а родной стремится примерно к такому же исходу. Его. Родного. Брата. Может. Ни стать. В любой. Черт побери. Момент. Эта мысль заела у него в голове и не давала покоя ни днем ни ночью. Италия стал ужасно нервным. Но и это еще не все! С Людвигом — тоже полный кавардак. В общем-то кавардак, на самом деле, только у Венециано, Германия же смиренно ждет пока все устаканится и помогает по мере сил. Каждый день Северный Италия выпивает целую уйму таблеток, чтобы держать себя в адекватном состоянии, и кофе. Много кофе. Когда он в последний раз нормально спал? Когда он в последний раз вообще спал? Сутки назад. Кажется. Но это сейчас не важно. Сон последние пару лет вообще перестал быть чем-то важным. — Святая Мария, я наконец дома! — Италия поднялся по ступеням к входной двери небольшого частного домика. — Это прекрасно, только где ключ? Эх… А, вот. Дверь отварилась и владелец вошел внутрь. Не обращая внимания на членов мафии, он просто поднялся на верхний этаж, зашел в свою комнату и упал на кровать. Больше сил ни на что не было. Тяжелые мысли снова нахлынули. Италия издал истошный звук. — Селсо. — ответа нет. — Селсо! СЕЕЕЕЛСООООООО!!! — Да, бос. — Дай мне документы на подписание. — Вы подписали все. — Контракты. — Тоже. — Соглашения. — Уже. — Отчет по продажам? — Утвержден еще вчера. — Что с теневым рынком? — Благодаря вам, все проблемы на данный момент решены. — Стычки? — Сегодня не было. — Кто-нибудь родился? — Вы уже всех перекрестили. — Устрой мне совещание. — Семнадцатый за неделю и пятый за день? — Экономика? — Спрогнозировано. Еще один истошный звук. — Да есть у тебя хоть какое-то дело?! — Нет, босс. — Слушай, Сорди… — Селсо, господин. — Значит так, Фаббро, скажи мне честно. У тебя девушка есть? — Босс, вы пьяны? — Еще нет, но близко и желательно. А что? А… О, прости. Забыл, что ты с Ромео… Некрасиво получилось… — Подумайте о брате. — Он и сам о себе не думает!.. А как раз из-за того, что я думаю о брате, я и пью. — Проведали бы его. — Видеть его не хочу. — Хотите, но не можете показаться в таком виде? — Не хочу, а слабаком мне быть не в новинку… — Вы любите брата. — Ненавижу. — А знаете о каких словах он сейчас сожалеет? — … — Не упрямьтесь, сходите. Дело десяти секунд — пройти в соседнюю комнату. — Пойду погулять. — Вы на ногах ели держитесь. — Я сказал «гулять», значит «гулять». И он выполз из дома.

***

Венециано пропал на сутки и вернулся только утром. В нем уже метался из угла в угол сильно обеспокоенный Германия. Италия влетел в здание подобно урагану. — Италия? Где ты был?! — Собирайся, мы срочно выдвигаемся! Я уже позвонил Хулио! Он будет позже! — Куда? И ты не ответил на вопрос. — Я все объясню, а сейчас собирайся и помоги мне выпихнуть Романо из дома! Дон Беручо, я оболжу вашу машину. Венециано на всей скорости вломился в комнату старшего брата. — Мы едем, ты с нами! Пойдем! — Куда?! — Увидишь! Честно говоря, у всех, включая самого Венециано было ощущение, что тот совсем тронулся умом. Он буквально выволок Романо из дома и запихнул в машину. Ошеломленному Людвигу ничего не оставалось, как последовать за Италиями и узнать в чем дело.

***

— Вот он! — Кто? — Хором произнесли пассажиры. — Детский сад! Романо, быстрей! Нам туда! — В давно погасших, усталых глазах Венециано блеснул еле заметный огонек. — Давай же шевелись. Все трое подошли к воротам детского садика. Там стояла какая-то мамочка с сыном и что-то ему говорила. Романо стоял как вкопанный. Младший брат толкал его в спину, пока они не добрались до той самой парочки. — Доброе утро, сеньора! — обратился Венециано к женщине. — Ох, это вы? Доброе утро! — Как продвигаются дела? — Потихоньку осваиваемся. Перееезд в другую страну — тяжелое дело, но мы здесь скорее всего не надолго. Сыночку очень понравился Рим. Мы с мужем тоже больше хотели бы жить там. — Вот как? — Переводя взгляд на мальчика лет пяти. — Тебе действительно нравится Рим? — … — Малыш отвел голову в сторону. — Ну же, Антонио, не стесняйся. — Ласково произнесла мамочка. — Очень понравилось. — ответил наконец мальчик. — Вот и славно. — Улыбнулся дрожащими губами старший Варгас.